Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город-крепость Изборск привык жить, ожидая нападения. Памятуя об этом, вокруг города почти не было посада - мало кто решался селиться вне пределов городских надёжных стен. За рвом детинца стояло едва три-четыре десятка дворов, коих отделял неглубокий ров первых укреплений. Бывали мирные годы - таковыми выдалось аж несколько лет подряд. Но недавно снова зашевелилось на границах Руси - датские рыцари с благословения епископа Альберта теснили со всех сторон полоцких князей, распространяли латинскую веру на всю Ливонию[60], забирались в земли финнов и чуди. А потому в ожидании того, когда новогородский князь позовёт браться за мечи, жители Изборска не забывали про оружие.
В прошлом году ливонские рыцари разгромили городок Герцик[61], в котором жил удельный князь Всеволод. Он согласился явно творить то, что до сей поры совершал тайно, предавшись латинской вере, свободно пропускал через земли своего удела литовских рыцарей. Видя в том несомненную угрозу своим землям, князь Мстислав Новгородский[62] вкупе[63] с псковским князем Владимиром[64] ходил на крепость Медвежья Голова в попытке отбить её у ливонских рыцарей и утвердить там православную веру.
С ним вместе из Новгорода ушёл и изборский полк, и, помня об этом, в граде многие жили ожиданием завершения похода.
Только несколько жителей Изборска словно не ведали о том. Это была семья покойного рязанского боярина Романа Мстиславича, что с недавних пор жила здесь не то засидевшимися гостями, не то забытыми всеми узниками.
Городом правил отец Яна старый князь Родивон Изяславич - муж в летах, но ещё крепкий телом и духом. Двое сынов было у него, да вот как судьба повернулась - старший, Аникей, сложил четыре года назад буйну голову в распрях князей владимирских, а меньший, Ян, уж несколько лет как служил дружинником у молодого князя Ярослава Всеволодовича. Одно оставалось утешение старому князю под конец жизни - внуки, дети старшего сына - Евстафий шести лет от роду да Аннушка. Маленькому Евстафию в тот год как раз по весне справили постриги[65]. Ещё немножко - и сможет он к мужской воинской науке быть допущен. Старый Родивон Изяславич изо всех сил торопил этот день - Яна не скоро дождёшься к родному очагу, - он с каждым днём всё сильнее чувствовал дающие себя знать года.
В просторном добротном тереме изборских князей долгое время стояла тишина - старый воевода жил тихо, привыкнув к последним мирным годам, он всё надеялся, что при его жизни Изборску не придётся столкнуться с врагом. Год назад схоронил Родивон Изяславич жену, с которой прожил без малого тридцать лет. В доме оставалась только вдова старшего сына Любава с малыми детьми. Хоромы Изяславом Романовичем, дедом Родивона с братьями рубились на большую семью, да только не задерживались в них дети - одни умирали во младенчестве, другие, чуть оперившись, улетали из-под родительского крова. А потому в тереме было много пустующих горниц, и Ян не кривил против истины, когда обещал, что рязанцы ни в чём не будут знать нужды.
Так и получилось. Любава с радостью приняла гостей, устроив боярскую вдову в покоях покойной свекрови, а детей её на женской половине дома. Добрыня оказался поселён в горницах, когда-то принадлежавших самому Яну, что ему не слишком-то понравилось.
Первую зиму, чуть схлынула суматоха новоселья, рязанцы прожили тихо и скучно. Любава чуяла, что горю их надобно перегореть, подёрнуться пеплом времени, и доноры не тревожила гостей. Пока они были чужими, всякий, даже последний холоп, старался как-то не задеть, не обидеть ненароком неосторожным словом. Потом, когда к боярской семье привыкли, их перестали почитать за чужих.
Человек привыкает ко всему. Прошло время - и горе впрямь отдалилось, стало глуше. Через год после пожога Рязани и смерти боярина Романа мало что напоминало о пережитом. Приходилось самим подстёгивать память, чтобы не забыться.
Дети первыми перестали тяготиться своим положением изгнанников. Они сдружились с дворовыми детьми, как когда-то в Рязани и целыми днями бегали с ватажкой новых приятелей за городским валом и к реке. Они успели привыкнуть к новой родине и словно никогда не знали иной жизни. Взрослея, они больше тянулись к сестре Елене и ласковой терпеливой тётке Любаве, что всю жизнь мечтала о большой семье, но осталась одна с двумя малышами. Младшие Романовичи заменили ей нерождённых детей.
Старая боярыня тяжко страдала на новом месте. Первую зиму она всё лила слёзы, оплакивая свою горькую вдовью участь, разорение родового гнезда и несчастную судьбу своих детей. В такой ли глуши жить и расцветать её дочерям, тут ли возмужать меньшому сыну! А старший, Добрыня? Ни силой, ни статью Господь его не обидел, а вот горькая судьба - не служить молодому Романовичу боярскую службу своему князю, не заседать в палате вместо отца своего. Всю судьбу поломали молодцу в единый миг лиходеи владимирцы! Уж и невеста была облюбована, уж и сговор был. В ту осень честным пирком да за свадебку - а оно вон как повернулось! И Елене давно пора было жениха искать, а что теперь? Уж не за дружинника ли того её отдавать! Девушка уж тайком повинилась матери, что в тот раз именно с ним столкнулась в своём саду. Ой, не зря он возле них отирался! Грех замаливал, пёс бесстыжий! Из-за него все беды!..
Так думала старая боярыня, целыми днями сидючи в своей светёлке и глядя на двор. Позовут к трапезе - встанет, выйдет, побудет со всеми - и опять к себе. Забегут дети - оживится ненадолго Ирина Игоревна, приголубит дочерей, вздохнёт, взглянув на подрастающего меньшого сынка, а как уйдут они - снова затихнет. Старшая дочь Елена входила неслышными шагами, на цыпочках, боясь потревожить мать. Она чувствовала свою вину перед нею - мать и старший брат оба узники, оба помнят, что заточены здесь по приказу Великого князя Всеволода и мстительного сына его Ярослава, оба тяготятся житьём в Изборске, а она никак не может себя смирить. Молода боярышня Елена Романовна, а молодость жить хочет.
Скрипнула половица. Ирина Игоревна подняла тусклый от слёз взор и словно не сразу признала дочь. В новом расшитом навершнике[66] Елена была так хороша, что у старой боярыни захватило дух. «Женихов бы ей на двор зазывать, к венцу благословлять. А ныне - кто возьмёт сироту бесприютную?» Слеза набежала на глаза боярыни, она сморгнула и опустила голову.
- Что приключилось, матушка? - Елена мигом оказалась рядом, припала на колени, обнимая мать. - Недужится?
- Всё со мной хорошо, моя сладкая, - Ирина Игоревна погладила дочь по голове сухой рукой. - Ты-то вот, голубка сизокрылая, болезная моя... Нет тебе волюшки, не будет тебе счастья в жизни! Охти, доля твоя горькая!.. Мне-то что - мне уж скоро в землю уходить, к Роману Мстиславичу моему - чую, ждёт он меня, дождаться не может... А вам-то жить, сиротинкам!..
- Да что ты, матушка, - удивлённая Елена вывернулась из-под ласкающей руки матери. - Рано ты о смерти задумалась! Да и чем же плохо-то всё?
- Как же! Пора бы тебе суженого искать да под венец, а тут кому ты нужна? Богатства за тобой ныне нет никакого, а за красу не всякий полюбит!..
Елена опустила голову. Матушка права. Чужие они тут. Первое время Елена сама сторонилась парней, а теперь, два года спустя, чувствовала, что ушло её время безвозвратно[67]. Восемнадцать лет — не шутка! По первости всё приходил на память тот витязь, что их сюда привёз, да постигшее их горе, матушкины речи гневные да долгое отсутствие Яна Родивоновича сделали своё дело - коль и помнила его Елена Романовна прежде, то теперь уж позабыла.
- Не тужи, матушка, - попробовала девушка уговорить мать. - Бог даст - всё образуется!..
- Так, дитятко, - вздохнула боярыня. - Истинно так... Молись Спасителю да Пресвятой Богородице - пусть оборонят да заступу сделают! Молись, милая...
Сама боярыня последнее время много часов проводила перед иконой - лила слёзы да просила оборонить её деток от всякого зла. И сейчас она дёрнула дочь за руку и вместе с нею повалилась на колени перед образами...
... В тот же самый миг дозорный на стене увидел далёкого всадника, что во весь опор скакал к городцу.
Елена вышла на двор, тяжело дыша и сжимая руки на груди. Хотелось плакать - и от досады за свою судьбу и от томивших душу желаний. Она была ещё так молода, так мало видела жизнь, а ныне... Страшно повторить то, что предложила ей только что мать. Как! В её возрасте, совсем молодой принять постриг, уйти от мира в монастырь! В глубине души девушка понимала, что это будет лучшим выходом, но не могла смириться с тем, что в её жизни уже не будет радости. Выйдя со двора, она тихо пошла по улице.
Изборск - городок маленький и тихий, не кажется приграничным. Улицы тесны, на земле постелена мостовая по примеру Пскова и Новгорода. Тесовые заборы огораживают дворы бояр изборских, посадских людей да ремесленников. Тут, как в любом граде, всяк селится близ своих - гончары к гончарам, кожевники к кожевникам. Близ детинца гридни дружины - всякий день там то позванивают мечи, то посвистывают сулицы[68]. Изборцы ждут - не призовёт ли их князь Мстислав Удалой под свою руку, не кинет ли клич Господин Великий Новгород или Псков-град. Кроме дружины, что за давностью лет обзавелась семьями да детишками, добрая половина ремесленного и простого люда при случае за оружие возьмётся - на порубежье только воинам и жить.
- Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский - Валерий Есенков - Историческая проза
- В стародавние годы - Леонид Волков - Историческая проза
- Владимир Мономах - Борис Васильев - Историческая проза
- Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас - Историческая проза
- Юрий Долгорукий - Василий Седугин - Историческая проза