имею ключа к ним, не значит, что их нет. Там, в Коробке, думалось мне, ожидает спокойная, счастливая жизнь. Получив «истому», я унес с собой из Катарсиса и один дар его – воду из реки Самсона. Думал, однажды влюблюсь так, что жизни своей без этой женщины знать не буду, напою ее этой водой – и будет любить она меня до самой кончины. Не сшилось так, как думалось. Не влюбился. А просто красивую женщину – не рискнул. Зачем эта обуза? Покупал телесную близость с женщинами.
Там другой мир. Почти наполовину железный, на другую половину – пока еще из плоти. Там смерть не поджидает на каждом шагу. Думал, что смогу, наконец, расслабиться, снять с души броню. И отдохнуть. Да, там смерть не караулит тебя за каждым поворотом, за каждым холмом, там порождений Катарсиса нет. Там смерть повсюду. Там я не живу, там мертв я, там нет меня. Кто я там? Кто я здесь? Сколько я там был, целый год я ощущал, что меня нет. Я даже сумел отвыкнуть от Катарсиса. От постоянного внутреннего напряжения из-за каждого незнакомого шороха, от бесконечной тревоги. Хотя чувство неуверенности в новом дне только усилилось в Коробке. Я закрывал глаза и видел Катарсис, а открывал глаза и не видел ничего.
Зачем им эта Коробка? Зачем им эта покраска фасадов, стен? Разве они живы? Зачем им свет, разве они умеют смотреть? Я не видел живых. И мертвым я был сам среди них, и среди мертвых я живых не встречал. Бетонный гроб. Беготня бессмысленная. Нервяки. Погоня за деньгами. Конкурентоспособность. Роботы идут по улице, ни одного из них не отличишь от человека. Роботам не нужен отдых, роботы сутками могут работать, скоро муравейник этот растопчут железной ногой. Все заменимо. Не успеют, не успею. Не успею что? В Катарсисе ты никуда не спешишь, это не нами, изгоями, придумано. Это не потому, что по Катарсису хочется гулять, дышать свежим воздухом, исследовать новые земли, а потому что Катарсис не прощает глупости, спешки. И он прав.
Как же мне не хватало этого. Да, здесь смерть не охотник на тебя, а твоя собственная тень. Да, здесь она так разнообразна, что не знаешь, что хуже: угодить в вечный туман и исчезнуть бесследно или чтобы живьем сожрали ванаки, костребы или аграгоры, пока ты еще дышишь, лежишь в луже крови, в небо смотришь и хочешь, чтобы поскорее это закончилось. Катарсис. Это настоящий ад, и места страшнее во всей Коробке не сыщешь.
Но это понятный ад. Здесь понятно, что такое смерть, а что такое жизнь. Здесь, если ты живешь, то знаешь, что живешь, если умираешь, то умираешь. И это дорога в один конец. Там, откуда я пришел, кругом обман. Я целый год был мертвым, а меня обманывали, что я живой. Все, начиная с продавщицы в магазине и заканчивая рекламными плакатами, когда мне пытались впарить то, что мне не нужно, автомобилями, ждущими, когда я перейду дорогу. Будто я есть.
Живу. Дышу. Топчу Катарсис, зная, что каждый шаг может быть последним. Живу, потому что близко истинная, честная и самая настоящая смерть. Там, в Коробке, слишком много разных смертей, замаскированных под жизнь. А здесь такого нет.
Вспоминаю наш разговор с Питоном, когда он впервые повел меня через Мертвые воды. За день до этого он сказал мне:
– Злой, если увидишь перед собой туман, не входи в него. Мертвые воды названы так не потому, что на всей территории реки. Там рек нет. Это неизученная территория, и немногие осмеливаются туда идти. Вечный туман встречается там, своими глазами видел. Шел изгой впереди меня, затем перед ним появился туман. Зашел он в этот туман. И не вышел. Через время туман рассеялся, а изгоя нет.
– Как сам думаешь, что с ним случилось?
– Катарсис его знает. Думал об этом. Много думал. Может, пропал навсегда и блуждает в бесконечности, в местности под названием «ничто». Где нет ни земель, ни вод. Ни изгоев, ни нелюдей, ни Коробки, ни Катарсиса. Ничего. Абсолютная пустота, умноженная на саму себя. Другая версия – вышел он в другой местности, на не истоптанных землях, и отыскал богатства неслыханные и не изученные. А быть может, забрал его Катарсис. Душу его себе.
В мертвых водах я впервые повстречал костреба.
Первая не ночь в комнатушке Землекопа. Окна заколочены, тяжелый воздух. Там, где нет привычной ночи, заколоченные окна скорее плюс, чем минус. Свежим воздухом не надышаться, зато и дневной свет в конце тяжелого дня не мешает уснуть. Часы я купил у Мирона и ручную лопатку. Ближе к часу не ночи уже затихают шумные разговоры в граде, беготня, возня, стуки внизу. Землекоп тоже ложится. Постовой охраняет град, остальные непомнящие укладываются отдыхать. Первая не ночь в Катарсисе. Казалось, что проспал сутки, крепко спал. Ничего не снилось. Совсем. Будто перемотали время, а я, потерянный в пространстве и расслабленный, появился на несколько часов позже.
Второй день в граде я провел с непомнящими, рассказывая свои истории пацанам, а тем временем присматриваясь – кто что собой представляет. Кто есть кто, Катарсис сам покажет, придет время – и к пророку не ходи. Каким бы ты смелым ни знал себя в граде, среди живых, смеясь над историями о Катарсисе, лениво зевая – там, за градом Покоя, оставшись наедине с Ним, успевай рейтузы сушить. Особенно тяжело тем, кто и мыши за свою жизнь не убил. Катарсис покажет, кто ты есть, он знает все о тебе. Это здесь ты – фигура, в безопасности, а там ты либо везунчик, которому сегодня удалось переиграть смерть, либо двухсотый. И излюбленный вопрос живых: что лучше?
Коробка, чертова Коробка, давящая на тебя сверху, преследующая со всех сторон. Какая отрада, ее здесь нет. И того не стихающего пчелиного гула. Здесь тихо. Пока.
– А правда, что вы с Питоном однажды бхута встретили в станице Покинутых, и он с вами поделился каким-то крутым даром Катарсиса?
Я засмеялся. Много разного слышал в своей жизни, но когда твои истории из протоптанного обрастают легендами, домыслами, фантазиями, да еще и такого крутого полета, тут уже трудно сдержать смех. Вспоминается игра детства – «испорченный телефон». Сказал сидящему рядом «собака» – на другом конце говорят уже «Вьетнам». Изгои любят рты проветривать, придумывая всякую небылицу, какой еще Катарсис не слыхал.
– Ага. И не только поделился даром. В напарники набивался. Говорил, будет пожитки таскать, все приказы внимательно слушать и