Читать интересную книгу Весна с отколотым углом - Марио Бенедетти

Мягкий, безликий, как будто всегда один и тот же голос, который во всех аэропортах мира оповещает о посадке, напомнил, что нам следует пройти к выходу номер восемь. Во время полета мы продолжали беседовать, а когда стюардесса (на Кубе их называют бортпроводницами) подала нам бутылку с прохладительным напитком, Фалько сказал: «Чудеса, да и только. Везде они на кукол похожи, а здесь — живые женщины, ты заметил?»

В аэропорту имени Хосе Марти мы получили свои четыре чемодана (один его и три моих) и разошлись. Фалько присоединился к своей экскурсии, меня встретили друзья.

Через два дня состоялась демонстрация перед американским торговым представительством. Только недавно была десятитысячная демонстрация перед посольством Перу. Теперь встал другой вопрос: пришло известие о морских маневрах на базе Гуантанамо и об угрозах Картера.

Я шагал по набережной вместе с товарищами из издательства «Каса де лас Америкас». Много лет прожил я на Кубе, но никогда еще не приходилось мне быть свидетелем столь впечатляющего массового шествия. Когда мы стояли на Рампа в ожидании начала демонстрации, я вдруг увидел в десяти метрах от себя Фалько.

Толпа была плотной, продвинуться вперед трудно. Я закричал: «Фалько! Фалько!» Он услышал меня, но, конечно, не мог себе представить, что кто-либо может знать и звать его, поскольку он всего лишь сорок восемь часов находится в Гаване. Но случай всесилен. Я был действительно единственным человеком на Кубе, который его знал, и именно я оказался рядом, в нескольких шагах.

Наконец он меня увидел, изумился страшно и приветственно вскинул свои длинные руки. Прошло не меньше десяти минут, пока нам удалось пробраться друг к другу. Фалько обнял меня. «Вот, черт побери, чего только не бывает! Миллион народу тут, а мы с тобой встретились!» Он был в полном восторге. «До чего здорово, а? Напоминает последний митинг Широкого фронта, верно?» — «Да, только здесь народу больше». — «Это-то конечно. Я про воодушевление говорю, про энтузиазм».

Шествие началось, сначала шагали медленно, потом движение ускорилось. Вдруг Фалько заговорщически подтолкнул меня локтем: «Знаешь что? Я сегодня сделал первый шаг». — «Какой первый шаг?» — «А чтоб здесь остаться». — «О!» — «Да. Пошел в учреждение какое-то, мне показали, народу там полно, все эти, которые, наоборот, уехать отсюда хотят. Подхожу к двери, а ее как раз запирают. Я служащему через стекло знаки делаю, отопри, дескать, на минутку, сказать кое-что хочу, а он головой мотает — нельзя. И тут меня осенило. Вытаскиваю из кармана листок бумаги, пишу «товарищ» и прикладываю к стеклу. Может, любопытство его разобрало, не знаю, только приоткрыл он дверь чуть-чуть. «Сегодня, — говорит, — не принимаем больше заявлений на отъезд, понятно?» — «Да знаю, не за тем я вовсе пришел». — «А зачем же вы пришли?» — «Я с экскурсией приехал. С туристской. Остаться я здесь хочу». — «Что вы хотите?» — «Ос-тать-ся». Парень (это был молодой парень) никак в толк не возьмет. Открыл дверь немного пошире, я и проскочил, а те, кандидаты на выезд в Майами, крик, конечно, подняли. «Вы сказали, что остаться хотите?» — «Да, сказал». Парень глядит на меня во все глаза, будто чудище какое увидел. Потом достает записную книжку, вырвал листок, написал на нем фамилию и мне подает. «Ты вот что, друг, приходи завтра, только пораньше, и спроси этого товарища. С ним и поговоришь. Счастливо». Так что завтра иду. Ну, что скажешь? Или как здесь говорят — как на твой вкус?» — «Я смотрю, ты кубинские выражения лучше усваиваешь, чем австралийские».

Шествие все ускоряло шаг. Постепенно толпа нас разделила, и через некоторое время я потерял Фалько из виду. Мы проходили как раз мимо торгового представительства США (в окнах никого не было видно), когда я снова увидел Фалько, теперь он шел немного позади нас. Громовым грубым голосом, с типичным акцентом жителя Монтевидео, повторял он вместе с веселой толпой: «Пин, поп, предателей вон!»

ДРУГОЙ (Хотеть, суметь и прочее)

В то утро, когда Маноло стал излагать личный и всеобъемлющий взгляд на современное состояние нашей страны, а также некоторые другие свои воззрения, Сильвио пробурчал: ты полоумный (Роландо Асуэро очень хорошо это помнит). Маноло говорил уже полчаса, но, сжав губы, сказал: дай же мне докончить. Сильвио промолчал, и Маноло договорил до конца. Он поставил наконец точку и обратился к Сильвио, весьма довольный собой: ну, теперь что ты скажешь? Ты полоумный, повторил Сильвио непреклонно, и дело чуть было не дошло до кулаков. Тут Сантьяго и он, Роландо, поспешили вмешаться, да к тому же Мария дель Кармен и Тита начали уже всхлипывать, нервы, конечно, никудышные, а Грасиела — та нет, она всегда была суровой, а может — сдержанной, а может — застенчивой; спорщиков усадили, Сильвио, чтобы успокоиться, взялся за мате и так сосал трубочку — на всех дюнах вокруг было слышно. Конечно, выводы Маноло, хоть и весьма конкретные, казались очень уж бесперспективными. Безвыходность проповедует, утверждал Сильвио. И в самом деле, Маноло не видел никакого выхода, никакого спасения, но в правоте своей не сомневался ни на йоту. Те, у кого есть деньги и власть, никогда их не уступят. Не стройте себе иллюзий, мальчики, это вам не скандинавские буржуа, те, чтобы выжить, идут на сокращение прибылей, а наши призовут вояк, хотя после вояки сожрут и их. Конституция? Легальные методы борьбы? Стыд и позор напялившим мундир и надевшим военные кепи? Бросьте, дорогие земляки. Это все давно ушло. Нас поколотят и уничтожат, как гватемальцев, точно так же. Политическая возня ничего нам не даст, мы должны обыграть их на другой площадке. Надо их разбить, всадить им гол, и не один. Пусть даже из аута. Метафора особенно понравилась Сантьяго, и с этой минуты он заинтересовался спором. А Маноло все твердил свое, твердил и твердил, все валил в одну кучу (есть такое танго: что бабочка, что дерево — все одно), потому что страстно желал перемен, только без трепотни, а на деле — подлинные его слова. Маноло не слишком затруднялся в выборе средств (если бог нам не поможет, пусть поможет сатана), главное — достичь цели. Это мне кое-что напоминает, заметил Сильвио с легкой иронией. И ты думаешь, нам удастся с ними справиться, спросил Сантьяго, в свою очередь посасывая через трубочку мате, только сравнительно тихо. Нет, отвечал Маноло с такой горячей уверенностью, словно держал будущее на ладони. Нет, мы не придем к власти, нас раздавят, расшвыряют по тюрьмам, сотрут в порошок, уничтожат. Ну и…? — раздраженно, не то с иронией, не то с изумлением спросил Сильвио. Роландо же, полный разумного скептицизма, лишь поднял брови. Ну и ничего, в бурном увлечении продолжал Маноло. В данный момент — ничего, только победа их будет пирровой. Победить-то они победят, но справиться со своей победой не смогут. На бумаге выиграют, а народ за ними не пойдет. (Легкие аплодисменты в женской ложе) Потеряют народное доверие окончательно. И Маноло поглядел лукаво на Сильвио — ну как, все еще считаешь меня полоумным, а? Может, все мы полоумные, отвечал тот, немного, видимо, остыв, тут Маноло встал и обнял Сильвио, обхватил своими щупальцами, будто осьминог или моллюск из семейства головоногих, как написано в словаре. Тем временем Мария дель Кармен и Тита постепенно приходили в себя и улыбались сквозь слезы — двойная радуга, да и только. Сантьяго же стал вдруг серьезным и сказал: если так, получается, что наша борьба имеет только моральный смысл, а к чему мне нравственная победа, если все равно будут существовать бездельники и латифундисты, ловкие банкиры и бестолковщина, нет, коли уж я ввязался в драку, я хочу победить по — настоящему. Вот чудище-то, отвечал Маноло, все мы хотели бы победить по — настоящему, никакого пороха ты тут не выдумал, дело не в том, чтоб хотеть, а в том, чтоб суметь. А Сильвио вдруг загорелся опять, он догадался, что позиция Маноло имеет более широкий смысл — дело не в том, чтоб хотеть, и не в том, чтоб суметь, а в том, чтоб со страху не очуметь. В женской ложе хихиканье, а равиоли с картошкой уже готовы, ух ты, как скоро, давай, а то вода выкипит, да вы же как заспорите, развоюетесь, ничего не замечаете, целых два термоса мате выдули, безобразие просто, равиоли, господа, хватайте равиоли, а вино-то, вино потрясающее, будто разговляемся на рождество, а как думаешь, после революции равиоли с картошкой будем лопать, а?

ДОН РАФАЭЛЬ (С божьей помощью)

Закрою глаза. Как я хотел бы закрыть глаза, и начать все снова, и открыть их, и увидеть мир не только с той запоздалой ясностью, которую дают годы, но и с жизненной силой, которой у меня уже нет! Бог дает хлеб тому, кто потерял зубы, а раньше, много раньше, когда зубы еще были, он не давал мне пищи. Да, хорошенькую ловушку он для нас поставил… Честно говоря, по народным пословицам можно создать недурной образ Вседержителя. «Не гневи бога!» — что ж, он злой? «Не дай бог!» — что ж, он может дать и дурное? «Богу богово, кесарю кесарево» — странное разделение обязанностей. «На все божья воля» — словно он какой-то тиран. «Бог дал, бог и взял» — какое самовластие, однако! «Голенький — ох, а за голеньким — бог» — полицейский он, что ли? «Иди-ка ты с богом» — что же, его общество хуже, чем наше?