Читать интересную книгу Вино мертвецов - Ромен Гари

– Господи помилуй! Агониза, милочка! – вскричал большой скелет, взмахнул свечой и стыдливо прикрыл лицо. – Какие ужасные слова! Вы вводите нас в краску! Правда, Падонкия, милочка?

Скелет с голландским сыром открыл было рот, но, не найдя что сказать, снова стал шумно жевать.

– Что хочу, то и говорю, Полипия, милочка! – огрызнулась рассказчица. – Так вот, я, значит, ей: “Мразь!” А она мне: “Стерва!” Мы бы собачились и дальше, да вмешался хозяин. “Хорош! – говорит. – Не заводитесь. А вы, мадам, скажите там, чтоб через две недели духу их тут не было. Не надо мне от них и денег, пусть только убираются! Терпеть не могу малявок!” Плюнул на пол и пошел прочь.

– Ну и скотина этот ваш хозяин! – рявкнул высокий скелет, так что у Тюлипа мурашки по спине побежали, а подземелье ответило гулким эхо. – Ну и скотина! Правда, Падонкия, милочка? Детишки – это же чудесно!

– Да! – с вожделением согласилась пожирательница сыра. – Особенно прожаренные в меру, да с хренком, да с каштановым пюре! Ммм…

Она сочно рыгнула, вздохнула и снова принялась за свой кусок.

– Так вот, – продолжила Агониза. – Он, значит, плюнул и ушел. А я консьержке говорю: “Паскуда!” – и харк ей в рожу. А она мне: “Падаль!” – и тоже харк! Тогда я снова харк! И, чтоб последнее слово за мной осталось, дунула вверх по лестнице и постучала к своим в дверь. Слышу: “Кто там?” – голосок моей Кармен. И тут же голос Люсьена: “Это хозяин, душечка! Я открываю газ!” – “Да погоди, – говорит ему Кармен, – вдруг он нам даст последнюю отсрочку!” – “Не даст, не даст! Нет, душечка, я открываю газ!” А Кармен отодвинула засов, видит – это я. “Ой, мама! Это мама!” – говорит, а сама побелела. Я ее потрепала по щечке, гляжу, а из другой, полуоткрытой двери высунул голову Люсьен. Как увидал меня, как заорет: “Батюшки-светы! Газ! Открываю газ!” Тут у него между ногами пролез малец, бегом к Кармен и ну тянуть ее за юбку. Она: “Чего тебе, малыш?” А он, сопляк, хихикает: “Да вот Жожо опять сожрал… ”

При этом слове скелет с голландским сыром отчаянно заскрежетал костями:

– Что, что сожрал?

Большой скелет рывком вскочил, крутанул пируэт и тоже крикнул:

– Да! Что же? Говорите скорей, Агониза!

– Так не перебивайте меня каждую минуту! – с досадой взвизгнул третий. – “Да вот, – сопляк хихикает, – Жожо опять сожрал… пуговицу от своих штанов!”

– Ммм… – со смаком протянула пожирательница сыра.

– Кармен всполошилась, побледнела еще больше: “Он же умрет! Несчастное дитя умрет! Люсьен! Люсьен! Не стой столбом! Сделай же что-нибудь!” А он стоит и хлопает глазами, весь тоже белый. “Я только одно могу, моя душечка, сделать – открыть газ!” А малец ему: “Задолбал ты нас своим газом!” – и ухмыляется. “Слышишь, душечка? – это уже Люсьен моей доченьке. – Нет, ты слышишь, что несет твой сыночек!” – “И правильно! – я говорю. – Ничего с молокососом не сделается. Не помрет. А и помрет – одним ртом будет меньше, не беда!” Кармен бледнеет еще пуще: “Мама!” А Люсьен говорит: “Слышишь, душечка? Нет, ты слышишь, что несет твоя мамаша? Я открываю газ!” Но не тронулся с места. А малец, руки в карманы, говорит им: “Не знаю, – говорит, – что вам обоим не понравилось! По мне, так она клевая!” И дерг мать за юбку: “Это что, моя бабка?” – “Ну да”. – “Вот здорово! Мне бы такую цыпочку! – малец-то говорит. – Матерая. Небось работает как зверь!” А я и говорю дочурке: “Кармен, доченька, малыш-то – вылитый покойный твой папаша. Держи, – говорю, – сорванец! Выпей за мое здоровье!” И даю ему монетку двадцать су. Он цап! – и поскорей ее разглядывать, ощупывать, обнюхивать, подкидывать… на зуб попробовал, одобрил, сплюнул и юрк назад между отцовских ног. А Люсьен говорит: “Слышишь, душечка? Нет, ты слышишь, что несет твой сыночек?” – “Да слышит она, слышит, – отвечаю. – Вы нас уже достали! Шли бы уж, что ли, открывать свой газ!” А он мне: “И открою! Слово чести! Но у меня тут кой-какой должок остался! Хи-хи-хи-хи!” И ржет, да так, что глаза закатились и зубы стучат. “Кармен, – говорю, – он, что ли, тронулся?” А она: “Ничего он не тронулся! Но ты же знаешь, он уже пять лет как ходит без работы”. А тут малец опять выныривает у папаши между ног: “Мама, мама! – кричит. – Вот потеха! Я дал Жожо спички, а он их сожрал!”

– Ммм! – облизнулась пожирательница сыра.

– Люсьен опять свое: “Я открываю газ!” – и ни с места. А Кармен побелела: “Боже мой! Зачем, Нене, ты дал малютке спички? Целых сорок сантимов коробка, а в доме денег нет, ты что, не знаешь?” А тот ей важно так: “Не в деньгах счастье! И потом, я ж не думал, что он их сожрет. Я думал, только так, пожар устроит, да и всё!” А Люсьен: “Слышишь, душечка? Нет, ты слышишь, что несет твой сыночек?” А Кармен в слезы: “Кто, как не ты, мне его заделал!” А я: “Что правда, – говорю, – то правда. Детишек делать, это вы умеете!” Люсьен опять: “Я открываю газ! – Аж зубами скрежещет. – Кто виноват, что ваша дочь, только тронь, сразу и забрюхатеет?” – “А кто вас просит трогать? – говорю. – Кто вас просил на ней жениться?” Он: “Ха-ха-ха! Слышишь, душечка? Опять твоя мамаша завела свою старую песню!” – “Никакая, – говорю, – это не песня, а чистая правда! Зачем вы увели Кармен, мою малютку! Она мне так была нужна!” А он: “Нужна, конечно! Чтоб на панель послать! Я открываю газ!” А я ему: “Повесьтесь лучше – дешевле обойдется!” А он: “Как ни крути, а похороны, дорогая теща, оплачивать-то вам!” – “Еще чего! – я говорю. – Безработных никто не хоронит. Выкидывают вон к чертям собачьим!” Он чуть не захлебнулся. “Слышишь, душечка?! Нет, ты слышишь, что несет твоя мамаша?” А тут опять малец пролез между отцовских ног: “Хватит вам уже лаяться! Жожо опять сожрал носок!”

– Ммм… ммм! – промурлыкал скелетик с голландским сыром.

– Кармен побледнела: “Носок? Да нету у Жожо носков!” Малец заржал: “Известно, нету! – говорит. – Так это не его носок. Отцовский! Это я ему дал”. Люсьен опять: “Слышишь, душечка? Нет, ты слышишь, что несет твой сыночек? Он угостил Жожо моей последней парой носков! Придется мне теперь ходить на босу ногу! Слыхала, ты слыхала, душечка?” – “Да устыдится кто подумает плохое!” – говорит малец. “Откуда, – говорю, – он этих умностей набрался?” – а сама сую ему в ладонь еще двадцать су. А Кармен говорит: “Он же поет в церковном хоре. И господин кюре немножечко с ним занимается”. Малец пролез между отцовских ног обратно. А я и говорю: “Я только что видала вашего хозяина. Он сильно недоволен. Кто-то из ваших ребятишек пускает лужи и наваливает кучи прям на лестнице. Который это?” – “Скорей всего, Петрюс, – отвечает Кармен. – А может, и Бебер. Или же тот, которого Люсьен заделал мне на той неделе”. – “А вот и нет, не они! – сказал Люсьен, такой весь гордый. – Это я! Чтобы позлить хозяина!” – “Да он уж, – говорю, – и так на вас зол, вы же ему не платите!” – “А чем платить-то? – он чуть не кричит. – Я только и могу, что вашей дочери строгать детишек! Хе-хе-хе!” – “И как она вас терпит! – говорю. – Значит, работы у вас так и нет?” – “Так и нет, – говорит. – Но это скоро кончится!” – “Есть что-то на примете?” – говорю. Он отвечает: “Есть. Газ. Пойду открою газ!” – “Опять, – я говорю, – он за свое! Так вот, послушайте, что я вам скажу… ” – “Ты хочешь дать нам денег, мама?” – говорит Кармен и бледнеет. “Еще чего! – я говорю. – Не надейся. Но я дам вам совет”. – “Подавитесь вы своим советом! Нам он не нужен!” – разоряется Люсьен. И тут малец опять выныривает из-под отцовских ног и кричит: “Мама! Мама! Жожо сожрал заколку для волос!”

– Ай, молодец! – одобрил тот скелет, что грыз голландский сыр.

– А Кармен побледнела: “Боже мой! Как же это случилось, Нене?” – “Ну, – говорит Нене и смотрит на меня, – я сам ему и дал”. А Люсьен ухмыльнулся: “Шутки ради небось?” – “Не угадал, папаша, – говорит малец. – Чтоб старая карга еще баблишка мне подкинула!” Ну, я растрогалась, конечно, сую ему в ладонь еще сто су: “Держи-ка, сорванец!” Он мне: “Спасибо, клюшка! Теперь пойду и, в бога, в мать, скормлю ему ботинок!” И юрк назад между отцовских ног. Ну а папаша снова за свое: “Хо-хо! Пойду открою газ!” А я и говорю Кармен: “Кто это, – говорю, – кто научил мальца так отменно ругаться?” – “Да говорю же: он поет в церковном хоре. И господин кюре немножечко с ним занимается”. И тут вдруг с лестницы донесся ор, и стук, и грохот, трах-бах– трахтарарах! “Что, – говорю, – такое? Пожар?” А Кармен побледнела: “Это они!” – “Ребятки?” – говорю. “Ага, ребятки”. Открывает дверь – и целая орава буйно вваливается в квартиру. Я глянула на этого Люсьена, обормота, и говорю: “Вам бы пробкой заткнуть сами знаете что!” Он собирался мне ответить, что сейчас откроет газ, как вдруг малец с диким воплем пролезает между его ногами и бросается к Кармен. Та побледнела: “Что еще такое, боже мой?” Малец ревет: “A-а! A-а! Жожо сожрал сто су, которые старуха мне дала… A-а! А-а!”

– Ах, лапочка Жожо! – мечтательно вздохнул скелет с голландским сыром.