простых лекарств по мелочи и противогаз в нижнем отделении. Нашлась и бутылочка салицилового спирта с комком ваты для обеззараживания — для укола сойдёт. Пожилой лейтенант постучал в дверь, зашёл, стоило мне открыть, и сразу проследовал на кухню.
— Ну что с тобой опять не так, Соболев? — вздохнул он, выкладывая на стол планшет. — Так и знал, что сорвёшься.
Не командирскую папку, в которой военные любят носить секретные карты, а полиция — бланки протоколов. Самый настоящий, с плоским экраном, только очень толстый, на книжку похожий. Лейтенант говорил с заметным акцентом, голос у него был сочный и глубокий.
— Ну чего молчишь? Я с понятыми шёл, квартиру описывать, а ты тут живой и здоровый, хорошо из больницы позвонили. Они, дескать, до сегодняшнего утра не были уверены, что ты оклемаешься.
На чёрно-белом экране появился бланк протокола, а в руках у участкового — карандаш. Наверное, не простой, потому что писал он им прямо на планшете, укоризненно покачивая головой, а потом пододвинул мне планшет.
— Читай.
Я пробежал глазами текст. Вроде всё правильно там было написано — произошла врачебная ошибка, в результате которой в милицию ушли сведения о покойнике Соболеве, и этот лейтенант Гаспарян личность мою вновь установил и выяснил, что я жив. Только в глазах милиционера читалось, что обстоятельству этому он не рад. И я тоже, кстати — как расписывался Соболев, я не знал, но подумал, что это может быть важно. В больнице просто закорючку поставил, там все так пишут, здесь такое могло не прокатить.
— Ты, товарищ лейтенант, не торопись, сначала паспорт проверь, для порядка.
Гаспарян спорить не стал, небрежно полистал красную книжицу, посмотрел на меня, склонив большой висячий нос на бок, и я кое-как скопировал росчерк с первой страницы, приложил указательный палец к квадратику в левом нижнем углу.
— Руки дрожат, — сказал на всякий случай.
На экране появился значок песчаных часов, который через несколько секунд поменялся на зелёную галочку.
— Мы надеялись, — вдруг прорвало лейтенанта, — что к нам в город приедет покоритель космоса, герой и просто хороший человек, а получился ещё один ханурик. Может то, что произошло, заставит тебя задуматься. И, Соболев, ты уж завтра на работу выйди, будь ласков, хоть у подъездов подмети, а то не дом, а свинарник, всё бычками закидали.
— Я на больничном. А если в доме свиньи живут, то хоть убирай, хоть не убирай, лучше не будет.
— Думал на совесть твою надавить, но ты её пропил, — лейтенант поднялся, аккуратно задвинул табурет под стол. — До свидания, гражданин Соболев. За копией протокола придёте в отделение.
И ушёл. Хотел я было ему на вороватых соседей пожаловаться, но в последний момент не стал, не знаю как с советской милицией, а с нашей полицией в такие игры лучше не играть, в результате сам можешь виноватым оказаться. Не думаю, что они уж очень разные.
На часах стрелка приближалась к полудню, идти уже никуда не хотелось, чувство голода исчезло, наоборот, появились тошнота и отрыжка с тонкими нотками ацетона. Я вытащил шприц, намылил руки и место укола, мыло у Соболева было коричневое, по запаху — хозяйственное, такое у нас в больнице любили. Постучал по локтевой ямке, протёр кожу спиртовым раствором, нацепил иглу на шприц, втянул бесцветную жидкость из ампулы, перетянул руку найденным в шкафу галстуком, примерился.
Зазвонил телефон. Противная трель чуть было всё не испортила, и так руки тряслись, а тут ещё лишний раздражитель. Пытаясь не обращать внимания на дребезжащую трубку, выдавил одну каплю, капнул себе на язык. Если здесь всё по-настоящему, и эта женщина хотела меня обмануть, подсунув вместо нужного лекарства какой-нибудь яд, в вену его колоть не стоило — верный способ снова отправить это тело в морг.
Телефон отзвонил, подождал с минуту, и забренчал снова. Я как был, со шприцом, с галстуком на руке и засученным рукавом, снял трубку, на которой с обратной стороны обнаружился маленький экранчик. Он пульсировал красным цветом, а на засветившемся экране телевизора появилась женщина, молодая и привлекательная, с обесцвеченными волосами. Она сидела в кожаном кресле и смотрела прямо перед собой.
— Соболев, — сказала она, брезгливо сморщившись, отчего лицо её стало неприятным и сильно состарилось, — ты уже колешься? Поздравляю.
— Спасибо, — на всякий случай поблагодарил я.
— Не паясничай. У Леночки был вчера день рождения, а ты опять пропал, не поздравил её. И теперь я вижу — почему. Не звони нам.
И отключилась.
Язык не онемел, хуже мне не стало, субстанция на вкус была никакой, и я решился, сильно сжал кулак, воткнул иглу в вену, и медленно ввёл кубик раствора. Это был точно не витамин В12, подействовало практически сразу, накатило чувство эйфории, боль и тошнота исчезли, глупая улыбка не хотела слезать с лица. Мысли вернулись к недавнему звонку, забавные люди эти женщины, будто я сижу и названиваю круглые сутки. Леночке. Видимо, имелась ввиду дочь майора, о которой упоминалось в паспорте. Значит, здесь эта пергидрольная молодящаяся блондинка — моя бывшая жена. То есть жена Соболева, он в предыстории к моему персонажу плодился и размножался, а расхлёбывать теперь мне. Прости, непись Леночка, твой несуществующий папка вчера помер от пьянства и нездорового образа жизни.
Девочка на фотографии всё так же улыбалась, майор тоже улыбался, крепко держа её за руку. И мне почему-то стало очень стыдно.
Сторона 1. 14 апреля, вторник
Сторона 1. 14 апреля, вторник.
Поезд запаздывал, Димка стоял на перроне и курил, кутаясь в куртку от холодного апрельского ветра. Тётя Света и её дочка вполне могли бы добраться до бесплатной гостиницы самостоятельно, но мать настрого приказала их встретить, проявить, так сказать, уважение. А чего встречать, если шагни чуть, и такси выстроились рядами, куда хочешь отвезут и недорого, ещё и вещи помогут затащить.
Вдалеке показалась мордаха электровоза, он ехал не торопясь, словно никуда не спешил. Табло показывало, что не спешил он вот уже два лишних часа. Наконец кабина машиниста поравнялась с краем платформы, втягивая за собой длинную гусеницу из вагонов. Ошибиться Дима не боялся — кроме него, других встречающих не было.
— Не стоило приходить, — первым делом сказала Светлана Вадимовна, спустившись на перрон, — вон, такси стоят, чай не в каменном веке живём, и адрес я знаю. Своей машиной не обзавёлся?
Молодой человек покачал головой, сразу потеряв последние очки в глазах Вики. Девушка стояла, морща носик, словно в бомжатник попала. Даже не поздоровалась, только кивнула небрежно.
— Ты чего раззявилась,