Гитлер принял другую концепцию, другой принцип баланса между блоками. И потому проиграл — несмотря на то, что в его распоряжении были огромные возможности и блестящая военная машина.
Было бы неправильным обсуждать все это без рассмотрения того контекста, в котором это все разворачивалось. Суть этого контекста в том, что война накатывалась на мир быстрее, чем Советский Союз успевал наращивать военный потенциал.
Уже с начала 30-х годов в мире разгорались локальные войны — предвестники мировой войны. В 1931 году Япония захватывает у Китая Манчжурию, создав там военизированное марионеточное государство Манчжоу-Го.
В 1933 году в Германии к власти приходит Гитлер и заявляет о реванше — Германия начинает готовиться к войне.
В 1935 году фашистская Италия Муссолини захватывает Эфиопию. Агрессия прошла совершенно безнаказанно.
В 1936 году начинается франкистское восстание в Испании, поддержанное итало-германской интервенцией.
В 1937 году Япония вторгается в северный Китай. Войну с Китаем правящие круги Японии рассматривали как первый этап подготовки нападения на Советский Союз.
В марте 1938 года состоялся аншлюс («присоединение») Австрии Германией — реакции мировых держав опять не последовало.
В конце июля 1938 года — военный инцидент у озера Хасан. После двухнедельных ожесточенных боев японские войска разгромлены.
30 сентября 1938 года — «Мюнхенский сговор» Великобритании, Италии и Франции с Германией о передаче ей части Чехословакии. Лига Наций бездействует.
Летом 1939 года — советско-японский конфликт у реки Халхин-Гол, завершившийся полным разгромом 6-й отдельной армии Японии.
Наконец, 1 сентября 1939 года — агрессия Германии против Польши. Началась Вторая мировая война.
Советскому военному руководству было ясно, что надо готовиться к войне на два фронта: на западе — против фашистской Германии и ее сателлитов — и на востоке — против Японии. Ненадежным было и южное направление — со стороны Турции.
Противостоять бурно развивавшейся в промышленном и военном отношении Германии Советский Союз мог только в случае кардинального реформирования РККА, обеспечения ее всем необходимым для отражения складывавшихся угроз.
Однако подготовка к войне — это не только производство танков, самолетов и орудий, но и отбор и воспитание людей — в первую очередь, командных кадров. Формирование профессиональной и всецело преданной партии большевиков элитной группы высшего командного состава Красной Армии приобретало важнейшее значение. Ведь именно она должна была в период войны осуществлять руководство крупномасштабными боевыми действиями.
В этой связи Сталина беспокоила ситуация в армии. В РККА существовало три группы высшего командного состава. Одну, наиболее привилегированную и находящуюся под патронатом Сталина, составляли «конармейцы», т. е. командиры эпохи Гражданской войны, родом из народа, в основе своей идеологически стойкие и преданные партии и вождю. Эту элитную группу, руководители которой получили высшие военные посты, возглавлял К. Ворошилов.
Вторая группа также состояла из героев Гражданской войны, но формировалась, скорее, по «земляческому» признаку. Эта группа не была единой, среди них были «дальневосточники», «котовцы», «примаковцы», «самарцы», «чапаевцы», «щорсовцы» и другие. Среди «землячеств» выделялись группировки И. Уборевича и И. Якира, которые возглавляли первостепенные и самые насыщенные войсками военные округа — Белорусский и Киевский. Они обладали большим политическим весом и влиянием на дела Наркомата обороны.
Третья группа опиралась на «военспецов» — профессиональных военных руководителей, пришедших в РККА из царской армии. Ее возглавлял М. Тухачевский. Группа во многом представляла собой результат кадрового отбора Троцкого, который, будучи наркомом по военным и морским делам и председателем РВСР, имел возможность единолично формировать кадры высших командиров РККА. Это привело к тому, что во главе военных округов, армий, корпусов и дивизий оказались квалифицированные и способные военные, но не преданные коммунистической идеологии.
Между элитными группами возникали и множились конфликты — по поводу тактических и стратегических проблем армии, военных способностей друг друга, образованности и «безкультурья», разбавленные личной неприязнью. Шло соперничество за власть и привилегии, возникали разногласия по поводу прежних боевых заслуг. Фактически, в предвоенной элите РККА не было единства не только идеологического, но и корпоративного.
Двойственными были и результаты маневров Белорусского и Киевского военных округов 1935–1936 гг. С одной стороны, они показали западным наблюдателям силу Красной Армии, а с другой — выявили серьезные недостатки в боевой подготовке соединений. Именно эти маневры поставили вопрос о смене советской военной элиты.
Наконец, причиной «чистки» командного состава армии 1937–1938 гг. стали где-то реальные, а где-то мнимые заговоры военных, критически настроенных по отношению к политике руководства страны и к самому Сталину. Описывать эту сложную и неоднозначную страницу истории РККА здесь не место. Но стоит привести две оценки, в той или иной мере исходящие из высших эшелонов власти.
Борис Бажанов, работавший некоторое время одним из секретарей Сталина, а потом ставший эмигрантом, в своих воспоминаниях писал о военных той поры, что «это были кадры, вполне подходящие для государственного переворота в случае войны». Он же вспоминает слова Л. Мехлиса, начальника Главного политуправления РККА, явно воспроизводившего точку зрения самого Сталина: «Все эти тухачевские, корки, уборевичи, авксентьевские — какие это коммунисты? Все это хорошо для 18 брюмера, а не для Красной Армии».
В результате Сталин пришел к решению о необходимости выдвижения новых командных и начальствующих кадров армии. Для подготовки резерва высшего комсостава была создана Военная академия Генштаба РККА.
Первый набор Академии Генерального штаба (1936–1938 гг.) проходил под жестким контролем, сопровождался постоянными «чистками» от «неблагонадежных элементов». Тем не менее, именно выпускники академии в период Великой Отечественной войны сформировали ядро руководящего состава Советских Вооруженных сил и стали прославленными полководцами. Этот первый выпуск называют «маршальским курсом» Военной академии Генштаба.
Как воевали эти полководцы, как боролась с врагом страна — в следующей статье.
Наша война
Разведка съездом, или Месть труса за испытанный страх
Это уже не концерт, это массовый острый психоз
Юлия Крижанская, Андрей Сверчков
В прошлый раз мы остановились на том, что российские либералы ведут себя таким образом, как если бы кроме них в российской политике никого не существовало. Поэтому они себе (являясь сугубым меньшинством) планируют победу на выборах. Прямо вот на следующих — через 5 лет. Ну, в самом крайнем случае, через 10. А чтобы население не сомневалось, за кого голосовать, они эти 10 лет будут не покладая рук работать — чтобы через 10 лет добиться «бюджетного кризиса» и «краха пенсионной реформы», после которых население уж точно за них проголосует. А потом догонит и еще раз проголосует. А как только они победят на выборах, так сразу и будет нам всем счастье: будем, наконец, жить, как на Западе! Или они — дельфины — будут всей своей креативной стаей (или стадом?) жить буквально на Западе, а анчоусы отсюда будут поставлять им ресурсы — детишкам на молочишко.
По-видимому, эти мечтания настолько завладели умами либералов и работающих на них журналистов и блогеров, что они решили, что все уже решено и ничто им уже не может помешать. Именно поэтому Съезд родителей так их расстроил — вдруг оказалось, что они в российской политике не одни. Как так?! Это они — оппозиция! Единственная и неповторимая! У них монополия! Всякий, кто хочет быть оппозицией, должен испросить у них всемилостивейшего соизволения! А тут — безобразие: какой-то Кургинян, какая-то «Суть времени», какое-то «Родительское Всероссийское Сопротивление»? Да еще и Путин к ним пришел? И с чем-то там согласился? То есть эта самозваная «псевдооппозиция» чего-то добилась? Ну уж это ни в какие ворота не лезет! «Это, конечно, атас!», — сказали наши креативно-одаренные граждане и закатили нам тот самый концерт либеральной самодеятельности, который мы уже третью неделю рецензируем.
Главной достопримечательностью этого концерта была, как нам казалось, его принципиальная проективность: не имея (да и не желая) ничего сказать по существу, «артисты» в основном самовыражались, пытаясь облаять. Но это было еще не всё! Во время антракта произошло нечто, добавившее новых красок в обсуждаемую «картину маслом».