— Для тебя это проблема?
Сначала показалось, что Ч’айя каким-то непостижимым образом всё же услышала состоявшийся разговор с чу-ха. Обернувшись к ней с неестественной улыбкой на лице (Когане Но, да она уже примёрзла в постоянный оскал!), я почти сразу догадался, что речь пойдёт совсем не об этом.
— Ланс, я спрашиваю про зеркало Полларда…
— Ничуть! — второй раз за утро соврал я.
Тут же вспомнив влажную от пота постель, её внезапное появление на площади Саку-Харухейфа, пальбу в Алую Вистар, и снова — хищную гримасу и крепкие пальцы на своей спине.
Если девушка и не поверила, то смолчала. Только голову наклонила, одним этим жестом заставив ощущать себя последним засранцем…
— Немного… — всё же добавил я, включая варку чинги. — Временами, которые ты отказываешься обсуждать, сисадда? — И тут же парировал, не позволяя углубиться в тему: — А ты? Ну, то есть, я хотел спросить, а для тебя это ощущается проблемой? Ты вообще что-то ощущаешь, когда… расслаиваешься?
Блики в глазах цвета корицы тут же потеряли яркость. Девчонка вздохнула, облокотилась на спинку стула и упёрлась острым подбородком в предплечье. В кружки полилась чёрная пахучая жижа из самых отборных сортов порошка.
Под её журчание Ч’айя сморщила носик, снова вздохнула. И когда мне уже казалось, что умненький Ланс испортил так и не начавшийся разговор по душам, вдруг ответила вопросом:
— Скажи, ты когда-нибудь терял управление фаэтоном?
Хмыкнув, я вынул чашки из конструктора.
— Нет, детка, только в ночных кошмарах.
— Хм, ладно, — она повела плечом, даже не отреагировав на «детку». — Но ты наверняка перебирал паймы, чтобы потом мучительно вспоминать, что делал минувшим вечером? И чего не делал, сисадда?
О, такое сравнение было куда ближе. Хоть и не к моей гордости.
— Такое, скажем, бывало.
Я передал ей кружку, но Ч’айя сразу отставила её к клавиатону системной консоли. Встала, почти заставив напугаться. Подошла, неожиданно вынула мою чингу из пальцев, и тоже вернула в комбайн.
— У меня всё примерно так же, — сказала она, не поднимая глаз. Стояла близко-близко, но теперь я не ощущал даже лёгкого присутствия Куранпу. Задумчиво добавила: — Наверное. С той лишь разницей, что эти «две меня» — они обе кристально трезвые. И категорически не хотят общаться друг с другом. Пока, во всяком случае. И знаешь что?
Она подняла голову и заглянула в глаза, а я пожалел, что у выданных Энки халатов такая лёгкая и почти прозрачная ткань.
— Не могу сказать за вторую, но я точно буду добиваться этих переговоров…
— Думаю, ты справишься… — пробормотал я, чуть не добавив настоящего имени девчонки. — Ты сильная и умная, да… — И куда только делась уверенность, с которой я только что называл её «деткой»? — Ты лучшим глаберам гнезда помогала на равных, да и бабка твоя с «зеркалом» этим справлялась, сисадда? Так что…
— Я сумею, — подтвердила Ч’айя, не отрывая от меня взгляда.
Словно пыталась прочитать что-то внутри головы, причём снова почти не моргая. Отчего я, не бежавший и от стаи когтистых уличных ублюдков, вдруг ощутил основательный озноб.
Сглотнул, едва удерживаясь плеснуть себе порцию утренней паймы, чтобы хоть как-то скрыть неловкость.
— Не пойми меня неправильно, Ч’айя… но почему ты так на меня смотришь?
Она наклонила голову. Будто под этим углом могло открыться что-то новое. А я вдруг совершенно по-детенышевски порадовался, что перед захватом кровати успел метнуться в гигиеническую кабину и провести утренние процедуры.
— Пытаюсь понять, — пробормотала Ч’айя.
Мой следующий вопрос был бы в числе победителей на конкурсе глупых уточнений:
— Понять что?
— Что же нашла в тебе та, что называет себя Куранпу?
Предыдущий вопрос стыдливо покинул пьедестал под презрительный освист следующего:
— Значит, ты всё же помнишь? — Поперхнулся, тут же исправляя допущенный промах: — Помнишь про Куранпу? Можешь оценивать её поступки? Давно?
— Смутно, — прошептала Ч’айя, по-прежнему стоя совсем рядом и не отрывая глаз. Байши, да из неё бы вышел просто первоклассный Джадуга! — Кое-что из детства, кое-что из недавнего прошлого…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я почти уверен, что когда-то ты могла этим управлять… Ну, «семейным наследием», сисадда?
Готов был спорить на крупную сумму, что в этот момент выглядел предельно нелепо. Но отступать? Или, напротив, бросаться в наступление? Такого в голову не могло прийти даже мне. Поэтому я продолжал цепенеть под её гипнотическим взглядом, отвечая негромко и совсем не убедительно… впрочем, Ч’айю это отнюдь не смущало.
— Генетические мутации, — сказала она нараспев, словно катая слова на языке. Облизнула губы, заставив мой член ну совсем уж безобразно оттопырить полу халата. — Я могла бы рассказать про них, если бы это странное словосочетание сейчас хоть что-то для меня значило… А такое у тебя бывало?
Мне наконец-то удалось выдавить из себя что-то внятное.
— Музыка, — просто ответил я, а Ч’айя вопросительно подвигала бровью. — Джаз, если точнее. Понятия не имею, что это значит, но иногда слышу её, очень странную, но… такую знакомую. При том, что хвостатые никогда не играли и близко похожего.
В этот момент мне стало очень тревожно за неё, тащившую на себе груз сказанного джинкина-там. Конечно, можно было попробовать вызнать о чувствах, попробовать разделить ношу, что-то подсказать или хотя бы проявить участие.
Но жизнь в Юдайна-Сити научила Ланса Скичиру, что иногда лезть в чужие проблемы и размышления — совсем уж лишнее. Даже когда речь о близком тебе хвостатом… или бесхвостом.
Ч’айя задумчиво подёргала себя за мочку уха, снова подняла взгляд.
— Мы справимся?
Я действительно удивился, хоть отреагировать постарался и без сарказма:
— Мы?
— Какое-то время назад мне показалось, что ты решился идти до конца. Со мной.
— И словам своим верен. А ты? Готова?
Она задумалась. Но ответила куда быстрее, чем я мог бы ожидать.
— Кажется, у меня просто нет выбора. — На лице Ч’айи появилась лёгкая улыбка, едва заметная, будто сонная. — Впрочем, я бы не отказалась и при его наличии. Чем больше я смотрю на Тиам… чем больше узнаю и постигаю его… в общем, Ланс, если у меня появится хоть минимальный шанс изменить этот мир, переписать его и вывести из страшной зубастой ямы, куда его загнали крысы и расслоённые поддельные разумы, я попробую…
Я осознал, что уже несколько минут неподвижен. Она тоже не двигалась. Мы будто застыли в ожидании чего-то, и его волна была неотвратима, как и события последующих дней…
— А что насчёт меня?
Она снова приподняла бровь движением, в которое я успел бесконечно влюбиться:
— Ты сейчас про что?
— Настоящая Ч’айя разглядела в Лансе то, что нашла Куранпу?
Она ответила едва слышно, но дыхание сбила похлеще удара в живот.
— Пока нет.
Опустила голову, а в моей груди словно взорвалась холодная бомба. На миг стало трудно дышать, и я уже почти потянулся к фляге с паймой, но тут тёплая ладонь Ч’айи опустилась на мой оледеневший загривок. Потянула, вынуждая чуть склониться, а затем девчонка добавила почти беззвучным шёпотом:
— Но я в процессе. И обязательно найду.
Она подалась ко мне и поцеловала в губы. Не стремительно и жарко, как это делала Куранпу, а мягко и даже нерешительно, робко. Закрыла глаза, попыталась тут же отстраниться. Но я, конечно же, не позволил.
На этот раз всё вышло совсем иначе.
Быстро, но чутко. Ярко, но не обморочно. Никаких укусов, щипков и звериного рыка.
Она не атаковала, я не отбивался. Я не стонал под ударами ногтей, она была едва ли не застенчивой. Наверное, так могли бы выглядеть двое слепцов, сплошь покрытых жуткими шрамами, но испытывавших непреодолимую жажду ощупать друг друга, бережно и едва касаясь; но лишь бы обязательно узнать, представить внутренним взором.
Ч’айя казалась по-настоящему расслабленной, но при этом странно сосредоточенной. Будто решала непростую, но интуитивно понятную задачу, причём требовавшую не столько эмоций, сколько мягкого расчёта и предугадывания.