Читать интересную книгу И сколько раз бывали холода (сборник) - Татьяна Свичкарь

Коля Игнатенко сводил густые брови, откашливался:

– Тамар Михална, а как насчёт наручников? Ну, чтоб уж гарантированно не сдули… Чё-то мне всё это напоминает…

– Да что стараться-то, – горько сказала Даша Белякова. – Я вон хотела на художественное отделение в университет пойти. Пять мест бесплатных в этом году оставили. Или сто восемнадцать тысяч гони… А где мама их возьмёт?

– И куда ты решила? – заинтересовался Вася.

– А мне всё равно. Я рисовать хотела…

– Это что! – не выдержала Саша. Она сама себе удивлялась в этой школе. Раньше-то никогда не осмеливалась встревать в разговор. – Моя бывшая классная знаете, как пугала? Вот не попадёте вы в институт, и – ужас, ужас, ужас! – придётся учиться на какую-нибудь медсестру. А медсестра знаете, сколько получает? Она профессией медсестры нас пугала! А там, где Андрюшка лежит, всего две дежурных сестры на этаж. Кто-то мучится от боли, а у сестры дел выше крыши. Ей просто некогда подойти, может, там лишний укол сделать или что… Кто сейчас идёт в больницу работать? Никто. Всех убедили, что это не работа, а отстой и три копейки в кармане.

Тамара Михайловна остро всматривалась в лица, переводила взгляд с одного на другое.

– А я на социологию, – тихо сказала Таня, – там только платно, но родители решили – пусть. И чтобы потом ехала в Москву, у них там знакомые… в центре…

– Тебе-то хорошо, твои заплатят без вопросов.

Вот-вот предстояло им выйти на дорогу, где уже никто не будет опекать их как детей, где придётся бороться за место под солнцем. Тамара Михайловна впервые видела на лицах тех, кого знала с детства, взрослую озабоченность.

Захар покачивался на стуле и казался самым большим пофигистом. Тамара Михайловна знала, что ему-то и придётся труднее всех: надежды на родителей никакой, только на себя. Но он был умён и смел, мог рискнуть – и выиграть.

– Всё, что могу, я для вас сделаю, – сказала Тамара Михайловна. – Вузы – это конечно, замечательно. Мы постараемся. Но я не хочу, чтобы вам когда-нибудь было стыдно, что вы пишете с ошибками на родном языке. Что вы бедны, не имея в душе настоящего богатства – поэзии, прозы русской.

– Идеалистка она всё-таки, – шепнула Анеля Саше.

– А может, – продолжила Тамара Михайловна, – когда-нибудь, в трудную минуту, стихи вас и вытянут. Будет темно, пусто, мрачно на душе, а вспомните какие-то строки – и улыбнётесь, и вздохнёте глубоко, и жить захочется.

И негромко, точно рассказывая, – так она всегда читала им стихи – начала:

Сложно жить летучей кошке,Натянули провода,Промахнёшься хоть немножко,И калека навсегда.Развели тоску такую,Понавешали тряпьё,Но лечу, кто не рискует,Тот шампанское не пьёт[1]

Её любимый одиннадцатый класс улыбался.

12

Андрей умер в первых числах марта, когда в воздухе только-только появился запах весны. Робкий, первый – его ещё будут побеждать морозы – и всё же, всё же…

С момента возвращения Андрея из Израиля ребята навещали его каждый день, и по очереди, и по нескольку человек сразу. Носили ему книги, из дома пересылали на его планшет забавные картинки. Никто не задумывался, сколько Андрей проживёт. Все ждали чуда. И Олег Викторович в какой-то степени это чудо совершил. Вместо обещанных израильскими врачами нескольких недель Андрюшка прожил три месяца.

Ребята возвращались с кладбища пешком. На Ирину Ивановну невозможно было смотреть, и, когда отец Андрея позвал их домой «помянуть», даже Захар испуганно замотал головой. Они ещё придут, но не сейчас. Сейчас им самим трудно дышать от горя.

Они шли по тропинке через лес, к окраине города. Тропинка была не слишком-то утоптанной, ноги проваливались в снег.

– А в Англии для таких больных, как Андрюшка, в каждом хосписе есть сад. Деревья сажают в память… А в Бирмингеме в саду течёт ручей, и, когда кто-то умирает, в него опускают белый камушек. Так и лежат камушки с именами детей – Саша, Лука, Джеймс, Роберт, Кэти, – сказала Анеля.

Несколько дней спустя Саша забежала в храм – поставить за Андрея свечку. Печально и нежно пел хор. И хотелось верить, что Андрей сейчас там, в этих прекрасных недостижимых садах, где не отцветают вишни и звенящая вода ручьёв омывает белизну камней.

13

Неожиданно снова ударил мороз. Саша и Захар возвращались после дополнительных занятий. Все учителя в одиннадцатом вели такие уроки: хотели, во что бы то ни стало, протащить ребят через горнило экзаменов.

На городской площади был залит каток. Но холод нереальный, как на другой планете. Саша замоталась шарфом по самые глаза, но ресницы всё равно заиндевевшие и лоб ломит. Захар ведёт её за руку, как будто она ничего не видит. Но она видит – и огоньки в парке, и отчаянных ребят, катающихся в такую погоду на коньках.

– Пошли зайдём, погреешься, – предложил Захар.

Тир. Маленькая будочка в конце парка.

– Стреляла когда-нибудь?

В прежней школе это была для неё единственная отрада – стрелковый кружок. Занятия вёл по вторникам учитель ОБЖ, в прошлом офицер. Это он добился, чтобы в школе появились мелкокалиберные винтовки. Из девочек почти никто в стрелковый кружок не ходил. Но Саша – неизменно. Зрение у неё было превосходное, она сразу поняла, как надо прицеливаться, и руки у неё не дрожали.

Вот и сейчас она не стала возражать, когда Захар, выстрелив сам («Кажется, попал… Попал, да?» – Но хозяин тира покачал головой), зарядил винтовку Саше: «Целиться надо вот так».

Она кивнула. И – в десятку.

– Надо же… Тебе везёт, – удивлённо сказал Захар. – Ну, давай ещё…

Снова десятка.

…Они вышли, унося с собой синий воздушный шар – приз снайперу. Но когда на улице Саша стала надевать варежки, нитка выскользнула из рук, и шар плывущим движением ушёл в небо. Они закинули головы и смотрели, как он улетает. Смотрели, будто ему предстояло стать их собственной звездой.

В раздевалке Люба разматывала длинный шарф.

– Слышали? Какая-то сволочь травит бездомных собак.

Над Любой обычно посмеивались, настолько заядлая она была собачница. И в школу, и из школы её сопровождал эскорт – несколько псов из её двора. Приюта в городе не было, и в такие холодные зимы многие собаки выживали благодаря людям, выносившим им еду, пускавшим в подъезды погреться или мастерившим будки. Этим занимались многие сердобольные горожане, но Люба возилась с животными много больше других. Пристраивала щенков, лечила, если хвори были не слишком серьёзными.

– Она даже бутерброд не может спокойно съесть, – говорил Захар. – Всегда на двадцать кусочков разделит – и в пасти.

А теперь нашёлся кто-то хладнокровно разбрасывавший отраву. Тот, кто пользовался голодом животных – и заставлял их умирать в муках.

– Ну мамаши, – говорила Люба, чуть не плача, – их ещё как-то понять можно. Иду я с Грантом – знаете, да? Белый такой пёсик, лапы в чёрный горошек. Добрейшая душа, наступи на него, он только взвизгнет, но не укусит. Впереди мама с ребёнком, года три ему. Мамаша орёт: «Не тронь собаку! Не тронь!!! Она сейчас тебя цапнет! Не маши руками…» Дитё шарахнулось от Грантика, тот тоже перетрусил, за меня прячется. Ну и кто вырастет из такого малыша, если его с детства запугивать? Но это ещё ладно. А как можно своими руками убивать – и так подло, на голоде играя? Как мне хотя бы моих уберечь? Домой же я всех не возьму…

Питомцев «на содержании» у Любы всегда было много.

В тот же вечер ребята распечатали на принтере листовки, распределили между собой районы и пошли расклеивать воззвания-предупреждения на столбах, остановках, стенах домов.

– Может, хоть кого-то спасём, – вздыхала Люба.

Больше всех она переживала за Грантика, которого, можно сказать, вынянчила. Когда-то во дворе её дома жила дворняжка Кума. Ласковая, встречала из школы ребят, они делились с ней бутербродами. Куму убили при отлове – усыпляющих препаратов не хватило, и собаку просто забили лопатой. Остались щенки. Люба с друзьями их и пристраивала. Единственный остался – Грантик. Любина мама была категорически против щенка, и дети долго прятали его в подъезде, а потом сделали ему будку в тихом уголке двора.

Вечером Ольга Сергеевна созвонилась с хозяйкой приюта, что размещался в соседнем городе.

…Приют назывался «Добрый дом». Руководила им девушка по имени Стелла. Ребятам она показалась такой же красивой, как её имя. Ведь она пообещала взять Грантика. А уж когда они побродили по приюту… Просторный двор, тёплые будки, возле каждой – лежанка. Неглубокие корытца, чтобы в жару собаки могли поплескаться в воде. Несколько девочек-волонтёров возились с собаками, ребят встречали приветливыми улыбками. Для Гранта уже была готова будка.

– Можно его навещать? – с замиранием сердца спросила Люба.

– Конечно. И навещать, и гулять – мы будем только рады.