Читать интересную книгу Суть Времени 2013 № 18 (6 марта 2013) - Сергей Кургинян

Но торговые войны шли не только в сфере импортных тарифов. Все развитые и развивающиеся страны в этот же период предпринимали особые усилия для завоевания новых экспортных рынков. И эти усилия включали далеко не только меры честной конкуренции.

К этому времени развернулись и очень быстро шли к своему логическому завершению два общемировых экономических процесса, которые детально описали сначала Р. Гильфердинг («Финансовый капитал»), а затем В. И. Ленин («Империализм как высшая стадия капитализма»). Во-первых, происходило неуклонное «сращивание» капитала финансового и промышленного, то есть денег и производственных мощностей, во главе с финансовым капиталом. Во-вторых, шла очень быстрая монополизация в большинстве отраслей промышленного производства, а также создание транснациональных корпораций (с базой в метрополии и производственными мощностями, источниками сырья, торговыми подразделениями в колониях).

В результате возникали «финансово-промышленно-торговые» гиганты, которые могли вести экспансию на новые рынки, располагая огромными финансовыми (кредитными), производственными и торговыми потенциалами. И они все чаще сталкивались между собой в торговых конфликтах на пространстве уже практически полностью «поделенных» мировых рынков. Сначала — невооруженными, а затем и вооруженными методами.

Так, например, некоторые исследователи определяют процесс торгового вытеснения Англии Германией из провинций Персии в начале ХХ века как «войну взяток и контрабанды». В ходе этой торговой войны германские товары в больших масштабах тайно ввозились в Персию через Турцию или морем, а перед продажей на них ставились товарные знаки турецких и персидских фирм. И на весь этот процесс «сквозь пальцы» смотрели «хорошо подмазанные» ответственные персидские чиновники…

Но в Османской Турции в это время столкновения по вопросам торговли и транзита грузов между английскими и французскими компаниями (владельцами железных дорог из Смирны вглубь Малой Азии) и компаниями германскими (владельцами железной дороги из Константинополя в провинцию Анатолия) — уже нередко сопровождались вооруженными конфликтами между охранными отрядами компаний.

В этом соперничестве за рынки быстро развивающиеся «новые промышленные страны» (и прежде всего, Германия, почти полностью обделенная колониями), наращивали торговую экспансию, а развитые промышленные страны (прежде всего, Англия и Франция) пытались такой экспансии помешать. Соперничество все чаще переходило в локальные вооруженные столкновения. И, как и предсказывал Ленин, не могло не привести к империалистической войне.

Первая мировая война не только привела к огромным человеческим и экономическим бедствиям, но и очень резко свернула мировую торговлю. Военные торговые санкции, нарушения кредитных соглашений, огромная ничем не обеспеченная эмиссия бумажных денег, сопровождавшие вооруженные действия… Затем — выплаты репараций побежденными… Все это не могло не вызвать глубокое торговое «закрытие» большинства воевавших стран. Кроме того, из сферы международной торговли после окончания войны оказалась почти полностью выведена молодая Советская Россия.

И потому некоторые экономисты называют Первую мировую войну обрушением первой торговой глобализации. Существенно сниженные к началу войны таможенные тарифы после войны вновь резко (в среднем до 35–45%) выросли. И послевоенное экономическое восстановление глобального мира шло в режиме торговой «полузакрытости» большинства стран. В том числе, в режиме практического эмбарго (полного запрета) на торговые отношения с СССР, из которого лишь некоторые страны (Швеция, США, Голландия и др.) иногда делали отдельные исключения.

А в начале 30-х годов ХХ века разразился мировой кризис. Который привел к дальнейшему торговому «закрытию» глобального мира. Особенно отличились в этом развитые страны, наиболее глубоко погружавшиеся в кризис. Так, если в США таможенные сборы в 1920-е годы составляли в среднем 40% от таможенной стоимости облагаемого пошлинами импорта, то в 1930 г. был законодательно принят так называемый тариф Смута-Хаули, который увеличил импортные тарифы до 64–65%. Большинство торговых партнеров Америки (которые также испытывали аналогичные кризисные проблемы) восприняли это как «тарифную войну». И некоторые из них тут же ответили «симметричными» тарифными мерами.

Однако защиты от импорта для выхода из кризиса было явно недостаточно. Нужно было наращивать экспорт. Именно поэтому (а вовсе не из внезапно проснувшейся благосклонности к СССР) сначала Америка, а затем и некоторые другие кризисные страны сняли с нашей страны наиболее болезненные торговые санкции. И начали продавать Советской России трактора, паровозы, станки, промышленное оборудование и даже целые «заводы под ключ», обеспечившие нашей стране очень существенную часть технологической базы для широкой коллективизации сельского хозяйства и индустриализации промышленности.

Тем не менее, мировой кризис продолжался, и большинство экономистов видело одну из его причин в упадке или недостаточной развитости международной торговли. Обсуждение вопроса о необходимости принятия согласованных и обязательных решений о единых нормах мировой торговли началось еще в середине 30-х годов ХХ века в кулуарах предшественницы ООН — Лиги Наций, созданной в 1920 г. по итогам Первой мировой войны.

Но эти переговоры прервала Вторая мировая война. Которая (как всегда бывает во время войны) параллельно с вооруженными действиями на фронтах открыла новый раунд жесточайших торговых войн. С потоплением вражеских торговых судов, захватом грузов, ростом нелегальных контрабандных потоков через «нейтральные» страны и так далее. И это еще раз показало, что торговые войны, в конечном итоге, не приносят устойчивого успеха ни одному из их участников.

О том, что было дальше — в следующей статье.

Информационно-психологическая война

Церковь Низа против Красной Церкви — 2

Монах-францисканец Рабле объявил Церкви самую настоящую войну. Правда, Бахтин пытается убедить нас, что речь идет вовсе не о войне, а о «веселой и свободной игре с вещами и понятиями»

Анна Кудинова

Чтобы понять сущность алхимической процедуры, которую — во имя полновластного и безоговорочного торжества Низа — осуществляет Франсуа Рабле, нам придется коротко остановиться на том, что такое травестия.

Травестия (от итал. travestire — переодевать) — комическая имитация, когда автор заимствует сюжетные линии или образы известного чужого сочинения, но подает их в пародийном, «снижающем» ключе. Смысл оригинала при этом выворачивается наизнанку: героическое предстает смешным и т. п. Это то самое «шиворот-навыворот», которое, как указывает Бахтин, является основой смеховой народной культуры. Кстати, в России произведения, написанные в указанном жанре, часто так и называли — «изнанками» (или «произведениями наизнанку»).

Бахтин восхищается тем, как мастерски использовал Рабле этот прием, как блестяще описывал он предметы, в том числе предметы высокие, снижающим языком, подвергая их осмеянию. Для чего это делалось? Есть известное выражение: «Смех убивает страсть». Нельзя не признать его справедливость. Но тогда получается, что, подвергая высокое осмеянию, Рабле действовал, подобно киллеру? Нет, нет и нет! — говорит Бахтин. Рабле — это маг, волшебник, эскулап, дарующий новую молодость тому, что одряхлело и выцвело.

У Новеллы Матвеевой есть такое стихотворение:

«Когда потеряют значенье слова и предметы,На землю, для их обновленья, приходят поэты».

Так вот, Бахтин утверждает, что смех — чрезвычайно полезное средство в деле обновленья утраченного значения слов и предметов. И что Рабле погружает предмет (слово, смысл) с кипящую смеховую стихию именно для того, чтобы тот засверкал первозданными красками или даже стал краше, чем прежде.

Знакомый сюжет — не правда ли, читатель? Иван из сказки «Конек-горбунок», искупавшись в котле с кипящим молоком, становится молодец молодцом. Надо помнить, однако, что сюжет с купанием в кипящем молоке не всегда заканчивается оптимистично. Когда в той же сказке примеру Ивана решает последовать Царь, финал истории выглядит уже не столь празднично: «Бух в котел — и там сварился».

Можно, конечно, сказать, что Царь был злым, а Иван — добрым, и каждый получил по заслугам. А еще можно сказать: «Что для русского хорошо — то для немца смерть». Нам сейчас неважно, кто тут «добрый», а кто «злой», кто «немец», а кто «русский». Нам важно, что снадобье, оказавшееся для одного больного целительным, для другого может стать смертельным ядом. Так бывает.