class="p1">«Газ Уренгоя — подарок Родине!», «Даешь газ Ямбурга!» — ковали эпос газетные заголовки.
Поэты, сверкая очами, отливали эпос в рифмы, бросая горящие строфы вслед отъезжающим в Западную Сибирь ударным комсомольским отрядам.
Композиторы ласкали длинными пальцами клавиши роялей, сочиняя задушевные мелодии к эпическим ораториям, посвященным романтике трудных будней. На экранах крепкие небритые парни радостно умывались нефтью, смешивая ее с суровой мужской слезой на своих обмороженных щеках.
Эпос крепчал. И вот уже нефтегазопровод, гнавший достояние страны за ее пределы, торжественно именовался очередной «стройкой века». Пахучее национальное богатство превращалось в ничем не пахнущие нефтедоллары, а из них в австрийские сапожки, канадские дубленки и финскую колбасу. И все было хорошо. Но, пожалуй, особенно хорошо было могучим МИНИСТЕРСТВАМ (тем самым былинным минам), набиравшим тогда, подобно героям эпоса, небывалую силу.
Плохо было природе. Я пытался выяснить общий ущерб, нанесенный природе за годы нефтегазово-колониального освоения Западной Сибири. Никто из моих ученых собеседников назвать точной цифры не решился. Немудрено. Страшно, счет-то на миллионы идет. Похоже, что подсчитают потом. Эх, наука, наука! Недаром один из твоих жрецов назвал тебя могильщицей, приходящей на поле боя, чтобы подобрать трупы.
Но стонов бессловесной природы за водопадом слов, посвященных героизму министерств, крепящих могущество Родины, конечно, никто не слышал.
Но иногда среди эпического шквала аплодисментов вдруг начинало казаться, что родина у министерств все-таки какая-то другая. Маленькая такая родиночка, этажей на 10–12, с вахтером у входа и теплыми кабинетами внутри. В одной только Москве таких родин можно насчитать без малого сто. И интересы у каждой из них свои, и могущество свое, и патриотизм, ясное дело, тоже свой — ведомственный. На ведомственной родине не текут реки и не растут деревья. Вместо грома там селектор, а вместо солнца улыбка министра. Вместо обычных людей там живут только начальники и подчиненные. И даже привычные вроде понятия там другие: вместо «милосердия» — «план», вместо «доброты» — «выработка», а вместо «подумаем о будущем» — «любой ценой». И знамена свои, и даже гимн свой, начинающийся со слов: «В своих дерзаниях всегда мы правы!».
Прав, как известно, тот, у кого больше прав. Ну, а у кого же прав больше, чем у командующего на поле боя? Поэтому министерства всегда воюют. Изредка между собой, а постоянно — с природой. Они беспрерывно ее покоряют и что-то у нее отвоевывают. А уж если покорят, то по тому же праву завоевателя пускают на поток и разграбление.
Эпос любит военную терминологию. Поэтому отчеты министерств более всего напоминают реляции с поля боя.
Война требует денег. Поэтому министерства осваивают не только территории, но и средства. «Мы освоили миллиард рублей!» — гордо заявляет один мин. «А мы два!» — перебивает другой. (Это у них соревнование такое. Кто больше сдерет с государства денег.)
Тактика и стратегия этой бесконечной войны разработаны министерствами досконально. Но… боевые действия приносят все больше жертв. Народу хочется пожить с природой в мире. Барабанная дробь эпоса надоедает. И тогда на смену ему приходит миф.
3. ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ
(миф)
Во времена выдающегося госдеятеля, пустившего эту фразу гулять по свету, все было предельно ясно. Взять у природы как можно больше, отдав ей за это как можно меньше. И тогда экономика будет экономной. Вот здесь-то и начинался миф.
— Надо взять как можно больше газа! Вперед, на Ямал! Там уникальные месторождения! Отвоюем их у вечной мерзлоты! В жизни всегда есть место подвигу! — шумят воинственные мины.
— А зачем? — спокойно спрашивают ученые люди, желающие мирного сосуществования с природой. — В Западной Сибири, кроме Ямала, 400 месторождений, из них 100 уже находятся в разработке. На полвека хватит. Да в одной только Тюменской области у вас ежегодно сгорает в факелах 17 миллиардов кубометров попутного газа. Возьмите его, заодно и тайгу сбережете. И так в мире каждую минуту гибнет 24 гектара леса. Хватит искать место для подвигов, пора работать.
— Это же экономически выгодно! Вложим миллиарды — получим триллионы! Всем же лучше будет! — продолжают творить миф министерства.
— Неужто? — отвечают другие ученые люди, обученные считать. — А может, лучше на эти денежки построить эдак миллиончиков пять квартир для людей, или сделать для них же 20 миллионов «Жигулей», или, чем черт не шутит, 200 тысяч километров хороших дорог через страну протянуть? Может, это все-таки лучше, чем угробить за те же деньги замечательный полуостров?
— Да нешто мы угробим! Мы ж по нему на цыпочках пройдем. После нас только лучше будет — и олешкам, и людишкам. Нам и надо-то всего ничего: шесть ниток трубопроводов протянуть да дорогу железную построить, — уговаривают мифотворцы.
— Ох, не пройдете на цыпочках! — замечают третьи ученые люди, у которых сердце за Ямал болит. — У вас и техники-то специальной нет, чтобы тундру щадить. Вытопчете ягель — оленей изведете. А без них и двадцати тысячам коренных жителей — ненцам, ханты, коми, селькупам — конец придет. Не жалко оленьих людей? Так хоть своих детей пожалейте. А как растеплят ваши трубопроводы вечную мерзлоту, да поднимется от этого температура на планете на два, а то и на четыре градуса, да пойдут по всей Земле засухи и суховеи, тогда что скажете? Это нам всем почище озонной дыры выйдет. Ведь Ямал не просто полуостров, а природный холодильник, регулирующий планетарный климат.
— Да сбережем мы вам мерзлоту вашу любимую. Такой план природоохранных мероприятий отгрохаем, читать будете и плакать от радости, — заверяют любители мифов.
— Лучше бы все-таки без слез прожить, — вступают четвертые люди, до того ученые, что аж до самой Аляски доехали.
— А плакать, по всему видать, придется, если вы даже технико-экономического обоснования толкового не имеете. И денег вам на это жалко, да и времени, как всегда, не находится. Вон американцы на Аляске почти полмиллиарда долларов на предпроектные изыскания угрохали, а все равно без ошибок не обошлись…
Здесь автор позволит себе прервать плавное течение дискуссии. Пусть спорят, подбрасывая на весы истины, кроме центнеров доказательств, пуды ведомственных интересов и килограммы личных амбиций. Не будем им мешать. Уже сам факт, что непререкаемые мины стали снисходить до спора, дорогого стоит. Значит, меняется все-таки что-то в нашей жизни. Раньше-то небось гаркнули бы зычно на ученых крикунов, и тех как не бывало. А по нынешним временам, может, и выспорят они отсрочку для седого Ямала. Пусть спорят.
А мы предадимся увлекательному занятию — дилетантским рассуждениям и задаванию риторических