Читать интересную книгу Ритуальные услуги - Василий Казаринов

Засим воспоследовал какой-то жест. Мимический: удивленно приподняла тонкие, тщательно выщипанные брови, а ты высказался в том смысле, что ломбардщики во все времена были алчными кровопийцами и жили исключительно тем, что сосали кровь у бедного народа. Это была явная наглость, но она, против ожидания, отреагировала спокойно и покачала головой: нет, помимо природной жажды крови эта работа требует множество других качеств, и ты на прощание посоветовал ей почаще бывать на открытом солнце…

— Давно оттуда? — неожиданно спросил полковник.

— Давно.

— Мне нужны ребята вроде тебя. — Достав из кармана пиджака портмоне, он распахнул его, выудил из кармашка черную, тисненную золотом визитку, протянул мне. — Заходи. До середины дня меня в офисе не будет, а после двух я на месте. Что-нибудь придумаем. Ты мне симпатичен.

Я повертел в пальцах кусочек плотного картона, из которого следовало, что зовут моего случайного знакомого Астахов Евгений Григорьевич, а также то, что он генеральный директор. Где именно Астахов директорствует, указано не было.

Он глянул на часы, досадливо поморщился, повертел головой, выискивая кого-то в текущей мимо толпе, махнул рукой, поднялся, бросил на стол газету И откланялся, а я еще минут пять сидел за столиком — до тех пор, пока порыв сквозняка не шевельнул газетный лист, из-под которого выглянул уголок забытого Астаховым портмоне. Я раскрыл его. В боковом кармашке уютно устроилась карточка VISA. В основном отделении несколько купюр — наша пятисотка и две американские сотни.

— Хорошее начало хорошего летнего дня, — пробормотал я, засовывая бумажник. в задний карман джинсов.

5

С рекламы, вмонтированной в стеклянную стену троллейбусной остановки, окликнула роскошная рекламная девушка с, тугим, рвущимся на волю из узды крохотного купальника бюстом, левый ее глаз прикрыт — лукаво подмаргивая, она приглашала немедленно посетить пляжи Хургады и древние храмы Луксора. Проследив направление ее взгляда, я непроизвольно икнул: декорированный розовым мрамором вход в магазин, за прозрачными витринами которого разбредались по просторному залу полки, забитые стандартным набором продуктов, а над входом, в полукругом охватывающем вход зеленом пластике, полыхала пурпурная надпись:

КУРАРЕ

Продуктовый магазин

Еще месяц назад на этом месте прятался за плотно прикрытыми жалюзи витринами тот весьма специфический магазинчик «для взрослых», в котором торгуют гигантскими фаллоимитаторами, синтетическими вагинами и прочими забавными штучками, а впрочем, ничего удивительного в этой перемене нет, физиономии московских улиц меняются с поистине феноменальной быстротой, поскольку спрос, как известно, рождает предложение.

Выходит, жители этого квартала стали больше есть и меньше заниматься мастурбацией.

За стеклянной, в оправе белого пластика, дверью стоят пикантные запахи, сочащиеся от отдела, где на витрине млели удивительно аппетитные копчености. Сглотнув слюну, я направился к низким жестяным столикам, тянувшимся по левую руку от кассирш, сидящих спиной ко входу. Выбрав из трех вариантов самую узкую и по-детски трогательную спинку, я осторожно тронул девочку за плечо.

Она вздрогнула, обернулась и посмотрела испуганно: девочка, вчерашняя школьница — бледное лицо без тени косметики, губы бантиком и пустые, как и у всякого представителя выбравшего пепси поколения, глаза..

— Я в самом деле попал в продуктовый магазин «Кураре»?

— Да, — дежурно улыбнулась она. — А что?

— Да нет, ничего. Просто звучное у вас название.

Перед глазами тут же встала одна из картин другой жизни: дом, фасадом выходящий на железную дорогу, второе от угла окно на третьем этаже, под которым пышным цветом цветет Древо желаний — так Отар, друг по группе, в которую ты попал после восстановления в институте, называл эту липу, чья крона по весне распускалась нежно-розовым, с вкраплениями бледно-салатового и лазурного, цветом и смотрелась в компании прочих облезших, уныло нагих деревьев каким-то экзотическим растением.

Автором смелого ботанического эксперимента был Отар, жгучий грузин и красавец из породы писаных, он обладал буйным интимным темпераментом, просто не мог пропустить мимо ни одной юбки, и абсолютное большинство девочек, имевших неосторожность попасться ему на глаза, оказывались в конце концов в его постели, а трудился на этой ниве Отар столь вдохновенно, самозабвенно и с упорством поистине сатанинским — оставалось только поражаться его неуемной энергии, отходы же конвейерного производства — использованные презервативы — он по привычке швырял в форточку, несметное их количество оседало на ветвях стоящей под его окном липы, так что по весне, когда крона освобождалась от бремени талого снега, Древо желаний начинало вызывать смутные ассоциации с сакурой, в пору пышного расцвета сослепу забредшей в серую и бесцветную промозглую мартовскую Москву.

А впрочем, вспомнилась она исключительно потому, что Отарово древо соседствовало с одним занятным магазинчиком, и вы на пару потешались над полетом творческой фантазии какого-то торгового работника, которому пришло в голову назвать магазин для слепых нежным словом «Рассвет». Помнишь, частенько вы ходили к этому заведению, стояли под вывеской, состязались в изобретении названий прочих торговых точек, предназначенных для несчастных ущербных людей. Вариантов находилось масса, для глухих — «Звуки музыки», например. Безногим инвалидам предлагалось отовариваться в магазине «Легкая походка», паралитики приглашались в магазин «Спринт».

— Какое сегодня число? — спросил я.

— Тринадцатое. Говорят, несчастливый день. Хорошо еще, что не понедельник.

— Несчастливый? — Я прикинул в уме свой похоронный стаж. — Шампанское у вас есть?

— Конечно, — надула губки девочка, обидевшись. — У нас все есть. Вон там, в левом углу, белый шкаф с охлажденными напитками, видите?

Я взял бутылку, пересчитал остатки денег — хватало в обрез — и вернулся к кассе.

— Праздник? — спросила девочка, пробивая чек.

— Да. День рождения.

Действительно, выходит, полных девять месяцев прошло с того дня, как ты приступил к обязанностями водителя катафального «кадиллака» — сегодня Харон, можно сказать, появился на свет.

— Заходите, — предложила девочка, широким жестом руки указывая в глубины торгового зала. — У нас есть все.

— Да я и не сомневаюсь, — кивнул я, пятясь в сторону выхода. — Обязательно забегу. Когда мне надо будет смазать стрелу.

Девочка нелепо поморгала в ответ и отвернулась, скорее всего, она не имела понятия о том, что означает звучное слово на магазинной вывеске.

Вывалившись на улицу, я спрятал бутылку в рюкзак, свернул под массивную арку сталинского дома и оказался во дворе, где стоял запах протухшей селедки, сочившийся, скорее всего, от служебного входа в магазин «Кураре» — в момент моего зачатия, девять месяцев назад, этого отвратного запаха не было.

6

В остальном родовое чрево двора не изменилось, его по-прежнему перегораживает крашенная салатовой краской плоская пятиэтажная хрущоба, в которой во времена оны размещалось рабочее общежитие какого-то завода, а теперь квартирует множество фирм, фирмочек, всевозможных открытых и закрытых акционерных обществ, и потому парадный, отделанный невыносимо вульгарным розовым мрамором подъезд сплошь улеплен бронзовыми табличками с выгравированными на них аббревиатурами, попытка выговорить которые может обернуться для всякого нормального человека заплетанием языка в морской узел. Справа все так же монументально сидит в пыльном газоне приземистая двухэтажная коробка, выкрашенная в темно-бордовый цвет — в ней обитает какое-то строительно-монтажное управление. На уровне второго этажа по фронтону здания тянется просторный открытый балкон — причудливость архитектуры, характерная окраска, а также то обстоятельство, что перед входом высятся несколько старых голубых елей, сообщает обители строителей и монтажников сходство с мавзолеем.

Вплотную к мавзолею, примыкая к торцовой его стене, поразительно уютно гнездится невесть как сохранившаяся с невесть каких незапамятных времен избушка, один рассеянный взгляд на которую и положил начало карьере Харона, совпавшего по времени с окончанием карьеры уборщика в пивном шатре. После знаменательного побоища, решительно выставленный Мальком вон, помнится, побрел куда глаза глядят, невзначай завернул под арку с намерением облегчить мочевой пузырь в укромном уголке тихого двора, и увидел пряничный домик, в наружности которого было что-то нездешнее, не городское: начать с того, что дом был основательно сложен из темных толстых крепких бревен и накрыт островерхой, крытой рыжей черепицей крышей. Для полной иллюзии, что ты наткнулся на дачный участок в самом центре каменного города, не хватало только печной трубы на крыше, застекленной веранды да фонтанирующих сочной зеленью грядок под аккуратными, забранными в резные наличники окнами избушки. И потому так диссонировал с трогательной пасторалью огромный, размером с небольшой торпедный катер, черный лимузин: роскошный кадиллак, отнюдь не преклонного возраста и в отличном состоянии, он имел всего две двери, и вообще сама кабина, куда могли поместиться лишь водитель да пассажир, казалась крохотной по сравнению с вместительным грузовым отсеком, обтянутым поверху каким-то мягким, напоминающим дорогую кожу материалом. Два узких длинных тонированных окна, тянущихся по обеим сторонам грузового отсека, убеждали в том, что если пассажиры и ездят в этом салоне, то лишь в случае крайней необходимости. Тем более что забраться в багажный отсек можно было, лишь воспользовавшись широким двухдверным воротцем в задней части кузова.