вовсе ни к чему, да ещё страдают от грохота днём и ночью.
— Михал Прокопич, я бы не советовал. В московском суде судиться с московским мэром — это дело гиблое.
— Неужели судьи взятки перестали брать?
— Проблема тут в другом. Если судья примет решение в нашу пользу, ему газ в квартире могут отключить или дочку не примут в институт. Вот если бы он жил за пределами Москвы… Да нет, и тогда найдут, как жизнь испортить. Помнится, одну милую женщину за то, что приняла сторону пострадавших от властей, обвинили в беспробудном пьянстве и отстранили от ведения серьёзных дел.
— Бардак! И это происходит в цивилизованной стране! Неужели нет никакого выхода?
— Можно заинтересовать его долевом участием в наших проектах, но вряд ли Судыкин согласится.
— Это почему? Только полный идиот откажется от такой возможности срубить бабла!
— Говорят, что он метит в президенты, а там перспективы необъятные! Да что я буду объяснять, сами знаете.
«Как не знать? Если бы не фамилия, давно бы ударился в политику. Эх, надо было ещё в юности фамилию сменить, а теперь уж поздновато», — такие грустные мысли крутились в голове Михаила Идельсона, когда, стоя у окна, наблюдал за тем, как работают бульдозеры. — «Не дай бог, если под меня начнут копать. От этого Судыкина любой подлости можно ожидать, если станет президентом».
Глава 6. Жили-были мэр со старухой…
Жили они бедно. У мэра всего-то имущества — мэрия, тридевятый год без капремонта, да улей на одну большую Семью.
А старуха сварливая была. Сядет, бывало, у своего пластмассового корыта и начинает нудеть:
— Ты мэр или не мэр? В городе миллионеров не счесть, день ото дня по две штуки прибавляется. А где их селить? В улей свой запихнёшь? Им достойное жильё нужно, а не хибары твои ублюдо-блочные.
— Послушай, мать! Так ведь на окраине места полно. Пусть землю у горожан выкупают да строятся.
— Ну, старче, ты как был голодранцем, так и помрёшь мэром на своём рабочем поприще. Хотя и лысый, а не врубаешься. Сам прикинь. Спокон веку бояре да купцы подальше от черни селились — поближе к мэрии. И кто им тут землю даст, если земля занята? А вот мы, ежели захотим — и дадим. Деревеньки на окраинах снесём. Хибары на их месте построим. И разных недостойных людишек, что поблизости от мэрии ныне проживают, в эти хибары переселим. Судья поможет — Бог простит! Зря что ли свечки ставим? А с миллионщиков этих за каждый квадратный метр вблизи мэрии — по полцарства возьмём!
— Жлобина ты, старая!
— Сам такой! На какие-такие шиши ты улей приобрёл? Золотая рыбка взаймы дала или на свою мэрзскую зряплату? Не смеши народ, старче!
— Сама-то помалкивай.
На том и порешили…
Накануне Иван Лукич лёг пораньше — по телику опять нечего смотреть, но тут хоть какое-то развлечение, причём с глубоким смыслом. А сегодня ночью и вовсе словно бы наступили на больную мозоль, напомнив о том, как с Патриарших выкинули в Бутово. Сколько он тогда по инстанциям ходил, доказывая, что мэрия нарушила закон! Наконец, подал в суд на мэра, а судья на последнем заседания заявляет:
— Ну нарушил мэр в каких-то мелочах закон, и что? Это дела не меняет, потому как дом, согласно акту экспертизы, находится в аварийном состоянии.
— Так ведь акт липовый, там по каждому пункту один и тот же процент износа, шестьдесят один. Не шестьдесят два и не шестьдесят три, а всё потому, что шестидесяти одного уже достаточно для признания дома аварийным.
— Ну вот, вы же сами сказали, что достаточно. А ставить под сомнения документ с гербовой печатью я вам не позволю.
Сказала бы уж сразу: нельзя ставить под сомнение честность и порядочность мэра, которому приглянулся этот участок территории в центре Москвы. То есть, конечно, не ему, а застройщику с туго набитым кошельком — ну как такому отказать? Однако судебная тяжба затянулась на год, и богатый купец не стал дожидаться решения суда — нашёл другое место для строительства. А дом так и стоял «бездомным», если такое слово применимо к неодушевлённому предмету. Ну а как иначе? Дом без жильцов — это всё равно, что человек без собственной квартиры.
Вот и Иван Лукич ощущал себя таким, поскольку не верил, что всё это надолго — дворец, царские покои и унитаз с позолотой уже изрядно надоели, но не в этом дело. Он здесь чужой по определению, потому что нормальный человек не может жить среди подобной роскоши — здесь место для музейных экспонатов, для восковых фигур, для рыцарских доспехов, внутри которых пустота. Как тут не сошёл с ума его предшественник за четыре года? И уж наверняка эта обстановка влияет на способность к восприятию реальности. Когда кругом позолота, может показаться, что и за пределами Зимнего дворца все довольны своей жизнью, что там царят мир и благоденствие. Тут впору обратиться… А впрочем, нет — доктора тут не помогут, спасёт от безумия только самообман, на манер того, который взяли на вооружение адепты позитивной психологии. Без этого не выжить, вот и живут здесь словно в сказочном сне.
Если уж зашла речь о безумии, то стоит припомнить нововведения московского мэра. Это и «плиточная эпопея», когда тротуары ремонтируют по нескольку раз в год, и запрет на использование маршрутных такси, и закрытие на ремонт сразу нескольких десятков районных поликлиник, а в результате людям приходится ехать на другой конец Москвы или обращаться в ближайшую частную клинику, каких развелось видимо-невидимо. И невдомёк мэру, что пока идёт ремонт все опытные специалисты, если они есть, разбегутся кто куда.
Впрочем, одним только безумием то, что происходит в Москве, не объяснить, поэтому Иван Лукич и пригласил сегодня мэра — хочется посмотреть ему в глаза, понять, что творится в голове градоначальника.
Ну вот наконец-то прибыл мэр:
— Иван Лукич, я к вам сразу с поезда. Спешу доложить о наших достижениях и планах на грядущее десятилетие, — и тут же, взяв в руки объёмистый портфель, стал выкладывать на стол картинки, фотографии, даже карту города с собой прихватил.
«И куда торопится? — Иван Лукич рассматривал картинки, а тем временем размышлял совсем о другом: — Ещё неизвестно, что будет со страной через десять лет и кто станет главой государства. А этот всё о своих успехах, и ведь наверняка не зря пиарится — похоже, метит на высокий пост».
— Ну ладно, об этом ещё поговорим. А вот скажите мне, Никодим