- Шей, - тихо говорю я, как в забытьи, - Шей... Ты забыл договор?
Он дергается, словно от пощечины.
- И ты не можешь его разорвать.
- А ты можешь?
Мы молчим, и я первая признаю поражение.
- Я хочу, чтобы дочь моей сестры Асании Танита излечилась от простуды.
Тварь в пленительном облике черноволосого демона кивает и исчезает. На четыре седьмицы до следующего новолуния я свободна.
Глава 7.
Год у нас в Тионе делится на семь месяцев. Прохладный и ветреный хладень скоро сменится холодным и темным морозем, сухая пожухлая трава по утрам будет покрываться сеточкой инея, мошкара, которая и в хладень решается порой вылетать и помучить людской народец, наконец-то угомонится в заранее уготовленных теплых норках и щелях. После сухого морозя наступает теплый и влажный светень, тут никакие календари нужны – начинает рано светлеть по утрам, вот и светень пришел. После в поля и в леса возвращается мягкая, живая зелень – месяц зленник поэтому так и назван. Снова вылетает назойливая мошкара, и обрадованное лесное зверье шустро снует по лесам. Зленник сменяет пестрень, пора цветов и грибов, а потом и самый жаркий теплень. Между тепленем и хладным месяц косный, начинающийся с покосных тихих дней и завершающийся первыми холодами.
В каждом месяце семь седьмиц. Раз в четыре седьмицы наступает новолуние. Это двенадцать – тринадцать раз в год. Много это или мало?..
- Та-ася! – кричит мать, обрывая мои немудреные мысли. - Отнеси служителю Томасу хлеба!
Старенький служитель Томас Валд жил в нашей деревне, сколько я себя помню. Да и отец как-то сказал, что других служителей на его памяти не было. Домик у него был простой, небольшой хозяйство - огородик и птицы. Все остальное, необходимое для жизни, старику приносили деревенские. Установленный когда-то порядок не давал сбоев, денег старику не платили, так у нас было не принято, а вот хлебом, молоком, мясом снабжали исправно, несколько раз в год кто-нибудь из мужчин брал служителя Томаса с собой в город и покупал одежду и книги, а иногда кто-нибудь приходил помочь с ремонтом.
Старый Томас мне нравился. Человеком он был незлобивым, общительным и по-своему мудрым, так что хлеб, булочки, пироги и лепешки я всегда носила ему с удовольствием - вот уж кому не было дела до сплетен о маленькой странной Вестае, вот кто всегда улыбался мне открыто и радостно...
Почему же сейчас все изменилось? После увиденного в городе мне не хотелось идти к служителю. Впрочем, перечить матери я не стала, послушно накинула теплый плащ, завернула в салфетку и холщовый мешок угощение и вышла в холодный пасмурный хладень. Идти на самый край деревни, мимо избы Гойба Теддера. Надеюсь, я его не встречу. А, собственно, почему? Именно он и его семья, насколько я могла понять, больше всего приглянулись моим родителями. После визита к семейству Гойбов ответный визит не заставил себя ждать. Мать строго-настрого наказала Северу и Телару не баловать, братья смирно сидели за столом и бросали на Теддера грозно-ревнивые взгляды.
Один на один мы столкнулись с без горсти женихом только в прихожей. Юноша улыбнулся мне.
- Какая ты, Веста, взрослая стала.
"Тая", - хотела поправить я - и не стала.
- Ты тоже вырос, Теддер. Высокий... такой.
- Зови меня просто Тед, что за церемонии.
- Хорошо, Тед.
Говорить было не о чем. Без горсти жених... Я сжала мешок с хлебом покрепче озябшими пальцами.
Служителя я увидела издалека - в традиционном синем плаще он стоял во дворе своей избы, пристраивая внушительного размера и явно тяжелый на вид мешок к груде похожих мешков, уже лежавших небольшой горкой у калитки.
- Светлого неба, лас Томас.
- Светлого неба, Таюшка, - откликнулся Томас и с пыхтением опустил мешок на сухую пыльную землю.
Я протянула мешок.
- Вот, возьмите, пожалуйста. Мать послала.
- Спасибо, Таюшка.
Следовало идти, но я отчего-то медлила, и служитель внимательно посмотрел на меня светлыми, какими-то выцветшими глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Как твои дела, девочка? Все ли в порядке?
Я хотела было кивнуть, но неожиданно для себя сказала:
- Я недавно была в городе и видела... Видела, как осудили и казнили женщину.
Служитель вздохнул.
- Да, в городах такое бывает.
- Расскажите мне, - продолжала я, удивляясь самой себе. Но к кому еще я могла обратиться.
- Я в городе давно по делам службы не был, - тихо ответил лас Томас, присаживаясь на кособокую деревянную самодельную скамейку. Моей просьбе он, казалось, нисколько не удивился. - Не люблю я город. Раньше иначе было. Но вот уже полторы седьмицы лет главный инквизитор у нас сменился.
- Кто? - переспросила я.
- Главный инквизитор, главный служитель, то есть. Называют его так, за глаза правда. У служителей неба порядок строгий, Таюшка, есть главный, и сейчас это Герих Иститор, есть помощники его, а есть и совсем простые, такие, как я.
- Герих Иститор? - я вспомнила чернобородого седовласого мужчину, стоявшего на деревянном помосте и руководившего казнью.
- Да. Тот, кто управлял служением до него, был совершенно другим, человеком, полностью погруженным в процесс познания. Ни о каких казнях и процессах над потворствующими тьме при служителе Матиасе никто и не слышал, зато библиотек и школ открылось немало. Но потом появился лас Герих, возник практически из ниоткуда. Борьба с тьмой всегда была целью его жизни. Поначалу никто к нему особо не прислушивался, но потом он... приобрел большое влияние. Очень большое, Таюшка.
- Разве служитель неба может... - я попыталась сформулировать свое недоумение. - Разве он может решать, кого лишать жизни, вот так? Разве этим не занимается полиция, суд, король, в конце концов?
- Так-то оно так, но лас Герих в последнее время приобрел большую власть и доверие короля, практически неограниченные полномолчия. Понимаешь, о чем я говорю, девочка?
Да, я понимала.
- Лас Герих создал целую теорию о планах Серебряного царства по захвату нашего мира. Как по мне, так сначала надо порядок в нашем мире навести, а потом уже с другими воевать. Но страхом проще всего управлять людьми.
Серебряное царство! Я слышала это название от твари...
- Что за Серебряное царство? - спросила я ласа Томаса. - Демонов и теней чаще всего называют тьмой, а тьма черная.
Я не понаслышке знала о том, какого цвета бывают твари. Чернильная, глухая беспросветная чернота.
- Так называется их мир, - пожал плечами старый служитель. - Не знаю я, откуда повелось так его называть. У нас они черные, а там, говорят, другие совсем. Не знаю. Никогда я за всю свою долгую жизнь ни одной твари не видел, не особо и верю в них, Таюшка. Но другие верят и боятся. Страх, он как сухие сучья, которые можно умело подбрасывать в любой костер, чтобы ярче горел. Лас Герих Иститор получил возможность самому принимать решения о казни неугодных, то есть тех, чья связь с тьмой была им доказана. По мне так не стоит соваться во все эти дела, девочка. Страшные это дела. Ну, спасибо за хлеб. Пора мне. Собираться надо. Завтра с утра экипаж приедет за мной. Хорошо, что зашла ты, вот и попрощаемся.
- Лас Томас, вы что, узжаете?
- Старый я стал, Тая, - служитель вздохнул и с трудом поднялся со скамьи. - Закончилось мое служение, на пенсию меня отправляют. К брату поеду, на север. А вам сюда молодого пришлют, полного сил. Надеюсь, хорошего человека. Непростые сейчас времена, девочка. Будь начеку, - неожиданно проговорил служитель Томас и, тяжело ступая, направился в дом.
Глава 8.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Расскажи историю, - попросил вечером Телар. Вообще-то он уже совсем взрослый парень, недавно в школу пошел. Я слышала, что в городе в школу ребятня идет совсем рано, лет в семь, а иногда даже в шесть. Но у нас в деревне учителей немного, и ребятишек берут на ученье только в двенадцать лет. Телару как раз двенадцать. Школьный год начинается в хладень и заканчивается тепленем, а в косный ребятню отпускают помогать семье.