— Ваши слова бессмысленны, — сказала она низким голосом, слегка дрожащим от дурных предчувствий. — Но продолжайте. Я слушаю.
— Эбнер Маккейн, адвокат Риза, должен был сегодня встретиться с нами на ранчо. У него какие-то дела в Ларами, и я думал, что он приедет, но получил телеграмму перед самым прибытием дилижанса. Он приедет только завтра утром, так что, похоже, вам придется узнать все от меня.
— Узнать что?
Воздух вздрогнул от громового раската. Тучи, казалось, стали еще темнее, тяжелее, ниже. Уэйд слегка нахмурился, глядя на них, потом бросил взгляд на Кэтлин, решая, как начать. Когда он все ей скажет, она взорвется, как зажженная шутиха. Пожалуй, раскричится да и расплачется, хотя и наговорила всякой ерунды насчет того, что никогда не плачет. А потом еще больше раскричится.
«Она заслуживает этого удара, — мрачно подумал он, — и сейчас получит его».
Но как бы ни был велик соблазн, он все же не мог заставить себя сказать ей это сейчас, посреди пустынной местности, когда вот-вот начнется гроза. Это было как-то неблагородно.
Она захочет остаться одна, когда все услышит, чтобы иметь возможность успокоиться и все как следует обдумать. Если они поедут побыстрее, может, еще и успеют добраться домой до грозы.
— Условия завещания вашего отца довольно сложны. Слишком сложны, чтобы объяснять их сейчас. Вам захочется самой увидеть завещание. Хотя от этого ничто не изменится, — ровным голосом сказал он.
— Но вы…
— Послушайте, гроза догоняет нас! — Уэйд снова взялся за вожжи. — Если мы сию же минуту не двинемся с места, вы промокнете. Полагаю, вам это не очень понравится. И потом, — добавил он, в то время как лошади беспокойно затанцевали на месте, — вам, наверное, понадобится глотнуть виски, когда я расскажу вам, что именно говорится в завещании. Уж поверьте мне.
— Я не пью виски, и я вам не верю и хочу услышать условия завещания прямо сейчас.
— Очень плохо. — Уэйд пустил лошадей рысью, потом быстро перевел в галоп, потому что порыв ветра, долетевший с гор, всколыхнул густую траву, согнул стволы деревьев.
Длинные пряди золотистых волос выбились из прически Кэтлин. Она почувствовала запах приближающегося дождя. Только этого ей не хватало! Вдобавок ко всему еще и вымокнуть. Мало того, что с завещанием, похоже, будут какие-то осложнения.
— Прекрасно, мистер Баркли. Когда мы доберемся до ранчо, вы сначала сообщите мне условия завещания, а потом я вас уволю, — заявила Кэтлин. Внезапно лошади бросились вперед, и повозка быстро и тяжело затряслась по неровной дороге.
Кэтлин молча сидела, напрягая всю силу воли, чтобы ни в коем случае не заплакать. Этот Баркли не должен заметить, насколько ей не по себе, как она встревожена, и совсем не потому, что они едут с бешеной скоростью, а из-за возникших перед ней неожиданных препятствий.
Разве ее жизнь и без того не слишком трудна? Следовало предвидеть, что отец усложнит ее еще больше — даже мертвый он был источником ее мучений.
Кэтлин было только три года, когда ее мать, Лидия, покинула маленькую хижину в глухомани штата Вайоминг и, забрав с собой Кэтлин, отправилась искать лучшей жизни. Риз Саммерз не интересовался ничем, кроме как своим бесценным ранчо, говорила ей позже мать. Он вознамерился превратить ранчо «Синяя даль» в самое крупное, самое доходное имение в этих краях, и ему было не важно, что его жена и ребенок жили, как нищие, посреди обширной безлюдной гористой местности, что Лидия ощущала себя ужасно одинокой, что зимы были чудовищно холодными и долгими и жили они, месяцами никого не видя, на окраине Серебряной долины. Риз не желал отказываться от своей мечты, уезжать из этого медвежьего угла, приютившегося в тени гор Ларами. И Лидия, оставив его, уехала на восток, где встретила Джиллиса Тамарлейна, бравого отпрыска железнодорожного магната, и вышла за него замуж. Джиллис не только устроил развод Лидии, но также обещал вырастить Кэтлин как свою родную дочь.
Кэтлин никогда больше не видела Риза Саммерза — с того самого дня, как Лидия, дождавшись, когда Риз уедет на ярмарку скота, отправилась с дочерью в город, взяв деньги, оставленные ей Ризом на питание, и там, ни разу не оглянувшись, села в дилижанс, направляющийся в Сент-Луис.
Но Кэтлин все же оглянулась — или попыталась оглянуться, но уже спустя годы, и ее воспоминания о раннем детстве в Вайоминге были смутными и расплывчатыми. Своего родного отца она почти не помнила — в ее памяти сохранился образ какого-то крупного человека с очень низким голосом и… сигарами. Она помнила крепкий запах его сигар. И ничего больше.
Не было даже его фотографии.
А Кэтлин очень хотела иметь его фотографию. Когда ей было восемь лет, она впервые написала Ризу, спрашивая, не пришлет ли он ей свое фото, не напишет ли письмо и нельзя ли ей как-нибудь приехать на ранчо «Синяя даль» покататься на пони.
Ответа не последовало.
Через несколько лет Кэтлин сделала еще одну попытку — и снова не получила ответа.
Отец ни разу не подтвердил, что получал от нее письма.
Она даже не знала, что ранчо «Синяя даль» действительно превратилось в самое процветающее хозяйство в тех краях, пока не пришло это единственное письмо — письмо, в котором Риз сообщал, что умирает, и спрашивал, не приедет ли она повидаться с ним.
Письмо пришло в тот самый день, когда она узнала, что Лидия и Джиллис погибли в море.
В тот день вся ее жизнь непоправимо изменилась. Ее мать и Джиллис Тамарлейн были людьми веселыми, приятными, интересными, из разряда вечно отсутствующих родителей. Погруженные в лихорадочный круговорот светской жизни, которую страшно любили, они очень редко проводили время дома с Кэтлин и с ее младшей единоутробной сестрой Бекки. Подрастая, Кэтлин и Бекки никогда ни в чем не нуждались, жили в самых лучших домах, у них всего было в изобилии — и одежды, и игрушек. Родители постоянно принимали гостей и сами почти ежедневно где-то бывали, но при этом не уделяли детям ни времени, ни внимания, и это было очень заметно. У Лидии и Джиллиса никогда, кажется, не было возможности побыть с дочерьми больше нескольких минут, потому что им предстоял бал, или опера, или домашний прием. Их очень часто навещали друзья, отнимая у детей даже то время, которое родители проводили дома.
Перед тем как Лидия и Джиллис предприняли то роковое путешествие домой через Атлантику, они прекрасно провели время на многодневном домашнем приеме в имении графа Уайслета в Суффолке.
Путешествие, которое коренным образом изменило жизнь Кэтлин.
Несмотря на то что родители постоянно разъезжали с одной вечеринки или приема на другую, что зачастую они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на повседневную жизнь своих дочерей и что отправили девочек в пансион, как только те подросли, эта потеря глубоко потрясла и Кэтлин, и Бекки.