широкоскулое каменное лицо миссис Леннон, улыбки увядали и девушки быстро исчезали в служебных отсеках.
В-третьих, Джон дал девятнадцать автографов пассажирам разного возраста и цвета кожи, а у Йоко автографа не попросили ни разу.
И наконец, кульминацией послужили два пухлых отпрыска, брат и сестра, которых привела к креслу Джона еще более габаритная мамаша. Увидев Йоко, мальчик спросил оглушительным шепотом: «Мам, а кто эта узкоглазая рядом с Джоном Ленноном?» Джон, уже принявший за воротник две порции виски и бокал шампанского, неистово заржал. Но тут же осекся и примирительно сказал:
– Мать, ну что ты дуешься? Дите ж несмышленое, само не знает, что несет…
– Насрать мне на дите, – хладнокровно отозвалась Йоко. – Я действительно напряжена, но это из-за альбома. И из-за Шона.
– Брось, Хелен о нем прекрасно позаботится. Я и сам скучаю, но не могли же мы тащить его с собой в Россию. В Лондоне сразу же позвоним ему. Из ближайшего автомата.
Джон покосился на Йоко. Она продолжала сидеть с непроницаемым лицом. Тут он вспомнил, что она назвала две причины своей напряженности, и Шон был второй из них.
– А что альбом? – риторически произнес он и легкомысленно махнул рукой. – Деннис его сделает.
Йоко с громким шипением выпустила воздух между зубов.
– Говорю тебе, сделает!
– Да?! А он будет обзванивать их, как я, и вытаскивать на студию, когда один уже в запое, второй продался на другую сессию, третий пообещал и не пришел, а четвертый врет, что заболел?!
– Будет, будет. А если кто не появится, он найдет на замену кого-нибудь получше. И вообще, мать, в конце концов, напрягаться или не напрягаться – это твой выбор, на самом деле от этого ничего не зависит.
– Не сотрясай воздух зря. Скажи честно, что тебе просто на-пле-вать.
– Ну, если ты настаиваешь… Да, мне просто наплевать. Йоко передернуло.
– Я сделал все, что было в моих силах, – продолжал Джон, не глядя на нее. – Я придумал для твоих песен отличные аранжировки, записал твой вокал и сам исполнил подпевки, я нашел отличных музыкантов, жирного инвестора и надежного продюсера. От меня уже ничего не зависит, и теперь мне действительно на-пле-вать. Тем более что впереди меня ждет кое-что поинтереснее…
– Так, всё, теперь стих, – остановила его Йоко жестом.
– Только, пожалуйста, не на японском.
– Что?… Я говорю, закрыл глаза и стих. Спи. Нам лететь еще полтора часа, и можно вздремнуть. Неизвестно, что нас ждет в Лондоне и будет ли там возможность передохнуть.
Помолчав, Йоко сделала над собой усилие, улыбнулась и вкрадчиво спросила:
– Джон, милый, скажи мне честно, мои песни, что, правда, полное дерьмо?
– А? – Джон уже клевал носом. – Нет.
– А вы с Полом будете их играть?
– Нет.
– А я? Я буду выступать с вами?
Ответ ей был ясен, хотя Джон и не произнес его, так как уснул окончательно. Что спасло его от шока, который он испытал бы, увидев метаморфозу, которую претерпело выражение ее лица.
…Он бежал легкой трусцой по тропинке, было приятно топать босыми ступнями по мягкому слою сухой хвои. Справа, слева и сверху надвигался лес, темный и зеленый, но почему-то он не пах лесом, не пах мхом или прелыми листьями. Джона это удивило, но ненадолго.
Его вынесло на поляну, и он увидел сидящую на сухом стволе девочку лет четырех. Заметив Джона, она улыбнулась, обнажив крупные передние зубы, и сказала:
– Здравствуйте, дядя Джон.
Он машинально кивнул и помахал рукой. Затем пригляделся и отпрянул: один глаз у девочки был оранжевый, а другой – желтый.
– Тебя зовут Люси? – спросил он, уже зная ответ.
– Люси О'Доннел. – Девочка энергично кивнула и ойкнула, в ее голове раздался негромкий костяной треск, и глаза, быстро провернувшись несколько раз вдоль внутренней оси, поменяли цвет. Теперь они были небесно-голубые.
Почувствовав, что его охватывает паника, Джон спросил:
– Что ты здесь делаешь? И где твои родители?
– Это все тот страшный человек, – ответила Люси и съежилась. – Его фамилия Яйцман. Он снизу такой толстый, с этими… – Девочка сделала тонкими ручками плавательные движения.
– С ластами? – подсказал Джон, холодея.
– Вот-вот, а вместо головы у него яйцо – без носа, но с глазами. Он сказал, что он хоть и некрасивый, но добрый, и пообещал отвести нас с Джулианом к фонтану и покатать на карусели. А еще наврал, что угостит нас зефирным тортом. Девочка всхлипнула, глаза ее потемнели, став темно-фиолетовыми. – А сам завел меня сюда-а…
– Ну-ну, не плачь, – погладил ее по голове Джон. – А где Джулиан?
– Шон, – поправила девочка.
– Шон? – удивился Джон.
– Да. Шона он схватил и затащил вон туда… – Люси указала в ту сторону, куда бежал Джон.
– Шон! Шон! – стал звать Джон, но крик получался слабый, словно он кричал в вату.
Он хотел кинуться в указаном девочкой направлении, но двигался медленно, словно продираясь сквозь паутину.
– Шо-он!!!
* * *
– …Джон, проснись! Джон! – Йоко трясла его за плечо. – Ты кричал. Тебе что-то плохое приснилось?
– Да черт знает что, – откликнулся Джон и тяжело вздохнул, чувствуя облегчение оттого, что это был всего лишь сон. Он был мокрым с ног до головы, сердце бешено колотилось.
– Джон, как ты думаешь, в России мне удастся побывать в Берново?
– Что такое «Берново»? – спросил Джон отстраненно и, пока Йоко отвечала, глубоко вдохнул и выдохнул, как его учил доктор Янов.
– Тверской штат, деревня Берново. Это родина моей русской тети, – укоризненно посмотрела на него Йоко. – Я рассказывала тебе о ней.
– О да, прости, мать, – кивнул Джон. – Русская скрипачка, которую ты любила больше матери… Думаю, удастся. Хотя, ты ведь знаешь, про эту поездку нам и самим пока ничего не известно. Ни сроков, ни условий. Только цель, мамочка. Только цель.
– Окучить Россию?
Он посмотрел на жену, пытаясь понять, всерьез ли она это сказала. Потом усмехнулся и, отвернувшись, уставился в иллюминатор на сияющие горы облаков внизу. В ушах неприятно пощелкивало – похоже, самолет начал снижение.
«Они нисколько не изменились, – подумал Джон, увидев троицу своих бывших лучших друзей, которые как раз выбирались из кресел вип-зала аэропорта Хитроу, то ли обрадованно, то ли растерянно улыбаясь. – Неужели это происходит на самом деле? Вот Пол, он же Макка. Идет навстречу, чертов ублюдок. Я старею, а он словно законсервировался. Но хотя бы без этой своей отвратительной привычки кокетливо играть физиономией…»
«Все