Читать интересную книгу И сколько раз бывали холода (сборник) - Татьяна Свичкарь

Все разом посмотрели на Сашу.

– Ты правда хорошо стреляешь? – удивлённо спросила Тамара Михайловна.

– Я в кружок ходила, стрелковый, – тихо ответила Саша и покраснела.

– Очень хорошо! – Как Тамара Михайловна радовалась, когда у кого-то из них что-то получалось! – Трое у нас уже есть. Команду надо набрать, десять человек. Название сами придумаете.

– Беркуты!

– Филины!

– Фу, как банально. «Дети лейтенанта Шмидта».

– Это у кавээнщиков уже было.

– Взвод, – предложил Захар. – А что? Спокойно, без выпендрёжа. Мы же взрослые уже, пусть пятиклашки «орлятами-соколятами» обзываются.

…Больше всего ребят насмешила команда, члены которой были одеты в чёрные трико и футболки. Головы их были повязаны чёрными косынками, а на щеках нарисованы по три чёрных полоски.

– Это кошки? – шёпотом спросил Захар. – С усами?

– Дурак ты, это спецназ.

– Нет, это именно кошки. И обозваться им надо было «Сами с усами».

Они захихикали.

Когда дошли до «станции» стрельбы, то есть до класса, дверь которого украшала табличка «Меткий стрелок», вперёд выпихнули Сашу.

Два стола. Мишени закреплены на доске. На столе две «мелкашки». Рядом с Сашей стоял парень из «кошек».

– Стреляли когда-нибудь? – спросил высокий мужчина в камуфляже. Волосы у него были светлые, словно выгоревшие. Густые брови. Лицо спокойное, серьёзное. – Смотрите. Вот так вставляем патрон, наводим прицел чуть ниже центра мишени…

Он вскинул винтовку и, почти не целясь, выстрелил. В десятку.

– Понятно?

Саша усмехнулась краешком губ. Как она соскучилась по винтовке! Пять пуль, пять выстрелов. Слышались только металлические звуки «ломающегося» ствола. Десятка, десятка, десятка… Дырочки на мишени сливались в одну. «Спецназовец», который ещё ни разу выстрелить не успел – всё прицеливался, забыл о своей винтовке и не отводил взгляда от Сашиной мишени.

– Азарова стрельбу закончила, – доложила Саша, как у них в кружке было принято. Четыре десятки точно были её, и один выстрел на грани, «девять-десять».

За дверью свистел её «Взвод».

– Молодец, – спокойно сказал мужчина.

Он смотрел на Сашу, и в те секунды, когда взгляды их пересеклись и никак не могли оторваться друг от друга, она была не бойцом, а девушкой восемнадцати лет. И, наверное, красивой девушкой, если он так на неё смотрел.

В класс вошёл другой дядька, на «станции» которого они только что были и Коля, опередив соперника, собрал автомат.

– Это кто ж у тебя, Дмитрий, такой снайпер? – спросил он.

Саша вышла из класса, не дожидаясь ответа светловолосого.

17

В пятницу мама сказала:

– Санька, не хочешь поехать в деревню?

Саша подняла голову. Она готовилась к контрольной по истории. Металлический абажур настольной лампы раскалился как печка. Саша читала про послевоенные годы. Перед глазами у неё стояли кадры недавно увиденной кинохроники. Худой старик с бородой как у Льва Толстого крестится и берётся за рукоятки плуга. А вокруг поле, где недавно шли бои, где железо и кровь… Возрождение земли.

– Чего? – переспросила Саша.

Ольга Сергеевна, сама как девчонка, сидела на узкой кровати, поджав ноги. Поблёскивала глазами.

– Мне предложили написать статью о женщине, которая начала своё дело. Построила конюшню, купила лошадей. Конный туризм! Я ей звонила, она очень хорошо рассказывает.

– И прокатиться даст?

– А то…

Когда-то мама написала для журнала статью о Терском конезаводе. Отдыхала в Пятигорске, поехала на обычную экскурсию – посмотреть лошадок – и загорелась. До сих пор вспоминает:

– Там внутри круглая арена, и жеребцов выпускали по очереди. Именно жеребцов, кобылы с жеребятами на пастбищах пасутся. А это – лучшие производители. Характеры – ой! Если подерутся – всё, до смерти. Нам рассказывали, когда снимали фильм «Всадник без головы», нужно было показать бой двух мустангов. Взяли жеребца и мерина, и то разнимали – поливали из пожарных брандспойтов.

…А ты знаешь, какая есть легенда о первой арабской белой лошади? Её Бог высек из мрамора и сбрызнул минеральной водой. Вот какая живительная это вода.

…Одного жеребца с этого завода передали в аренду американцам. Когда его сажали в самолёт, из глаз у коня потекли слёзы.

…Арабский конь не бросает всадника на войне. Зубами, но вытащит раненого с поля боя.

…Чёрные арабские кони сейчас очень редки. Раньше их рождение считалось дурной приметой. Такого жеребёнка следовало убить, выпустить из него кровь и закопать, чтобы никто не узнал. И гены почти исчезли. Теперь, когда рождается чёрный жеребёнок, даже ночью сбегаются все зоотехники и конюхи завода, радуются.

…Иппотерапия… Разве женщина, которую посадили на арабского коня, помнит о камнях в почках? Нет, она чувствует себя английской королевой.

Саша сама мечтала хоть посидеть на лошади, но… В городской парк по выходным приводили лошадок, однако катались на них только малыши. Стыдно ей было вставать в эту ребячью очередь. С разрешения девочек, ведающих прокатом, Саша могла только угостить коней яблоками или хлебом.

Её волновал тот особый запах, который приносили с собой лошади. Жёсткие гривы, длинные ресницы, внимательные глаза. А какие хвосты! И стук копыт летом по асфальтовым дорожкам – как сухие выстрелы.

18

Автобус свернул с трассы М-5 на узкую асфальтовую дорогу, окаймлённую молодыми берёзками. Вдали, посреди ровного поля, неожиданно стали подниматься невысокие горы. Село Заовражное и устроилось меж этих гор. Видно, что оно всегда было крепким. Дома, которым не меньше ста лет, просторные, добротные. Резьба, наличники, палисадники, голубятни… Ну и своя «Рублёвка», конечно. Автобус проехал по улице, где, теснясь, наползая друг на друга, возвышались особняки из красного кирпича. Глухие заборы, камеры видеонаблюдения. Хотя хозяева не живут здесь постоянно – это явно дачи. За одним из заборов залаяла собака. Саша подумала, как скучно ей весь день сидеть за глухой стеной, и озаботилась: кто её кормит? Сторож, наверное.

Они вышли на сельской площади – маленькой, круглой, уютной. Здесь стоял памятник заовражцам, что погибли в Великую Отечественную, – солдат с автоматом. В одноэтажном здании – сельсовет и почта. Площадь располагалась на возвышении, отсюда открывался вид на горы, речку, блестевшую вдали, на крыши домов, утопавших в садах.

Мама звонила по телефону.

– Сейчас за нами приедут.

Минут пять спустя из-за поворота показался фаэтон, запряжённый могучим белорыжим конём. Рядом бежал чёрный пёс. Это была такая весёлая, яркая лубочная картинка, что Саша засмеялась.

– День добрый, садитесь, – приветствовал их мужчина лет пятидесяти, правивший лошадью.

– А ему не тяжело будет? – забеспокоилась Саша о коне.

– Да что вы, – усмехнулся кучер, – тут метров триста. Дарьялу ж разминаться надо…

Конный клуб находился на окраине села – дальше поле и лес. В леваде – отгороженном загоне – бродили лошади: рыжие, белые, гнедые. Саша почувствовала себя человеком, всю жизнь просидевшим на хлебе и воде, которого вдруг посадили за праздничный стол. К лошадям можно было подойти, их можно было гладить. Заметив её, они с любопытством устремились навстречу, рассчитывая и на лакомство, и на ласку. У Саши с собой был целый пакет морковки и яблок. Она протягивала угощение на раскрытых ладонях, и лошади тянулись к её рукам, отталкивали друг друга.

Ира оказалась невысокой, крепенький, черноволосой. Она понимающе усмехнулась, увидев, что Саша не замечает ничего, кроме лошадок.

Ира с Ольгой Сергеевной отошли к конюшне – длинному кирпичному зданию, сели на лавочку, мама достала диктофон.

Саша всё гладила коней, перебирала чёлки, вглядывалась в большие выпуклые глаза, в которых отражался целый мир. Какая силища чувствуется в том, как лошади встряхивают головой, как переступают!

У одного коня глаза были голубые. Ира подошла.

– Это башкирец. Лимон его зовут. Я всех лошадок в Башкирии покупала. Там у дядьки у этого, у владельца, такие табуны… Тысячи голов, наверное. Я столько лошадей никогда не видела. И он продал мне десять коней, совсем дешево. Только они были ещё необъезженные. Постепенно заездили мы всех. Только вон та кобылка осталась, видишь, в стороне привязана. Она чужих людей не подпускает. Жеребёнка ждёт. Пошли чай пить, – позвала Ира.

В конюшне была отгорожена маленькая комнатка. Большую часть её занимала печка. Живое тепло, от которого согреваешься вмиг и начинают гореть щёки.

Всего-то и помещалось в комнате что диван, на котором по ночам спал дежурный конюх, дощатый стол и две лавочки. Чайник уже вскипел. Ира нарезала пышные пироги. С творогом, с капустой.

– Вы по образованию лошадница? – спрашивала Саша.

– Вот ещё! – Ира засмеялась, – Я по образованию инженер-речник. А потом села на лошадь и пропала. По Алтаю группы водила. У меня даже маленькие дети довольно сложные маршруты проходили, потому что я каждого пасла: «Леночка, наклони голову – ветка…» Все у меня в шлемах, все в сапожках. А потом мужа перевели сюда, и я заскучала. Говорю: «Ты обещал мне лошадей и горы – гони». Ну и сама не плошала. Взяла грант. Сейчас маршруты разрабатываю. Здесь ведь такие края интересные – Стеньки Разина история. Вот потеплеет ещё немного, и начну группы водить.