Читать интересную книгу Зеленая западня - Анатолий Стась

— Знаю. Здешние колонизаторы ничем не отличались от “знаменитого” Стенли, который огнем и пулями прокладывал себе дорогую через экваториальную Африку и там, где шел, оставлял трупы и пожарища, — промолвил отец. — Всем известно, с какой жестокостью вели себя с местным населением разные пришельцы-авантюристы. Золото, бриллианты, олово, редчайшие руды… Вот что их влекло сюда. Тем не менее на территории настоящей Сени-Моро этих богатств никогда не было и нет. Разве что каучук и кофе. Однако туземцев и здесь почти истребили. Возьмите племя галу. Вы же говорите: их осталась горстка. Все, кто выжил, держатся вместе не потому, что галу враждовали когда-то из каджао. Когда дым бару-орчете извещал о появлении новых непрошеных гостей, вооруженных винтовками или пулеметами, наученные бедой индейцы спешили по возможности дальше в глубь сельвы, держась вместе, так как понимали простую истину: останешься с врагами и с джунглями сам на сам — погибнешь… Однако, сеньор, мы отвлекаемся. Вы еще подумаете, будто я собираюсь вмешиваться во внутренние дела вашей страны, — улыбнувшись, сказал отец. — Недавно я услышал индейскую песню, она поразила меня каким-то скрытым содержанием. Песни не возникают из ничего, они имеют живые корни, хотя и не всегда понятны, особенно постороннему, как я.

И отец рассказал сеньору Аугустино о всем, что мы услышали от Катультесе.

В комнате воцарилась тишина. Пилот задумался, и мне казалось, что он вот-вот припомнит важное, неожиданное, занавес над тайной поднимется, и я узнаю о чем-то невероятно интересном.

Но этого не произошло. Сеньор Аугустино отодвинул стул, его фигура заслонила окно. Стоя посреди комнаты, он заговорил:

— Катультесе вроде не способен выдумывать небылицы, а все же… Может, вы не поняли старика?

— В этом и дело, что понял.

— Тогда надо как следует во всем разобраться.

— Конечно. Рассудим трезво. Отвергнем мистику, забудем о человеке, который будто бы способен на протяжении десятилетий сохранять свою внешность неизменной. Попробуем взглянуть на события с другой стороны. Все, о чем твердит Катультесе, произошло шестьдесят восемь лет тому. Сейчас старому восемьдесят три, в то время было пятнадцать… Вам о чем-то говорят эти цифры, сеньор Аугустино?

— Гм…… Значит, речь идет о первом годе после второй мировой войны?

— О! Именно туда ведет нас арифметика. А что подсказывает логика? В тот период уже были дотла разгромлены фашистские войска, кровавая, тягчайшая за всю историю человечества война только что закончилась. Настал мир. За него было заплачено дорогой ценой: города лежали в руинах, миллионы людей — в могилах. Стар и млад проклинали Гитлера, нацистов. В Нюрнберге уже заседал Международный трибунал, военных преступников ждало справедливое наказание…Я вот что хочу сказать, — отец повысил голос. — В те дни еще не выветрился дым крематориев над концлагерями, людям еще слышался звук эсэсовских автоматов и мерещились рвы, заполненные трупами расстрелянных. А потому, сразу по войне, проявление массового насилия вызвало бы у народов всех стран бурю гнева и негодования. В ту пору отчаянные колонизаторы, расисты, душители свободы присмирели и сидели тихо, как мыши. Они распоясались со временем. Конго, Вьетнам, Португальская Ангола, Греция, Израиль… Что же первые года после укрощения фашистов — мерзопакость не отважилась бы издеваться над людьми и в отдаленнейшем закоулке планеты. Прибегнуть тогда к варварским методам гитлеровцев могли бы разве что изверги, которым уже не было чего терять. Возникает вопрос: кто именно и с какой целью шестьдесят восемь лет тому устраивал облавы, убивал, уничтожал здешние племена индейцев?

— Ваши соображения, шеф, мне понятные, — сказал сеньор Аугустино. — Возможно, что иные эпизоды того времени удастся расшевелить. Я готов помочь вам. Надо поискать среди индейцев людей, которые были свидетелями событий и знают, может, даже больше, чем Катультесе… Что ж относительно мужчины с яхты, о котором рассказал старик… Шеф, ведь же на яхте приплыл сюда новый радист с девочкой. Может, он что-то полезное скажет вам?

— Разве Золтан Чанади прибыл к нам не самолетом? — спросил отец изумленно.

— Нет, не самолетом. Накануне вашего возвращения из джунглей их высадили на берег с этой самой яхты. Суденышко принадлежит панамским ихтиологам.[1]

— Я этого не знал. Что же, Чанади несколько дней провел вместе с экипажем яхты, если рядом с простыми смертными на ее борте находился призрак, то и радист должен был же с ним видеться. Я спрошу у Чанади. А вас, сеньор Аугустино, прошу не забывать о нашей беседе. Странная история, что и говорить… Значит, вертолет наготове? Хорошо. Если синоптики вторично не солгут, скоро полетим к Уиллеру, в джунгли.

— Я буду ждать вашего указания, шеф.

Захватив свой черный плащ, пилот вышел из комнаты.

Отец взглянул на меня.

— Вот такие дела, казаче. Работать надо, своим делом заниматься, а здесь всякие тебе чудеса мерещатся… И чего бы вот им именно теперь мерещится? — Он обращался ко мне, а думал о чем-то своем, я видел это, так как хорошо знал отца.

Я взял пластмассовую коробку с шахматами и направился к двери. Отец попросил вслед:

— Стукни, Игорь, к радисту, скажи ему, чтобы зашел ко мне.

В коридоре было пусто. Сверху, со второго этажа, полились отрывки какой-то мелодии. Рыжему Зайцу, наверное, уже надоело ждать. Я слишком долго задержался. Но если бы он услышал все то, что услышал я в отцовском кабинете! Значит, Ержи в самом деле приплыла на белой яхте… Плыла вместе с загадочным человеком-призраком… Скорей бы дождь перестал лить. У меня возникла одна мысль, я скажу о ней Жаку, он зажжется. Как только ливень прекратится, мы отправимся к индейцам, у поселка. Отец поглощен заботами, своими делами, у него нет свободного времени, он поспешит в сельву, на смену Уиллеру. А мы с Жаком и без него обо всем узнаем! Расспросим у старых людей о тех интервентах-чужаках, о которых вспомнил Катультесе. Не могли же “мертвые” исчезнуть, не оставив после себя никаких следов. Хотя прошло с того времени почти семьдесят лет, и это не так уже и много…

Комнаты Золтана Чанади и его сестры находились по левую сторону по коридору, за колонами, которые подпирали потолок, украшенный лепным узором. Прямо передо мною виднелся прямоугольник широкой стеклянной двери, которым велела на двор. Погожего дня сквозь эту дверь ярко светит солнце, оживляет поблекшую позолоту потолка, цветную мозаику на стенах, до блеска натертые бронзовые перила, которые огораживают ступени на второй этаж. Теперь, под дождем, дверь едва серели, и в коридоре стоял полумрак. Вышев из-за колонны, я увидел маленькую фигуру Ержи, что стояла под стеной.

Потянуло сквозняком. Дверь была немного приоткрыты. На полу от порога тянулась узенькая мокрая дорожка, и там, где она заканчивалась, шевелился темный кусок веревки. Шевелился и тихо шипел, свиваясь, полз к ногам девушки. Если бы неожиданно не пересохло в горле, я не смог бы сдержать вопля. Кажется, это была водная гадюка-болотница. Наверно, ливень занес страшную жительницу болот во двор “замка”, и она заползла сквозь приоткрытую дверь в коридор, оставив за собой темную дорожку…

Ержи не видела меня, так как не сводила глаз из гадюки. В следующую секунду гибкая фигура девушки выпрямилась, пружиной мелькнула от стены. Ее руки будто ухватили воздух возле самого пола. Казалось, она падает и, чтобы удержаться, невольно сделала резкое движение руками. Я аж закрыл глаза. И когда снова глянул на девушку, она уже спокойно стояла под стеной. Гадюка, затиснутая ее пальцами ниже головы, скручивалась в бублик и выпрямляясь, била хвостом об пол.

Впервые я понял, какое вот безобразное чувство, когда тебе вот-вот будет плохо. А Ержи, будто это обычная для нее вещь, цепко держа гадюку, побежала в конец коридора, ногой толкнула дверь и выскочила под ливень. Через минуту возвратилась, приглаживая мокрые волосы. На лице девушки не было и тени испуга. Она в конце концов увидела меня. Длинные ресницы вспугнуто мигнули. Мое присутствие в коридоре взволновала ее сильнее, чем поединок из болотницей.

Я едва собрался с духом, чтобы припрятать, свой испуг. Наверно, то удалось. Девушка направилась ко мне и хотела что-то сказать. Позади послышались тяжелые шаги. По ступенькам сверху спускался Золтан Чанади. Только теперь мне бросилось в глаза, что радист — совсем молодой человек, ему лет двадцать пять, не больше. Ержи метнула в мою сторону вопросительный взгляд. Радист приближался, насвистывал веселый мотив.

— Отец просит вас зайти к нему, — сказал я почти бодрым голосом.

— Хорошо. Я буду у доктора через три минуты. Там, — Чанади кивнул в сторону холла, — начали передавать большой концерт из Вены. Советую послушать. Приглашай Ержи, что-то она сегодня затосковала.