– А когда ж ей заниматься, – травит душу Танька, – когда у нее утром коньки, после школы испанский, а вечером изостудия? Когда ей заниматься-то?
– И рукопашный бой еще. Она у тебя прямо Леонардо да Винчи…
– И поведение, говорит, плохое, – не слушает ее Танька, но тут же возвращается на круги своя: – Я тебе серьезно насчет мужичка. У тебя есть кто на примете?
– Нет.
– Если мне подвернется кто-нибудь безденежный, я тебя с ним познакомлю, – щедрится Танька.
– Да хватит уже, – Владка надувает губы.
Танька начинает колготиться над плитой, что-то напевая вполголоса.
– Курицу будешь? – делает она шаг к примирению.
– Нет, спасибо, – отказывается Владка.
Ей хочется есть. Но Танькино финансовое положение настолько катастрофично, что объедать ее куриные окорока было бы просто свинством.
– Чай?
– Давай чай.
Они окончательно оттаивают и чаевничают мирно и дружелюбно.
– Слышишь, мамочке-то моей в Эмиратах не понравилось, – вспоминает Владкина подружка. – Вот уж, воистину, хоть овсом корми.
– А чего не понравилось-то?
– Да ничего, говорит, интересного. Теперь ей в Париж хочется.
– Путешествовать надо в юности, – многозначительно замечает Владка.
– Это точно. А то шляются везде одни пенсы, а потом рожи кривят – аж зубы сводит.
– Кстати, о зубах, – глотнув чайку, делится Владка с подругой трезвыми мыслями. – Хотела я тут как-то зуб подлечить. Собрала всю волю в горстку, помянула святых угодников, пришла в клинику. А меня там записали на конец недели. Я, конечно, больше не пошла. Как можно второй раз так себя насиловать.
– Да, – философски замечает Танька. – К стоматологу не должно быть очередей.
– Именно, – радуется Владка. – Два дюжих мужика должны дежурить возле входа и затаскивать тебя внутрь, как только ты бросишь взгляд на дверь.
– А потом – наручниками к креслу, – визжит в восторге Танька.
– И расширитель в рот. Только так можно улучшить зубовное здоровье нации, – поддакивает Владка.
– И довести уровень зубовного скрежета до мировых стандартов, – добивает Танька тему. – Знаешь, тут Оксанка как-то пошла зубы лечить…
Они начинают перемывать косточки общим подругам. Но запах, идущий от утомленных на Танькиной сковороде куриных окороков, окончательно разжигает во Владке чувство голода и гонит домой.
– Что ж ты так быстро уходишь? – огорчается подруга, когда Владка начинает откланиваться. – Сейчас Ирка должна прийти. Они в изостудии как раз портрет проходят. Хочешь, она твой нарисует, сангиной?
– Зачем же с ангиной? – пугается Владка. – Нет у меня ангины.
– Да это мелки такие, – успокаивает ее подруга.
– Нет, знаешь ли, я себя и в зеркале-то боюсь…
– Портрет иногда открывает в человеке его лучшие стороны, – задумчиво изрекает Танька.
– Так это же иногда. Знаешь, Тань, я пойду. Пора мне. Пусть Ирка лучше тебя нарисует.
– Да рисовала уже. Сто раз, – загорается Танька, бежит в комнату и притаскивает стопку листов измалеванного картона.
– Без комментариев.
– Что-то ведь есть общее, – Танька рассматривает рисунки.
– Что-то, конечно, есть…
– Знаешь, – воодушевляется Танька. – Здесь ведь главное не прямое сходство.
– Конечно, – утешает ее Владка.
– Это же не фотография. Здесь главное – неповторимость стиля. Как у Шагала, например.
– У Ирки есть стиль, и он неповторим, – резюмирует Владка, вглядевшись для пущей важности еще раз в Иркины каракули.
– Да брось ты, – кокетничает Танька.
– Я серьезно.
– Думаешь? – в голосе подруги появляется надежда.
– Я тебе говорю.
Танька млеет от удовольствия. А Владка выскакивает на лестничную клетку.
11
В троллейбусе царит давка.
– Разрешите мне пошевелиться! – рявкает Владка и протискивается во чрево ада.
В кошачьем аду, должно быть, заправляют собаки. А тренажером для человеческого может служить троллейбус в час пик.
– Дайте мне сесть! – продирается по Владкиной груди какая-то дама, забивая ей нос шерстью со своей лысеющей шубы.
– Вы на меня верхом хотите сесть? – отплевывается Владка лисьим пухом.
Дама не отвечает, стараясь поскорее добраться до уцелевшего пустого местечка.
– Тетенька, в вас столько силы, что вы могли бы и постоять, – пищит подросток, которому лысеющая лиса отдавила ногу.
Дама плюхается на диванчик.
– Что ж вы сели так раскидисто? – хрипит придавленный к стеклу сосед. – Это же двухместное сиденье.
– Это Россия, сударь: здесь любят женщин больших масштабов, – многозначительно изрекает чей-то бас.
Владка убеждает себя в необходимости смирить свой дух и воспринять поездку в рамках отпущенных ей на этом свете испытаний. Но аутотренинг не помогает.
– Да не накладывайте вы на меня, пожалуйста, свои руки! – взрывается она, по-цыгански передергивая плечами. – Если вам некуда их девать – наложите их на себя!
Троллейбус, покачиваясь на ухабах, несется по дороге. Владка пытается усмирить свой дух, в то время как толпа, насевшая со всех сторон, усмиряет ее плоть. Да что они там, размножаются делением, что ли? Их все больше и больше.
– Что ж вы меня так ощупываете? – снова вырывается из темницы ее неусмиренный дух. – Ладно, я уже не в том возрасте, чтобы стесняться того, что снаружи! Но печень, позвоночник, почки… Должно же у меня быть что-то личное?
Троллейбус весело гудит в ответ.
– Извините, – старается отлипнуть от ее спины пристыженный субъект, намертво прижатый к ней человеческими массами.
– Что вы дергаетесь? У вас что-то зачесалось? – добивает его Владка под рев в трибунах. – Так ведь не во всех местах можно чесаться прилюдно!
Субъект выпускает воздух, как проколотый воздушный шарик, и его смывает толпой.
– Ты гляди, какая нежная, – комментирует уже знакомый ей бас.
У Владки такое чувство, как будто она Змей Горыныч о трех головах. И все ее три языка чешутся для ответа. Баса спасает только то, что ей пора выходить. Титаническим усилием воли она загоняет свой мятежный дух в темницу смирения и процарапывается к выходу. Дух молотит в дверь ногами и скверно матерится в самой глубине ее души.
– Вы сейчас выходите? – спрашивает ее сзади дребезжащий старческий голос, дополняя вопрос увесистым ударом по ее спине.
Дух тут же просовывает из-под двери лапу:
– Нет, не сейчас – на остановке!
– Ой, а какая сейчас остановка? – искушает судьбу бабулька.
Владкин дух снова на свободе: дверь взломана, стража перебита.
– Сейчас – никакой, – злорадствует беглый дух. – Сейчас мы едем.
– А какая будет?
Владка не понимает, как можно было дожить до старости с таким любопытством.
– У «Родины», – подсказывает кто-то сзади.
– Вы выходите у «Родины»? – рискуя быть искусанной, допытывается бабка.
– Сами вы уродины! – загробным голосом одержимой бесом произносит Владка, чувствуя, как внезапно отросшие клыки начинают царапать ей губы.
Но тут двери троллейбуса распахиваются. Это спасает старуху. Владка, измятая, изорванная, взбудораженная и недовольная собой, выскакивает на тротуар. Да, это жуткое зрелище. Это жизнь! Еще один день прошел.
Об авторе
Игорь Ягупов родился в городе Мариуполе. С 1980 года живет в Мурманске.
После окончания историко-филологического факультета местного педагогического института работал переводчиком в различных коммерческих структурах.
С начала девяностых стал печататься в областной прессе в качестве внештатного автора. Профессиональную журналистскую деятельность начал в 1998 году в должности корреспондента газеты «Вечерний Мурманск». Длительное время работал в газете «Мурманский вестник». Член Союза журналистов России.
Писать прозу начал с институтских времен. Игорь Ягупов – автор романов «Валькина жизнь» и «Обманувший дьявола», повестей «Записки офисной крысы», «Токсичная улыбка», «Факультет», «Побег в Рождество». В литературной копилке автора также сказочные повести для детей о волшебнике Иги Муре – «Единорог» и «Апостарэлла», рассказы, сборник городских легенд.