Я снова посмотрел на телефон. Самое правильное действие — вернуться к дому Мо и уже там все рассказать Корине. Такие чудовищные известия не сообщают по телефону. Но я должен узнать, что именно случилось с Мо, и вряд ли Корина мне в этом поможет. Мо не хотел ее тревожить и ничего ей не рассказывал. Нет, мне нужно узнать, что задумал Мо — а для этого поехать в Филадельфию. Туда, куда он сам хотел меня отвезти.
Но куда?
Я нажал пару кнопок и вывел на дисплей телефона список хранящихся в его памяти номеров. Владелицей единственного номера с городским кодом 215 значилась некая Сара Фишер. Ее адрес мне был более или менее знаком — возле университета Темпл.
Я набрал код, вызвал из памяти номер и нажал кнопку вызова.
Потрескивание, потом тихий жестяной звук сигнала.
— Алло? — услышал я женский голос, прозвучавший ближе, чем я ожидал.
— Здравствуйте. Это Сара Фишер?
— Да. Я вас знаю?
— Я друг Мо Бюхлера. Кажется, сегодня мы с ним ехали именно к вам…
— Кто вы? У Мо все в порядке?
— Ну…
— Слушайте, кто вы такой, черт побери? Если не ответите прямо, я положу трубку.
— Я доктор Фил д’Амато. Медэксперт из нью-йоркского департамента полиции.
Она на несколько секунд смолкла, потом сказала:
— Ваше имя мне почему-то знакомо.
— Что ж, я написал несколько статей…
— Погодите. — Я услышал, как она положила трубку и зашелестела бумагами. — В «Дискавер» у вас опубликована статья о бактериях, устойчивых к антибиотикам, правильно? — спросила она пол минуты спустя.
— Да, — подтвердил я. При иных обстоятельствах мое «эго» просто воспарило бы в небеса, обнаружив столь заинтересованного читателя.
— Ладно. В каком месяце статья была опубликована?
Господи…
— Э-э… в конце прошлого года, — сказал я.
— Я тут вижу ваш портрет. Опишите его.
— Прямые темные волосы… с легкими залысинами, — начал я. Ну как я мог помнить, как выгляжу на этом паршивеньком смазанном портрете?
— Продолжайте.
— Еще у меня довольно густые усы и очки в стальной оправе. — Я отрастил усы по просьбе Дженны, и по этой усатой фотографии редакционный художник потом и сделал портрет пером и тушью.
Она немного помолчала, затем вздохнула:
— Хорошо. А теперь вам придется рассказать, зачем вы мне позвонили. И что случилось с Мо.
3.
До квартиры Сары оказалось менее получаса езды. Я все объяснил ей по телефону, и мне показалось, что она скорее опечалена, чем удивлена. Она попросила меня приехать.
Я позвонил и Корине, и рассказал ей все, как смог. Прежде чем стать медэкспертом, Мо был полицейским. Наверное, женам полицейских полагается быть готовыми к такому исходу, но как, скажите на милость, можно подготовить человека к подобному известию после двадцати лет благополучного брака? Она плакала, я плакал, и я слышал, как плачут дети. Я сказал ей, что еще заеду — и знал, что заехать к ней мне надо обязательно, — но все же надеялся услышать от нее: «Нет, я в порядке, Фил, правда, а ты ведь захочешь выяснить, что именно и почему случилось с Мо…» — именно это я и услышал. Сейчас таких женщин, как Корина Родригес Бюхлер, уже не делают.
Как раз напротив дома, где жила Сара, обнаружилась стоянка — в Нью-Йорке такое сочли бы даром небес. Я заправил рубашку в брюки, затянул пояс и постарался взять себя в руки, а уже потом надавил на кнопку звонка у подъезда.
Она встретила меня перед распахнутой дверью своей квартиры на втором этаже, когда я, слегка запыхавшись, поднялся по лестнице. У нее оказались соломенного оттенка волосы и грустные глаза, но приветствовала она меня искренней и широкой улыбкой, которую я вовсе не ожидал увидеть после допроса по телефону. На вид ей было около тридцати.
Свет в квартире был мягкий и приглушенный, как на выставке «Париж при газовом освещении», и слегка пахло лавандой. У меня сразу зачесался нос.
— Лаванда помогает уснуть, — пояснила Сара, приглашая меня сесть в старинное и очень мягкое кресло. — Я уже собиралась ложиться, когда вы позвонили.
— Извините…
— Нет, это мне следует извиниться. За то, что я с вами так обращалась, и за то, что случилось с Мо. — На его имени ее голос дрогнул. — Вы, наверное, голодны. Я вам принесу чего-нибудь.
Она вышла в соседнюю комнату, скорее всего, кухню. На ней были легкие белые брюки, и пока она шла, я успел оценить, как привлекательно смотрятся на просвет контуры ее фигуры.
— Вот, отведайте для начала, — предложила она, вернувшись с тарелкой винограда.
Сорт «конкорд» один из моих любимых. Положите ягоду в рот, прокусите пурпурную кожицу, раскатайте мякоть по языку — и вы ощутите вкус осени.
Но я не шелохнулся.
— Знаю, — сказала она. — Вы не хотите пробовать подозрительную еду после того, что случилось с Мо. И я вас не виню. Но это вы можете есть спокойно. Вот, смотрите. — Хозяйка отщипнула от кисти ягоду и положила в рот. — М-м-м… — Она облизнула губы и вынула пальцами косточки. — Слушайте, если хотите, выберите ягоду сами и дайте ее мне. Хорошо?
В желудке у меня урчало, а голова уже слегка кружилась от голода, и я понял, что должен принять решение. Или немедленно уйти, если я не доверяю этой женщине, или съесть то, что она мне предложит.
— Ладно, решать вам, — сказала она. — У меня есть копченая ветчина. Если хотите, могу сделать бутерброд. Или просто принести кофе или чай.
— Все вместе, — решился я. — То есть я не откажусь от бутерброда и чая. И виноград тоже попробую.
Я положил в рот виноградину. Паранойя может оказаться почти столь же опасной, как и порождаемая ею воображаемая угроза.
Через несколько минут она вернулась с бутербродами и чаем. За это время я успел съесть три виноградины, и мне сразу полегчало.
— Идет война, — сказала она и поставила поднос с едой на край стола. Бутерброды она сделала с черным хлебом, и пахли они изумительно.
— Война? — переспросил я, впиваясь зубами в ветчину. — Так вы полагаете, что Мо убил какой-то террорист?
— Не совсем так. — Сара присела рядом со мной, с чашкой в руке. — Эта война продолжается уже очень давно. Потому что это биологическая война. И корни она пустила гораздо более глубокие, чем то, что мы сейчас считаем терроризмом.
— Что-то я не понимаю.
— И не поймете. Об этом мало кто задумывается. Вот вы полагаете, что эпидемии, внезапные вспышки аллергических реакций или болезни, выкашивающие урожаи, убивающие скот, случаются сами по себе? Иногда это действительно так. Но чаще причина гораздо сложнее.
Она глотнула чаю. Было нечто особенное в освещении, в ее волосах и лице, а может, и во вкусе еды, из-за чего мне неожиданно показалось, будто я ребенком вернулся в шестидесятые годы. Я даже не удивился бы, уловив запах ладана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});