Читать интересную книгу Последний Люцифер: утраченная история Грааля - Светлана Поли

— Нет, он сказал, чтобы я пришла в церковь и рассказала о себе священнику.

— Я слушаю, рассказывай, пока есть ещё время до мессы.

— Да, я специально приехала послушать вас, святой отец.

— И откуда ты приехала? — последняя фраза понравилась священнику.

— Из Милана.

— Обо мне знают на севере? — театрально удивился епископ.

— О вас знают всё, падре. Всё, — многозначительно акцентировала женщина на последнем слове.

Лючия рассказала епископу о своей жизни как о жизни простой женщины из Милана. Поведала о своих переживаниях, мечтах и чаяниях, о грехах и желании всё исправить. Не всё епископ понимал, ибо это не просто была женщина, это была последняя из рода богов неберов. В тот раз она назвалась Лючией и высказала священнику свои опасения относительно будущего всего рода человеческого. Но епископ был далёк от того, чтобы проводить параллели между простым смертным и бессмертным существом, прожившим уже больше полутора тысяч лет, и о существовании которого даже не подозревал.

После утренней мессы Лючия покинула церковь Святого Игнатия и поспешила к развалинам Колизея. Ей хотелось вспомнить далёкие времена первых христиан. Это были совсем другие люди, отличные от нынешних; их волновали совсем иные проблемы. Они воспринимали всё иначе, думали и молились иначе. Их слова к Богу и о Боге были другими. Их ценности были иными, нежели сегодня.

Мимо Лючии проносились по мостовой королевские всадники, проезжали экипажи знатных горожан, проходили унылые торговцы и нищие, кружились в беготне грязные дети господских слуг и бедноты в ободранных и поношенных одеждах.

— Что же изменилось за эти последние полторы тысячи лет? — вслух рассуждала Лючия.

«Как можно намеренно угнетать людей, своих же соплеменников? — думала она, шагая по мощёным улицам и глядя на всё это людское убожество. — Каким же нужно обладать сердцем и совестью, нет, даже здравым смыслом, чтобы проповедовать людям совершенно чуждые их природе идеи и ценности, при этом, наверняка зная существующую действительность, зная, что может спасти людей и вырвать их из мира тьмы на самом деле?! Неужели «Тезисы» Пико,[3] способные открыть людям глаза и умы, так и канут в небытие в тайных хранилищах Ватикана? Какое чудовищное лицемерие! И этот заблудший человеческий пастырь, этот «слуга» Божий поистине достоин хорошего урока. Иначе он искалечит ещё не одну душу».

Колизей в этот ранний час был пустынным. Бродяг, проводящих в нём ночь, видно не было. Кто ушёл на поиски заработка, кто — слоняться по городу в поисках наживы.

Лючия осмотрелась, забралась по разбитым ступеням наверх, села на одну из каменных скамей и задумалась.

Как изменился старый амфитеатр! Каким пустынным выглядит он сегодня. Но Лючия помнила его в лучшие времена. Она, Луциния, видела здесь и гладиаторские бои, и триумфальные выступления знаменитых полководцев, падение императоров и казни заговорщиков, сборы восставших и многое другое. Казалось, трибуны ожили, наполнились гулом голосов, а саму арену наводнили отряды преторианцев.

Рим! Старый Рим… Сколько ты всего видел, сколько пережил. Кому только ты ни давал пристанище на своих холмах… Прекрасный и безобразный, кровожадный и гостеприимный, воровской, распутный и лживый Рим!

Перед её глазами проносились все эти события: кровавые истории заговоров, дворцовых переворотов, политических измен, папских смертей, разврата, предательств и сумасшествий.

На душе было тоскливо и пасмурно.

6

На вечерней службе Лючия вглядывалась в лица людей, которые окружали её. Все они внимательно слушали проповедь отца Бенедикта. В этих лицах было столько боли, страдания и безысходности! Казалось, они слушали его, но не слышали, настолько далека была их жизнь от жизни епископа. В их глазах совсем не улавливалась надежда хоть на чуточное избавление от гнёта невежества, унижения, сломленности и рабства, рабства морального, духовного, общечеловеческого. Они казались мёртвыми и в прямом и в переносном смысле. Картина была более чем удручающая.

И ей самой стало отчего-то дурно, вдруг стало нестерпимо больно оттого, что уж она-то знала, сколько было принесено знаний на Землю, сколько передано мудрости роду человеческому. Но также она хорошо знала и то, что в среде человека всегда находились отдельные «личности», которые намеренно скрывали полученные от Высших Сил знания, не делясь ими с остальными своими соплеменниками. Тем самым они обретали власть над своими соплеменниками и сородичами и этой властью угнетали их. Конечно, легче всего, если не удаётся подчинить, переманить или заставить, — то запретить, просто запретить. Если некий владыка не мог подчинить себе народ, он первым делом запрещал свободомыслие, уничтожал свитки, рукописи и книги, закрывал школы, казнил неугодных. И человеческий род как слепой котёнок тыкался в одно и то же место, совершая одни и те же ошибки. А власть имущие и курия продолжали лицемерно требовать от простого люда полного повиновения под страхом отлучения от Церкви и ужасов адского огня. При этом сами они творили такую непотребщину и разврат, от которой и Адонай, быть может, содрогнулся бы.

Однако всегда находились и те, что не прекращали искать Истину и Правду, интуитивно чувствуя, что тот мир, в котором люди вынуждены существовать, не настоящий Мир, но кем-то навязанный, кем-то враждебным им, не желавшим делиться своей властью и тем не позволявшим расцвести человеческой расе во всей своей красе.

Сколько учёных и философов пострадали за своё желание открыть людям тайну мира, в котором они страдали и умирали вместо того, чтобы обрести рай при жизни, здесь и сейчас, и который отняли у них алчные и бесчеловечные гении власти, их же собственные соплеменики.

И она знала, как назывался тот, кто угнетал людей. Дьявол. Сегодня это не был конкретный человек, это была система ценностей, навязанная много тысяч лет назад муштрой, угрозами, казнями, жертвоприношениями, эксплуатацией, незнанием и слепой верой в Могучего и Безжалостного Бога, единственного имеющего право именовать себя Единственным. И теперь эти страхи перед тираном сложились в нечто необъяснимое, но чудовищно сильное, что таилось в тёмных уголках человеческого подсознания, в уголках их родовой памяти.

С тех пор люди стали именовать этот гнёт врагом рода человеческого и придумали ему массу имён. Одни имена придумывали сами, другие им подсказывали «доброжелатели». Так с подсказки некоторых «врагами» всего рода человеческого стали и люциферы, что буквально означает «носители света». Что тут скажешь, чем опровергнешь?

Религиозность поработила смертных. Церковь сделала из жителей рая рабов… Не какая-то конкретная религия, а сама система веры в Некоего Господина, который имеет право решать за людей, который знает про людей всё; знает, что людям лучше, а что — хуже, и что нужно им для счастья.

Слушая речи епископа, Лючия плакала от жалости к людям и от собственного бессилия. Она плакала искренне, как и многие прихожане вокруг неё, но плакала по иной причине.

Некоторые слушали святого отца, понуро свесив головы на грудь, и уже не ждали облегчения от мира и спасения для себя при жизни, только молились о том, чтобы поскорее умереть и прекратить страдания. Они молились о том, чтобы остаток их несчастных жизней прошёл как можно спокойнее и незаметнее, будто бы в забытьи, чтобы скорее они предстали пред Спасителем на том свете, ибо этот свет ничего им не даёт кроме унижения, угнетения и скорби по утраченной свободе и несбыточной мечте о счастье.

Они не ведали, что рай реально существует на Земле, в этом мире и в этом времени, в котором они живут. Люди не могли даже себе представить, нет, они не смели позволить себе представлять, что такое возможно для них, смертных, при их жизни. И некому было им открыть глаза, кроме некоего Иисуса Назарянина. Но то, что говорил много веков назад этот святой человек, с которым Лючии не посчастливилось познакомиться, кануло в небытие, было исковеркано, искажено, извращено или забыто и спрятано. А людям из поколения в поколение внушалась и внушается поныне мысль, что их жизнь в материальном теле — лишь нескончаемый круговорот страданий и искуплений за грехи чьих-то неведомых предков, что люди никогда при жизни не смогут смыть грехов, никогда не обретут Царствия Небесного, не узнают счастья и райского покоя и удовлетворения, пока не омоются слезами, пока не возненавидят своё тело и самую жизнь. Такое внушаемое людям мировоззрение было изуверством и враждебным самой природе человеческой. И чем абсурднее были выдвигаемые и выкриваемые священниками идеи и лозунги, постулаты и рекомендации, тем жёсче требовали они их исполнения от простых людей, упиваясь их страданиями и кровью, стонами и унижением, заглушая свою собственную боль, страдания и разочарования, привитые им кем-то и когда-то также, такими же несчастными и обманутыми, которых в своё время так же обманули когда-то в прошлом. И этой череде лжи не было видно конца.