из множества коридоров. Там бы я заблудился в считанные минуты. Зайти только за поворот — и все, ты пропал! Каким образом девушка умудрялась с такой уверенностью следовать вперед и не потеряться, оставалось для меня тайной.
— Как тебя зовут? — я не дождался ответа на первый вопрос, и от нетерпения уже задал второй. Девушка вскинула тонкие черные брови, будто бы в удивлении, а затем вспомнила, что я «ничего не помню».
— Белка, — коротко представилась девушка с рубиновым пожаром на голове вместо волос.
Я тяжело выдохнул сквозь сжатые зубы.
«Белка она. Ещё не хватало наедине нам назвать друг друга дурацкими кличками» — подумал я про себя.
— А по имени как тебя звать?
— А тебе какое дело?
— Антон. Очень приятно.
— Ты — Псих. Никакого Антона я знать не знаю, и знать не желаю. Понятно?
— Слушай, — я вздохнул, но меня перебили.
— Нет, это ты слушай! — твердо сказала мне эта «белка». — Мы сейчас в глубинах под Вентилятором, и люди долго здесь не живут. Здесь где-то поблизости есть биомы...
— Чего? Какие ещё «биомы»?! — я не понял последнего слова.
— Это огромные пещеры, которые не обойти и за несколько суток. С потолка там льется свет из больших ламп, которые называются «Солнце». Изредка они орошаются с потолка водой. Ещё там растёт мох и всяческие растения.
— Что-то прямо знакомое, — задумчиво прошептал Шут, а затем засмеялся в моей голове. Я скривился от звона в ушах, и продолжил слушать всё дальше.
— И поскольку там всегда есть, что сожрать, среди биомов всегда гнездится всякая живность, — хмуро подытожила «белка». — Обычно любой биом подгребает под себя один вид, и, судя по всему, это будут Жуки. Надо как-то просочиться между их патрулей, иначе нас просто сожрут.
— Понял, — я кивнул. Слово с заглавной буквы — «Жуки», глагол «сожрать» и «просочиться между патрулей» сделали картину в моей голове целостной. Я понял, что после смерти я попал в Ад.
— Да тут все хорошо! — не согласился Шут, только уверив меня в обратном.
— Нет, ты не понял! — не согласилась «белка», и подытожила. — Нам конец! Вот теперь, я надеюсь, тебе понятно?
— А те двое типов? Как они здесь оказались, и почему они нам не помогли? — я вспомнил о силуэтах, чьи лица скрывал от меня сумрак, и спросил безо всякой задней мысли. Лишь в последний момент я заметил лицо девушки, и осекся.
В полумраке, переносной светильник излучал свет, в котором её лицо казалось высеченной из алебастра скульптурой. Мягко закругленный подбородок переходил в линию скул, словно на картине. Она стала бы красивей любой виденной мной вблизи девушки, если бы только на её лице не отражалась такая досада.
— Помогли? Нам? — выплюнула Белка, пытаясь не рассердиться. — Ты, что ли, дурак? Морлоки — и чтобы хоть кому-нибудь, хотя бы раз помогли?
Она осеклась, когда я прищелкнул пальцами, услышав знакомое слово.
— Морлоки? Это что такое? — повторил я. Конечно, я знал, кем были «морлоки» из романа Герберта Уэллса, и знал даже, кого они разводили себе на прокорм — но вот какое значение вкладывала в свои слова Белка? Вот, в чем вопрос.
— Э-э-э. Это ругательство просто, я не понимаю, что оно означает, — смущённо призналась мне Белка. — Когда-то давно, вроде, за это ругательство полагалось телесное наказание. Вот с тех пор их так за глаза и зовут.
— Почему? — не унимался я, зацепившись за эту деталь, которая показалась мне слишком уж странной.
— Да не знаю я! — потеряла терпение девушка, и раздражённо прикрикнула на меня. — У нас в Вентиляторах историю девочкам не преподавали! Тем более, в таких деталях. Наше дело — делать детей, вообще-то, а не это вот, всё...
Я долго глядел на неё, удивлённый странной интонацией, с которой она бросила фразу. В ней не прозвучало вызова, который я ожидал бы в иных условиях, как и намёка на какую-то шутку. Словно констатация факта, который должен быть мне известен, как восход весеннего солнца, и расспросы на эту тему вызвали в ней законное раздражение.
Я пристально изучал её лицо, но она не шутила. Не иронизировала. И явно не кокетничала.
— Ну ладно, — сдался я. — Тогда что ты здесь забыла?
— Не твоё дело! — закономерно, я заставил её огрызнуться. На её бледном красивом лице выступила красная краска, и она порывисто ушла с места. Кажется, я слишком сильно на неё надавил.
Она отошла на десяток метров и села в свой спальник, повернувшись ко мне спиной.
Неожиданно в моей голове заговорил Шут.
— Ты задаешь не те вопросы, Антон. А для тех, которые ты задаешь, ты неправильно выбираешь местоимение, — он вкрадчиво произнёс. — Тебе надо было, прежде всего, спросить, как зовут тебя самого. И уже потом знакомиться с ней. Ты всё сделал наоборот!
Я вздрогнул от запоздалого понимания, к чему он ведёт.
— Всё верно. В твоём положении любая информация — это ресурс. И даже простое имя могло бы тебе подсказать, как добраться, к примеру, до родственников. Но ты, мало того, что его не спросил — ты ей представился. А теперь представь, что случилось бы, будь ей известно имя этого тела, а не его кличка, и оно бы оказалось другим?
— Тут ты прав, — я закрыл глаза, и впервые мне не нашлось, чем ему возразить. Нужно было признать, что я едва не подставился.
— Вот и гадай теперь — то ли она не знает имени твоего тела, то ли знает — и оно просто совпадает с твоим, — ворчливо продолжил Шут. — Предлагаю отсчитать пару минут, чтобы она успокоилась. После этого подойди, и задай свой предыдущий вопрос, но немного иначе. Опять ты ошибся местоимением...
— Когда спросил, что она здесь забыла? — вздохнул я. — Надо было спросить, что