Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Шурка и Ленька хлопотали во дворе Лежанкиных, под навесом из сосновых драниц. Ленька на обрубке рельса выпрямлял гвозди, а Шурка, засучив рукава, разрубал зубилом толстый железный обруч. Здесь, под навесом, была его мастерская. На верстаке валялись куски жести, костыли, клещи, старые банки. Подражая брату Ивану, Шурка увлекался слесарным делом. Дома он все старался делать сам: прибьет где надо гвоздь, посуду запаяет, ножи наточит. Он даже пытался сделать ведро, но у него получилась какая-то конусная труба. Приделать дно он не сумел, а спрашивать совета у знающих не стал из гордости. «Все равно сам сделаю». Сейчас эта труба была надета на винтовочный штык, вонзенный в стену сарая. Зато хорошо получались у Шурки сабли из железных обручей. Все приятели в Заречье были вооружены его саблями. Шурка пробовал даже изобретать. Ему так часто приходилось поливать в огороде, что, наконец, надоело возиться с лейкой. Тогда он поставил на тележку кадку с водой, вывел из нее железную трубку, а на конце ее закрепил лейку. Он заехал прямо на грядку с капустой, чтобы испробовать свою машину. Попытка кончилась тем, что более половины гряды оказалось перепаханной вдоль и поперек, а молодые побеги были затоптаны колесами в землю. Мать отлупила Шурку ремнем, а части его поливальной машины разбросала по двору.
— А я все равно что-нибудь сделаю! — заявил Шурка сквозь слезы.
Брат Ваня, узнав об этом, долго смеялся и сказал изобретателю-неудачнику:
— Эх ты, Томас Эдисон!
С тех пор за Шуркой и закрепилось имя знаменитого американца.
Шурка, действительно, не бросил мысли облегчить поливку овощей. Он целыми днями пропадал на огороде, даже перестал ходить на рыбалку, и к концу лета все-таки сам, без посторонней помощи, протянул трубу от колодца вдоль забора и установил два крана для воды.
— Доказал свое, упрямец! — похвалил Шурку старший брат.
Была у изобретателя еще одна страсть: любил он читать приключенческие книги иностранных писателей. Из них он выхватывал отдельные слова и щеголял ими. Мать называл графиней, брата — лордом или бароном, а соседей — синьорами. Однажды Шурка назвал бабушку Аничиху маркизой. Она, решив, что ее обругали, побежала к его матери жаловаться. Шурка опять получил хорошую трепку.
В школе его знали как очень хорошего математика. Шурка учился в седьмом классе, а к нему за помощью бегали и восьмиклассники.
Когда ребята пришли во двор, Ленька усиленно дул на палец, по которому ударил молотком.
— Эх ты, лорд неуклюжий! — смеялся Шурка. Он стоял около верстака. Щеки и нос изобретателя были запачканы ржавчиной от обруча. Даже белые, как лен, немного вьющиеся волосы были припудрены коричневой пылью. Увидев, что вместе с другими явился и Витька, он выкатил из-под навеса маленькую тележку на железных колесах.
— Поезжай, синьор, вон туда! — Шурка показал в конец двора.
Ленька забрался на верстак, Костя устроился на перевернутом ящике, Васюрка примостился на чурбачке, Кузя и Пронька — на курятнике.
— Вот что, маркизы! — сказал Шурка, оглядывая товарищей. — Никто не должен знать про наш разговор. Пускай отсохнет язык, но ты молчи. Согласны?
Все закивали.
— А клятву будем давать? — тихо спросил Кузя и снял с головы капустный лист.
Пронька сбил щелчком с его стриженой головы две черемуховые косточки.
— Без клятвы нельзя, — отозвался Шурка, — но это потом. Значит, так… Сегодня во время схватки с белым отрядом отважный Лешка Индеец спас красное знамя.
Ленька перестал рассматривать посиневший ноготь и пятерней поправил волосы. Мать дома называла его индейцем, а отец — головешкой за то, что он летом сильно загорал. Среди ребят он был самым черным, белели только зубы.
— Расскажи-ка нам об этом, сэр! — попросил его Шурка.
Ленька соскочил с верстака и с упоением заговорил, махая руками:
— Я пробиваюсь в самую гущу, а тут какой-то беляк ка-ак толканет меня, а я ка-ак шарахнусь о Жердева-Бревнова, чуть не свалил его. От Жердева я мячиком отскочил прямо под ноги мировому судье. А уж потом начал локтями всех распихивать…
В другой раз Костя не дал бы ему много хвастаться, но тут мешать было нельзя: очень важное событие случилось.
— Иду и чувствую, что наступил на что-то, — задыхаясь от волнения, продолжал Ленька. — Ну, думаю, жертва! Нагнулся, а это флаг. Схватил его, но, вижу — кругом солдаты. Офицер этот высокий с меня глаз не сводит. Я, конечно, не растерялся, спрятал флаг за пазуху — и удирать. Длинноногий офицерик за мной, да где тут! А флаг, ребята, вот он!
Ленька, трепеща от гордости, выхватил из поленницы свернутое полотнище. Завороженные мальчишки почтительно развернули его. Оно было сшито из десятка ярко-красных флажков, какими пользовались на железной дороге кондукторы, стрелочники, дежурные по станции.
— Ну и отчаянный же человек повесил это знамя! — сказал Пронька, не зная, что восхищается своим отцом.
— Это сделал настоящий революционер! — пояснил Костя. — Таких людей знаете, как называют? Большевиками! Это мне папа рассказал.
— Ребята, — вмешался Кузя, — давайте узнаем, кто это сделал, и напишем ему письмо!
Васюрка радостно ударил Кузю по плечу.
— Ты у нас молодец! А что мы напишем?
— Что? — загорелся Кузя. — А вот что!.. «Дорогой герой, ты не сомневайся и не печалься! Мы нашли твое знамя и спрятали. Мы его принесем на станцию и укрепим на том же месте…»
— Когда, Кузя? — перебил друга Пронька.
— Не мешай! Конечно, тогда, когда вернутся красные! Слушайте дальше… «Мы с этим флагом будем встречать Сергея Лазо и всю Красную гвардию. Ваню Лежанкина — тоже. Ура!» и подпишемся так: «Молодые тайные революционеры». Здорово, ребята?
— Здорово! — за всех сказал Васюрка. — Ты молодец, Кузя, только тебе ума не хватает! Сам подумай, как мы найдем того человека?
Пока ребята спорили, Шурка свернул полотнище.
— Не надо его искать, — сказал он твердо. — Тот человек сам найдется, когда наши придут… Николай Григорьевич сколько лет молчал! Теперь так… Куда мы спрячем знамя?
— Я знаю, куда! — Костя вскочил с ящика. — Революционеры все закапывают в землю. Давайте возьмем старую посудину, положим туда знамя…
— Верно! — поддержал Шурка. — Закопаем в нашем огороде. Отсчитаем от сарая восемнадцать шагов…
— Почему восемнадцать? — удивился Кузя.
— А год у нас какой? 1918-й!
Шурка взял с верстака большую железную коробку с крышкой. На стенках коробки среди нарисованных цветов еще можно было прочесть: «Печенье Эйнем».
— Граф Кузя, тащи-ка с крыльца вон ту холщовую тряпку! — распорядился Шурка.
Кузя живо сбегал.
— А не попадет тебе от бабушки? — встревожился Ленька.
— Не попадет! — Шурка завернул знамя в тряпку, положил сверток в коробку и захлопнул крышку.
— Милорды, кто знает клятву?
— Я знаю! — выступил вперед Костя.
— Ты говори, а мы будем повторять за тобой! — предложил Шурка.
Костя взял коробку и прижал ее к груди.
— Клянусь! — произнес он, оглядывая товарищей.
— Клянусь! — негромко, но разом повторили все.
— Никто не будет знать!
— Никто не будет знать! — гудели за Костей парнишки.
Высоко подняв голову и зажмурившись, Костя продолжал клятву:
— Ни мать, ни отец! Ни дядя, ни тетя! Ни брат, ни сестра! Ни живой, ни мертвый! Провалиться мне на этом месте! Утонуть в трех речках! Сгореть в семи огнях! Никто не будет знать! Клянусь!
Костя передал Шурке коробку, и все направились в огород. Остался один Васюрка, он начал катать Витьку в тележке, чтобы братишка не побежал за ребятами. Но никто не заметил, что в узкие щели забора во двор Лежанкиных давно уже смотрела пара чьих-то глаз…
В огороде Шурка отмерил от сарая восемнадцать шагов, провел пяткой черту против старого столба.
— Копайте здесь!
Копали по очереди.
— Еще хорошо бы клятву кровью написать! — сказал вдруг Кузя, поглядывая на коробку.
— Мы не разбойники и не индейцы! — сухо обрезал его Костя и взял у Леньки лопату.
Яма скоро была готова и коробка зарыта. Шурка вырезал перочинным ножом на столбе: «23/VIII 1918 г.».
Вернулись под навес. Два глаза по-прежнему наблюдали в щель за всем, что делали «молодые тайные революционеры»…
Перед тем, как разойтись, Костя сказал:
— Тут часто собираться нельзя. Как бы кто-нибудь не подглядел. Я думаю… Вот у Васюрки в огороде есть баня заброшенная. Туда можно приходить через заборы… Ты, Васюрка, не против?
— Не!
— Так! — сказал Шурка. — Это хорошо, джентльмены. А Витька не выдаст?
— Ему надо что-нибудь давать, и он никому ничего не скажет, хоть тресни!
— Я ему саблю с ручкой сделаю… Как шпага будет!.. Теперь выходите по одному! У нас с Костей военный совет.
А тот, кто смотрел в щель, имел и уши…
Когда Костя пришел домой, семья обедала. Дяди Фили не было. У порога стоял отцовский сундучок. Костя приподнял его. «Легче стал… Раздал папа подарки от зайчика».
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Над Кубанью Книга третья - Аркадий Первенцев - О войне
- «И на Тихом океане…». К 100-летию завершения Гражданской войны в России - Александр Борисович Широкорад - Прочая документальная литература / История / О войне
- Второе дыхание - Александр Зеленов - О войне
- На крыльях пламени - Иштван Галл - О войне