Читать интересную книгу Охотники на снегу - Татьяна Алфёрова

И все пошли по делам: Вика стала собираться домой, Валера обратно к столу, Алик за другой бутылкой, ведь кто-то должен идти за новой бутылкой.

Света

На следующий день Вика жаловалась по телефону своей подруге Светке. Света девушка умная-разумная, но не в том плане, как Алла, жена Алика. Случается, что умные женщины не похожи, ведь и брюнетки не все схожи между собой, более того, и блондинки порой различаются.

На Аллу посмотришь, проникнешься ее серьезным сдержанным обликом и далее без слов понимаешь, что эта женщина наверняка знает, что и как. Света знала, что и почем, и на ее круглом лице с крупным ртом, крупным носом и большими серыми глазами серьезность поселялась лишь в редких случаях. Например, при решении судьбоносной проблемы, какую краску для волос выбрать перед походом в жилконтору: «дикий баклажан» или «пьяную вишню». Она любила покричать на подругу Вику, потому что больше кричать было не на кого, но и Вика в долгу не оставалась. А еще Светка излучала твердую, несколько тяжеловесную уверенность в завтрашнем дне и, будучи в свои двадцать пять не замужем, почти не переживала по сему поводу. Во всяком случае, судьба подруги беспокоила ее сильнее, чем собственная. Действительно – разумная девушка.

Вика изложила недавние события, закончив речь неожиданно точным замечанием:

– Если бы я три часа трендела на кухне, что всё вокруг дерьмо, меня сочли бы занудой, а когда то же самое проделывает этот козел, восхищаются его брутальностью.

Свету резануло незнакомое слово. Неприятно, что и говорить, когда старая добрая подруга ни с того ни с сего начинает употреблять непонятные слова, явно чужие, как шмотки из «секонд-хенда» с антибактериальной отдушкой. Но ответ выдала резонный, по делу как есть:

– Что ж ты, дурында, не нашлась? Не сказала, что сама можешь находиться на чужой – заметь, чужой – кухне с таким же правом?

– Но он же был пьян в задницу! – деликатно возразила Викуся.

– А почему надо делать скидку на пьянство? – трезво возразила подруга и безо всякого перехода, как это случается у барышень, предложила немедленно встретиться и отправиться в церковь, потому что ей приснилась покойная бабушка: необходимо как можно скорей поставить свечку и подать записку «О упокоении». Вика согласилась, идея выглядела завлекательно: она и сама может поставить свечку. Попросит об исполнении желаний – вдруг подействует?

Володя и жена

– Благоверный! – позвала мужа Леся. Она энергично помешивала в пятилитровой кастрюле ароматное варево, поварешка норовила увязнуть, и потому настроена была Леся не в меру решительно.

– Иду, благоверная, – отозвался Володя и протиснулся в кухню наполовину.

– Ты знаешь, я не ханжа. Я вообще кроткая терпимая гражданка.

– Знаю-знаю! – Володя ненадолго задумался. – Это ты про Алика с Викусей? Ну подумаешь, загулял джигит, что ж теперь… Женская доля, она, вишь, такая. Что же мне его с подругой и в дом не пригласить, если ты с женой знакома, – пошел в наступление Володя.

– В лапшу тмин положить? Рискнем?

– С ума ты спрыгнула? Какой тмин, к свиням собачьим! Шкварок нажарь, раз мяса нет! Так что про Алика с Викой-то?

– А что такого, эстонцы всё с тмином едят. Да я про этого самого Валеру. Чтобы этого охряпка ты больше в семейный дом не приводил ни под каким соусом! Хотя бы и водочным! Чтобы ноги его здесь больше не было! Чтобы я никогда ни единым глазом про него не слышала! – распалялась кроткая жена, путая фигуры речи.

– О господи, благоверная, как ты меня напугала, я уж думал, ты про Вику! Вроде как закоснела в супружеской однобокости. Да с легкостью и удовольствием! Он действительно мутный, этот Валера.

– Пошел прочь, Чубайс! – закричала Леся рыжему коту, вспрыгнувшему на стол и умильно сощурившемуся на кастрюлю. – Он не мутный, он Каин.

– Он – что? – изумился Володя, подхватывая кота на руки; кот вырывался, демонстрируя оскорбленную невинность.

– Остатки печенки ему, скотине, скормила, даже тебе не оставила, а еще к лапше подбирается, как есть Чубайс. Каин он!

– Кто – Чубайс? – дурашливо переспросил опора и надежа, деликатно почесывая кота под горлышком.

Множество рыжих котов носило эту кличку, утверждая популярность современного рыжего политика и любовь народа к симпатичным аферистам. Хотя политик аферистом мог и не быть, этим качеством его выделяла общественная провокационная любовь.

– Валера твой – Каин! Чтоб тебе всю жизнь лапшу с тмином есть, если еще хоть раз его приведешь!

– Это аргумент, это серьезно. Благоверная, я пошел вычеркивать его имя из списков живущих. Ну хоть лука пожарь, если шкварок нет. Тряхни состраданием. Все, удаляюсь! Царствуй!

Весело закатился дверной замок: запах лапши привлек очередных гостей.

Вика, Света и Алла. Вторник

Служба шла давно, и Вика чувствовала себя неуютно. Когда они только входили в храм, Света перекрестилась перед дверями, а Вика захотела повторить ее жест и не смогла, так неловко, стыдно ей сделалось, будто наблюдает за ней некто недоброжелательный. Еще тогда она решила, что ничего не получится. Может, она одержима бесами? Но тогда было бы жутко, а не скучно. Вообще-то сейчас в церковь многие стали ходить, модно даже. Говорят, в Пасху на Крестный ход тьма народа собирается.

Старухи косились на Вику неодобрительно, когда она, не разгибая колен и цокая высокими каблуками – как ни старайся, по каменному полу бесшумно ни пройдешь, – ходила от иконы к иконе, рассматривала темные лики, сурово глядевшие мимо нее. Светка ловко зажгла свою свечу от соседней и поставила перед иконой, ничем не отличающейся, как Вике показалось, от остальных.

– Это кому икона? – зашептала Вика, и тоже получилось громко. В конце концов, надоело оглядываться на старух. Вика отошла в другой конец храма и попыталась пристроить свою свечу перед небольшим распятием – там, где было много свечей, больше, чем в каком-либо другом месте. Свеча не хотела стоять ровно. Вика боялась подпалить рукав шубки от соседних огоньков и с облегчением передоверила заботу подошедшей женщине в темном халате, очевидно, служительнице.

– Недавно схоронили? – с сочувствием не то спросила, не то отметила женщина, и Вика испуганно шарахнулась в сторону. Она не знала, что по ошибке выбрала канун – стол для поминальных свечей.

Священник в парчовом золотом облачении заходил быстрее, закрылись ажурные золоченые ворота, Вика догадалась, что скоро служба закончится, постаралась сосредоточиться. Не получилось сосредоточиться: слов не понять, темнота словно еще больше сгустилась, выползая из-за колонн, придавливая слабые огоньки свечей.

«О чем бы попросить-то?» – в который раз тоскливо подумала Вика, и тотчас отдельная плотная, почти материальная тень бросилась ей в лицо, прислушиваясь.

«Нет, больше не выдержу, подожду Светку на улице. Что за детство, в самом деле, проси – не проси… О чем можно попросить, интересно? Вот, о справедливости хотя бы. Многого мне не нужно, а то, что так хочется: свою квартиру, к примеру, или настоящую шубу, не такую, как эта синтетическая, неужели не заслуживаю? Факт, заслуживаю».

Когда Вика занялась перечислением необходимого в первую очередь и необходимого в принципе, время побежало быстрей. Напугавшая ее тень исчезла, растворилась в воздухе, пахнущем ладаном. Служба закончилась.

«Неужели Светке нравится сюда приходить? Не скажет, если спросить, кто же скажет про себя правду», – удовлетворенно вздохнула Вика и поспешила к выходу за подругой, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух без привкуса сладости и скользкого воска.

– Хорошо сходили, – отметила Светка и, как водится без перехода, вернулась к первоначальной теме, заложенной телефонным разговором.

– Ну и что ты себе думаешь? Долго собираешься валандаться с этим дядькой? – Так она называла Алика, не для того, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте; всех мужчин старше тридцати Света называла дядьками, за исключением собственных знакомых, которых называла любовничками, независимо от отношений, связывающих ее с ними.

– Ну-у, – раздумчиво пропела Вика и неожиданно для себя добавила, – у меня, можно подумать, выбор есть.

– Теряешь время, давно бы уж с кем-нибудь познакомилась. Понимаю еще, он бы подарки полноценные дарил. Ну что это такое, ни разу в ресторан не сводил, жмот, сам-то из кабаков не вылезает. А тебе наверняка втюхивает, что кабаки ему на работе надоели. На самом деле просто жалеет деньги на тебя тратить.

Светка приостановилась у ограды и полезла в сумочку за сигаретами. Владимирская, самая текучая из петербургских площадей, гудела, звенела и шаркала, проносясь мимо и оставаясь на месте. Ближе к Кузнечному переулку прозрачный бомж, продающий ушанку из свалявшегося бурого меха и смеситель для раковины, дернулся было, чтоб стрельнуть сигаретку, но Светка чуть-чуть повела глазами, и бомж попятился, понял – не выгорит.