Читать интересную книгу Подвиг - Юрий Коротков

К школьному подъезду подкатила «Чайка». Борис Аркадьевич Богуславский в сопровождении старшего Шищенко быстро поднялся по лестнице.

Он без стука, уверенно распахнул дверь директорского кабинета.

— Игорь, выйди… И вы тоже, — кивнул он ребятам.

Соня, Блоха, Игорь и Мишка молча стояли в коридоре. Шищенко, заложив руки за спину, хмуро поглядывая на сына, замер у дверей. Даже сквозь закрытую дверь слышен был властный, громовой голос Бориса Аркадьевича. Потом дверь распахнулась, из кабинета вылетела секретарша и, цокая каблуками, побежала в одну сторону, затем завуч — в другую. Потом появилась красная как рак Марксэна.

Она дрожащими руками поправила прическу. Втянула сумасшедшими глазами на Блогу и зло прошипела:

— Знаешь, с кем дружить, гаденыш… — и пошла прочь.

Леонид Федорович, Инна Михайловна и Богуславский вышли из школы и, не прощаясь, не взглянув друг на друга, разошлись с детьми в разные стороны. Мишка, получив торопливый подзатыльник от отца, один неприкаянно побрел по улице.

Когда Блоха и Соня вошли в штаб, под ноги им радостно бросился, маша хвостом, Джульбарс. Игорь и Мишка сидели у стола.

— Давно собрались? — Блоха сел на свое место.

Соня, как обычно, забралась на диван, поджав под себя ноги.

— В шесть. Как договорились, — ответил Игорь.

— А я… — неловко начал Блоха. Виновато глянул на часы и замолчал.

— Счастливые часов не наблюдают… — сказал Игорь.

— Что? — обернулась к нему, надменно вскинув брови, Соня.

— Грибоедов. «Горе от ума».

Наступило молчание. Мишка курил, пытаясь выдуть ровное кольцо дыма. Игорь разглядывал в бинокль карты. Соня задумчиво водила по губам крестиком.

— Принес? — спросил Блоха у Мишки.

— Вон, — кивнул тот на свернутую брезентовую палатку. — Зашить только надо. По шву разошлась…

Снова молчание. Джульбарс встал передними лапами Соне на колени, она погладила его по голове.

— Я сказал: не порть собаку! — крикнул вдруг Мишка, схватил щенка и отшвырнул в сторону. Джульбарс жалобно заскулил.

— Я не пойду, — сказал вдруг Игорь.

— Ты что? — вскинулся Блоха. — Договорились же!.. Струсил?

— Нет. Просто не хочу.

— Каждый может отказаться. Но — сразу и навсегда!

— Вот я и отказываюсь, — Игорь встал. — Идите без меня. Пока…

— А я чего? — сказал Мишка. — Я тоже пошел… А я-то поверил, дурак… — он махнул рукой.

— Подождите! — крикнул Женька, растерянно оглядывая друзей. — Если вы сейчас уйдете… Стойте! Я хочу сказать важную вещь!

Игорь и Мишка остановились.

— Ну?

— Сядь! И ты сядь!

Мишка и Игорь сели на свои места. Блоха молчал, сосредоточенно глядя в пол. Быстро глянул на Соню.

— Ну? Чего? — спросил Мишка.

— Я… — с трудом начал Блоха. — Я предлагаю… если мы вместе… то пусть все и во всем будут равны… В общем, я предлагаю не влюбляться в нашей группе. Только дружба. Все и всегда только вчетвером… Кто за? — он первый поднял руку. — Игорь?

— Я согласен, — сказал Игорь.

— Я тоже, — поддержал Мишка.

Соня, распахнув глаза, смотрела на Женьку.

— А меня ты не хочешь спросить? — тихо сказала она. — Я никогда тебе этого не прощу!.. — Она вскочила и бросилась к выходу.

— Соня… — попытался остановить ее Игорь.

— А ты доволен? Да? Доволен? — сквозь слезы крикнула Соня. — Я все равно никогда не буду твоей! Понял? Никогда!

Она выбежала. Ребята остались сидеть, не глядя друг на друга.

Блоха посигналил фонариком в окно Соне. Безнадежно подождал и посигналил еще раз…

Соня плакала в глубине темной комнаты.

Блоха отложил фонарик и лег в кровать. Леонид Федорович заглянул к сыну, присмотрелся в темноте.

— Спокойной ночи, — тихо сказал он.

Блоха приподнялся на кровати.

— Пап, я хочу посоветоваться.

— Что-нибудь случилось? — Леонид Федорович присел к нему.

— Ты ничего не спрашивай, только ответь. Предположим, один человек любит другого человека. И тот, другой, тоже его любит… Может ли он… предположим, могу ли я отказаться от любви ради какого-то важного дела?

— Ты же знаешь, люди жертвовали не только любовью, но и жизнью…

— Своей жизнью! — Блоха ткнул пальцем себе в грудь. — Это каждый имеет право… А здесь… получается, что я предаю этого другого человека?

— Все зависит — ради чего? — сказал Леонид Федорович. — Ради маленькой выгоды — это большая подлость. А ради большой идеи — это маленький подвиг.

— А ты — мог бы ради большой идеи отказаться от меня?

— Ну-у… — растерянно сказал Леонид Федорович. — В науке это называется — некорректный вопрос. Об этом нельзя говорить теоретически… Это каждый решает сам…

— Понятно, — тоскливо сказал Блоха. — Спокойной ночи, пап.

Утром понурый Блоха вышел из дома и поплелся привычным маршрутом вдоль двора. У своего подъезда ждал его Игорь. Они молча пожали друг другу руки и двинулись дальше.

Мишка вышел из дома, так же молча поздоровался. Втроем они остановились у Сониного подъезда.

Вскоре появилась Соня. Не взглянув на них, она прошла мимо и направилась к школе. Ребята уныло шагали сзади.

В классе Соня не обращала на них внимания, порвала не читая записку, которую Блоха сочинял три урока, а в коридоре на переменах не отходила от девчоночьей компании.

Так же молча они шагали за ней из школы. Около котлована, там, где тропинки веером расходились к домам, Мишка вдруг обогнал Соню и встал, расставив руки.

— Чего тебе? — враждебно спросила Соня.

— Я царь горы! — вдруг заорал Мишка, сгреб всех троих в охапку и повалился вместе с ними в котлован.

— Да отстаньте вы от меня! — сквозь слезы сказала Соня. Она встала на склоне, отряхиваясь. Потом не выдержала, столкнула вниз карабкающегося мимо Игоря и сама бросилась на штурм…

Потом они, облепленные снегом с головы до пят, весело отряхивали друг друга.

— Пойдемте ко мне! — предложил Игорь. — Отцу из Англии пластинки привезли — настоящий «Битлз»!

— Я к вам домой не пойду, — твердо ответил Блоха.

— Ну, тогда… если хочешь — пойдем к тебе, — виновато сказал Игорь.

Теперь Мишка замялся:

— Я не могу… Отец узнает — убьет…

Все вопросительно посмотрели на Соню. Она потупилась, исподлобья стрельнула глазами на Блоху — и покачала головой.

— Ну, а к себе и не зову, — махнул рукой Мишка.

Они растерянно переглянулись.

— Встретимся в штабе, — решил Блоха.

Вечером они сидели в штабе, склонившись с четырех сторон к горящей на низком столике свече, как заговорщики.

— Давайте поклянемся, — негромко говорил Блоха, — что никогда в жизни, что бы с нами ни случилось, не расстанемся. До самой смерти!

— Погоди. Это особая клятва, — сказал Мишка. — Об этом только на крови можно клясться.

Он воткнул в стол самодельный нож с наборной ручкой, снял со стены карту и положил белой изнанкой кверху.

— Пусть каждый напишет здесь кровью свои инициалы.

Соня взяла нож, посмотрела на лезвие:

— Заражение крови может быть.

— Смотри, я первый… — Мишка подержал кончик ножа в пламени свечи, чиркнул себя сбоку по мизинцу, подождал, пока стечет капля крови и нарисовал корявые буквы «МШ».

Игорь проделал то же самое и поставил ниже «ИБ».

Соня глубоко вдохнула и плотно сжала губы, сделала надрез и написала «С» и «Н». Только потом болезненно поморщилась и прижала порез к губам.

Блоха все это время пристально смотрел в стол перед собой. Мишка прокалил нож и протянул ему. Блоха, белый как смерть, взял нож, провел дрожащим пальцем по лезвию и судорожно сглатывая, из последних сил удерживая сознание, начертил внизу свои инициалы. Отошел к двери и сунул в рот горсть снега.

— Что с тобой? — спросила Соня.

Ребята удивленно смотрели на него.

— Да он крови боится! — засмеялся Мишка. — Ну, дела! А еще в экспедицию собрался!

— Я?! С чего ты взял? — независимо пожал плечами Блоха. Он оглядел друзей. — Выходим сегодня! — решительно сказал он. — А то будем готовиться, пока зима не кончится!

Когда во всех домах засветились экраны телевизоров и раздались позывные программы «Время», в четырех темных окнах деловито замигали фонарики. Мишка, напряженно шевеля губами, поглядывая в листок с азбукой Морзе, читал сигналы и мигал в ответ.

Блоха запечатал конверт, положил на стол.

На кухне собрались отцовские друзья, негромко пели:

И все так же, не проще,Век наш пробует нас —Можешь выйти на площадь?Смеешь выйти на площадь?Можешь выйти на площадь,Смеешь выйти на площадьВ тот назначенный час?..

— Пап, я к Соне.

Отец кивнул…