Читать интересную книгу «Watch You Bleed»: Сага о Guns N’ Roses - Стивен Дэвис

Стивен Адлер вылетел из Фэйрфакс-Хай в десятом классе. Слэш доучился до одиннадцатого, а потом просто перестал ходить. Он начал играть в группе «Tidus Sloan». На дворе стоял 1982 год, и беглец Эксл Роуз был на пути в Голливуд, в ожидании своего рождения.

История Сансет-стрип

Старая «шеви-импала», в которой ехал Джефф Исбелл, будущий Иззи Стрэдлин, кое-как преодолела пол-Америки и добралась до Лос-Анджелеса. Спустя три дня предприимчивый Джефф уже работал в группе с оплачиваемыми концертами. Обычно у большей части музыкантов, приезжающих в Голливуд в мечтах о красивой жизни, на это уходит гораздо больше времени, если им это вообще удается. Сперва нужно где-то осесть, чаще всего в дешевом мотеле. Затем, чтобы наладить связи, просматриваешь доски объявлений в Гитарном центре или «Tower Records», изучаешь объявления в «Music Connection» и «The Recycler», зависаешь около «The Troubadour», прославленного клуба на бульваре Санта-Моника, и самое главное — после полуночи ты выступаешь на легендарной Сансет-стрип, остающейся главной ночной площадкой Голливуда на протяжении пятидесяти лет.

Сансет-стрип является штаб-квартирой американского рок-н-ролла с 1964-го, когда двое парней из Чикаго открыли «Whisky a Go Go» в старом здании банка на углу Сансет и Кларк. К тому времени с этих мест успел облезть гламур старого Голливуда 1950-х и «крысиной стаи»[7], когда Фрэнк Синатра и его друзья перенесли свои шоу в залы казино Лас-Вегаса. «Whisky», сделанный по образу утонченных парижских дискотек, где зрелые люди танцуют под поп-музыку, немедленно стал сенсацией, когда дворовая группа Джонни Риверса — ее переманили из ночного клуба «Gazzari's» выше по улице — начала штамповать хиты. Клуб заполонили модники. Свой столик был у Стива Маккуина, как и у Уоррена Битти и других звезд нового Голливуда. Джон Леннон и Пол Маккартни сиживали в «Whisky» с Джейн Мэнсфилд. Это место стало самым модным клубом Америки и породило десятки других клубов, расположившихся вдоль бульвара Сансет. И всем этим клубам требовались новые группы, чтобы привлечь публику. В 1965-м с Сансет-стрип стартовали The Byrds, за ними последовали Сонни и Шер, The Mamas and the Papas, Doors, Buffalo Springfield и буквально сотни других музыкантов. По выходным сюда стекалась молодежь с престижных предместий и долины Сан-Фернандо. Они толпились на тротуарах и высыпали на дорогу, раздражая помощников шерифа и создавая антиавторитарные веяния. Там было столько детей — босоногие девочки, выдувающие пузыри жевательной резинки, длинноволосые парни с гитарами, — что люди с трудом добирались из одного клуба в другой. Ночью по Сансет было не проехать на запад, поскольку ее целиком забивали машины. В 1966-м мятежи вылились в столкновения с полицией. Это был один из первых случаев, когда дети 1960-х защищали свои интересы на улицах. Голливуд впервые запах слезоточивым газом. В целом обстановка была сексуальной, открытой и беспечной. Раскрученная в журналах и телевизионных репортажах, новая Сансет-стрип задавала тон молодежи всей страны, и на нее отовсюду начали стекаться юные амбициозные музыканты.

Вверх по улице открылся «Rainbow Bar and Grill», который тут же стал площадкой для приезжих рок-звезд. Рядом повторно открылся один из старых клубов под названием «Roxy Theater» и, на пару с «The Troubadour», стал одной из главных площадок для молодых групп Лос-Анджелеса. Фолк-рок хиппи 1960-х уступил дорогу неоновым ангелам хард-рока 1970-х — разряженным аморальным юнцам в спандексе, на каблуках и с пышными прическами. Естественный запах травы сменился горьким вкусом кокаина. Спустя несколько лет панки привнесли на сцену героин. «The Whisky» и другие клубы пережили волну панк-рока в конце 1970-х, нанимая новые группы на условиях аренды, когда группа платит клубу, чтобы сыграть, и получает процент от входных билетов.

Теперь привлекать аудиторию должны были сами музыканты. Неизвестные группы учились рекламировать себя, создавая шумиху и делая флаеры — яркие, привлекающие взгляд листовки, которые стали для новых команд так же важны, как репетиции и суперкрутой имидж.

Сансет-стрип пережила все это. Кантри-рок, глэм, регги, диско, панк, нью-вейв, Runaways, пауэр-поп, хеви-метал. Когда Иззи, а затем и Эксл приехали из Индианы в начале 1980-х, Сансет-стрип была на очередном подъеме, который к концу десятилетия показал, что хайр-метал — это огромная часть не только контр культуры, но и американского мейнстрима. Никогда до времен 1980-х не случалось эпохи, когда столь большая часть массового рынка — как выглядят подростки, что они смотрят по телевизору и слушают по радио, какие записи покупают и какие журналы читают — определялась бы одной конкретной улицей.

Когда Иззи приехал в город, серьезные панк-группы Лос-Анджелеса — Black Flag, X, Blasters, Social Distortion, Fear — все еще доминировали. На третий день Иззи познакомился с какими-то парнями, пришел на репетицию, сыграл и был принят в группу: «Поскольку у меня была машина и установка, я был ценной находкой». Следующий концерт должен был проходить в ближайшие выходные на чердаке заброшенного склада в Лос-Анджелесе. «Мы готовились выступать, — вспоминает Иззи, — и тут показались остальные члены группы — одетые абсолютно как бабы. Ну там, помада, подведенные глаза, розовый спандекс, высокие каблуки. Это была моя группа, но они забыли сообщить мне, что нужно нарядиться, врубаетесь?»

Иззи пожал плечами и вышел на сцену в своем ковбойском обмундировании, состоящем из белой футболки, темной жилетки, шейного платка и матерчатой кепки, с низко висящей гитарой. «Это была, типа, музыка для слэма. БАМ-БАМ-БАМ-БАМ. Мы успели отыграть песни три», — вспоминает музыкант. После этого местные скинхеды и фанаты Fear вылезли на сцену и начали плеваться в группу. Это был полный панк-рок: мешанина из проклятий, стульев и бутылок, летящих сквозь клубы дыма. Бас-бочку пробил какой-то полузащитник в «мартенсах». Иззи: «Я огляделся и увидел, что из группы просто выбивают дерьмо. Я схватил стойку с тарелками, раздал пару оплеух и выскользнул сквозь заднюю дверь. Так я ворвался в музыкальную жизнь».

Все просто: если играешь в группе — ты на войне. Это было соревнование насмерть, без пощады. Другие группы убили бы тебя, если бы могли, или, по крайней мере, заставили сбежать, поджав хвост, в ту дыру, из которой ты вылез. «После этого случая у меня не было проблем с тем, как кто-то выглядит или звучит, даже если они отличались от меня. Так что, пожалуй, это был неплохой способ сломать лед».

Один на миллион

А тем временем в Индиане Билл Бейли не мог найти себе места. Семья хотела, чтобы он окончил школу и поступил в колледж. Все признавали, что Билл не дурак. Друзья чувствовали, что в Лафайете ему тесно; некоторые советовали ему уехать, чтобы найти себя. Но Билл Бейли был к этому еще не готов. Вместе с другом он съездил в Нью-Йорк и вернулся. Частенько он зависал в «У Арни», его любимой пиццерии на Элмвуд-авеню. (Верхний зал назывался «Игрушки на чердаке», как дань уважения Aerosmith[8].) На его счету появилась пара новых арестов, в основном, за мелкие нарушения, но лафайетские копы обозлились на него всерьез.

«Как-то одна девчонка забрала меня на машине своей матери. Ей было шестнадцать, может, семнадцать лет, и мать заявила об угоне машины». Мать девочки была в ужасе, когда кто-то ей сообщил, что ее дочь находится в машине с Биллом Бейли. Полиция остановила машину на западе от Лафайета, недалеко от Пардью. Эксл был за рулем: «Они пытались сделать из меня великого автоугонщика, попутно обвиняя в изнасиловании несовершеннолетней — и это при том, что я даже не дотрагивался до этой девчонки. После того как мне предъявили обвинения, я поехал к ней домой, и мы устроили небольшую вечеринку. А потом я свалил из города».

На дворе был конец 1979-го. Эксл решил добраться до Лос-Анджелеса и попытаться найти Иззи. Мать Иззи сказала ему, что у нее нет телефона сына, который намеренно порвал связи со своей семьей. Эскл решил, что, возможно, сможет найти его сам, поскольку Иззи присылал ему из Лос-Анджелеса открытку с голливудским обратным адресом. Он набил рюкзак одеждой и кассетами и проголосовал на шоссе I-65. Первый парень, подобравший Эскла, довез его до Чикаго, а потом и до Сент-Луиса.

Эскл вспоминает поездку с ужасом: «Мой первый попутчик, этот парень, сказал мне, что я могу завалиться на полу его гостиничного номера. Мне было около девятнадцати, я был очень наивным и жутко устал. Так что я просто вырубился, а проснулся через пару часов, когда этот гад попытался меня изнасиловать». Эскл отбросил мужчину, и тот упал на пол. Пока он поднимался, Эскл успел достать из рюкзака свою опасную бритву. «Он снова бросился на меня. Я побежал к двери. Мы сцепились, и я зажал его между дверью и стеной». Эксл прижал бритву к горлу парня и прошипел: «Никогда не трогай меня. Даже не думай меня трогать. Не трогай себя, думая обо мне. Никогда». Парень выбежал в дверь, оставив потрясенного Эскла одного. «Я чуть не убил этого чувака, так я был напуган. Тогда я не знал, что причины этого кроются в событиях моего детства, которые я вроде как похоронил — и даже не помнил».