Читать интересную книгу Записки офисной крысы - Игорь Ягупов

Но я немного отвлекся. Итак, мы с Бобом влезли на смотровую площадку, и мой американский друг, прищурив глаза, окинул взором панораму города.

– Да, большой город, – сказал он. – Почти что с наш Бьювиллидж.

Сказать, что я был удивлен, было бы слишком слабо. Нет, я был в шоке.

– Но, – выдавил я, обретя дар речи, – но сколько же жителей в этом твоем Тьювиллидже?

– О! – протянул Боб задумчиво, и его глаза наполнились ностальгией. – О, ядреный у нас городище, очень ядреный. Большое яблоко, так сказать. Двенадцать тысяч!

– Двенадцать тысяч?

– Почти.

– Но население Мурманска превышает триста тысяч! – вскричал я. – Признайся, что это несколько больше двенадцати.

Боб выглядел удивленным и расстроенным. Но это продолжалось не более двух или трех секунд. Потом он посмотрел мне прямо в глаза. Американская гордость пылала в его взгляде.

– Но кажется, – сказал он, поджав губы, – с виду кажется, что Бьювиллидж гораздо, гораздо больше…

С тех пор прошло уже пять лет. Но я так до сих пор так и не нашелся, что же ему на это ответить. Впрочем, это, конечно, не имеет уже никакого значения: Боб уехал из Мурманска на следующий день после нашего разговора. Он вернулся в свой Льювиллидж.

И мое единственное желание заключается теперь в том, чтобы поехать в Штаты, найти этот чертов Дортвик или Портвик, проехать от него тридцать миль в нужном направлении и взглянуть собственными глазами на городишко с двенадцатитысячным населением, который способен затмить собой трехсоттысячный город.

Лихой паромщик

– Игорек? Здравствуйте. Это Лев с овощебазы, – звучит в трубке вкрадчивый голос.

Боже, надо ж так представляться.

– А я – кролик с мясокомбината! – так и подмывает меня на грубость.

Выдержка, главное – выдержка.

– Добрый день, Лев Владимирович. Слушаю вас внимательно.

– Игоречек, позвоните, пожалуйста, в Испанию. Опять они нам всю поставку сгноили на пароме.

– Конечно, – говорю я, хотя прекрасно знаю, что дело гиблое.

Овощи едут из Испании в Германию на испанском тягаче. Потом фура грузится на финский паром и идет в Хельсинки. На переходе электрическую рефустановку запитывают от сети парома. Для экономии – премию им, что ли, за это дают? – финские паромщики частенько вытыкают ее из розетки. Когда в Хельсинки фуру берут финские драйверы, овощам уже нанесен непоправимый ущерб.

Самописцы всякий раз фиксируют нарушение температурного режима во время морского перехода. Но излить праведный гнев не на кого. Испанцы валят все на паром, финские экспедиторы – на испанцев. А паромщики при этом клянутся римскими богами, что перебоя в электроснабжении у них быть не могло. Крайними, таким образом, оказываются самописцы и сами овощи, имевшие наглость сгнить, не проникшись духом солидарности с нашим холдингом.

Бывают, правда, и другие случаи. Иногда наши менеджеры по закупкам специально берут, скажем, слипшийся лук по цене кондиционного. Разница между фактической ценой и завышенной оплатой делится между финскими посредниками и нашими менеджерами по-братски и оседает на счетах в Финляндии.

Чуя свою нужность и партнерскую алчную заинтересованность, финны наглеют просто на глазах. И вот уже на вопрос, когда же у мороженого «Сникерс» заканчивается срок годности, Ари, глазом не моргнув, заявляет:

– А когда нужно?

Поставляемое мороженое пора отдавать в ясли – ему уже два годика.

– Выглядит, как новенькое, – обещает Ари.

Менеджер калькулирует в уме свои личные доходы с этой сделки.

– Сгрызут, – делает он вывод после некоторого колебания.

Я решаю оповестить о страшном мороженом друзей и порекомендовать его врагам. Все дело, однако, чуть окончательно не загубили кладовщики. Грузовик с мороженым пришел поздно вечером. Увидев в накладных слово «Сникерс» и приняв товар за шоколадные батончики, они разгрузили его вместо холодильника на обычный склад.

Только к обеду следующего дня, когда из ящиков закапало, кладовщики забили тревогу и позвонили мне. Я орал так, что меня, наверное, было слышно и без телефона. «Сникерсы» перегрузили и охладили. Я позвонил финнам.

– Разморозили? – ничуть не удивился Ари. – Ну и что? За эти два года их столько раз размораживали, что им уже ничто не повредит.

– Их есть-то хоть можно, Ари?

Ари замялся.

Не успели наши сограждане сгрызть пенсионное мороженое, как все тот же Ари предложил партию трикотажа.

– Очень дешево, – порадовал он меня по телефону.

– Опять какая-нибудь дрянь? – насторожил я уши.

– Приеду и все объясню, – заверил он.

Одежда конечно же оказалась некондиционной.

– Но процент брака очень невелик, – щебечет Ари. – Очень невелик. Не более трех-четырех процентов.

Очередной менеджер, его зовут Василий, морщится. Он явно не в восторге. Но тут искуситель Ари выбрасывает козырную карту:

– Спроси, Игорь, поменял Василий лобовое стекло на своей «вольво» или еще нет?

При упоминании о стекле Вася начинает жевать губами.

– Привезем тем же грузовиком, что и одежду, – гарантирует Ари. – Бесплатно. Бонус.

Это решает дело.

– Четыре процента брака, говорит? – воодушевляется Вася.

– Три. Век воли не видать: три, – горячится финн.

Василий вздыхает:

– Берем.

Одежда пришла через три недели. Ари не врал: брака в ней было не более трех процентов. Возможно, даже меньше. Ари только забыл сказать, что эти проценты равномерно распределены по каждому изделию: там на колготках упущена петелька, тут на кофточке дырочка, а на свитерке пятнышко. Зато Васино стекло дошло хорошо. Еще бы: ведь оно было укутано таким количеством трикотажного рванья!

Побег в рождество

1

Оттепель. И это двадцать первого декабря. Только в Арктике может быть такое. Не зря называют ее метеорологи кухней погоды. И жить на этой кухне не всегда приятно. То морозы уж совсем распояшутся и вожмут красный спиртовой столбик в колбочку термометра. То вдруг захлюпает под ногами жижа, казалось бы, в самое благоприятное для холодов время – накануне Рождества. Именно она, Арктика, нависающая со всех сторон над Кольским полуостровом, давит и требует к себе уважения – истеричная, как все женщины.

Вечно клубящиеся в этом углу Европы циклоны и антициклоны сдувают с неба то снежинки, то противную обледенелую крупу, то откровенно мокрые капли дождя. Земля вечной осени под вечно серыми облаками. Здесь с утра может быть минус двадцать, а вечером – плюс пять. И только стук дождевых капель по подоконнику расскажет о произошедшем катаклизме. Дождь да головная боль.

Мы бежим на Рождество в Финляндию. Там климат ровнее. Бежали от морозов. А получилось, что подгоняет нас вслед оттепель. Она пришла, как всегда, внезапно, постучавшись утром в окно падающими с отливов верхних этажей комьями снега. Этот стук нас и разбудил.

Если бы мы выехали сразу, то сейчас бы уже плескались веселыми рыбинами в тропическом бассейне Саарисельки.

Забыть на время обо всем – единственное мое желание. Забыть о переговорах с клиентами, о переливах телефонных звонков, о писке факса по номеру, от которого ждал уже ставшего почти родным голоса делового партнера.

В девять часов нас разбудили срывающиеся вниз комки подтаявшего снега. Собственно говоря, то, что мы не выедем раньше обеда, уже можно было предсказать по осмысленному и бодрому Тошкиному взгляду.

Это была моя ошибка. Надо было завести будильник на шесть утра, как я первоначально и намеревался, согнать очумевшую от такого жуткого недосыпа Тошку с кровати, наспех напихать ее бутербродами и засунуть в машину.

Узнав накануне вечером о подобной экзекуции, Тошка впала в депрессию, вспомнила о своем возрасте и постаралась уверить меня в том, что нет решительно никакой необходимости для такого подрыва собственного здоровья. Она смотрела на меня своими темными нахальными глазами и мостила золотыми кирпичами дорогу к моему чувству сострадания. И я дал слабину. Ее низкий, немного хрипловатый голос обладает гипнотическим даром убеждения. Наверное, это помогает ей в бизнесе.

Именно бизнеса я и опасался. Я предчувствовал что, задержись мы в городе до девяти тридцати, когда начинается рабочий день в офисе, Тошка обязательно поедет туда, чтобы дать последние указания опьяненным предстоящей недельной свободой сотрудникам.

Все, думая, что она уже далеко, будут попивать кофеек за неторопливой беседой или попискивать какой-нибудь новой, еще не освоенной до одури компьютерной игрой. И это совсем не будет означать, что персонал плохо работает. Просто людям нужна разгрузка. Им тяжело постоянно находиться под пристальным взглядом начальницы. Они выполнят всю необходимую работу, ни о чем не забудут и ничем ее не подведут. Но им хочется почувствовать себя хоть немного свободнее. И если нет телефонных звонков и назначенных встреч, то почему бы им не занять свое нечаянно освободившееся время чем-то более интимным и приятным, чем выяснение квадратуры кухни у одних клиентов с последующим убеждением других в самой что ни на есть объективной комфортности именно этой квадратуры?