– Вы не можете рисковать жизнью этого ребенка! – сказала, прищурившись, Ронвен. – Знаете ли вы, сэр Уильям, что эта девочка – графиня Хантингтон? Она шотландская принцесса, и только в ней осталась кровь трех царствующих домов нашей страны!
Никогда раньше Ронвен не выглядела такой прекрасной. Наблюдая за происходящим со спины жеребца, Элейн смотрела на нее с нескрываемой гордостью. Она была великолепна: ее голова была поднята, правильные черты лица стали более привлекательными от гнева, а из-под белого платка выбивались золотые пряди волос. Не осознавая того, Элейн распрямила плечи. Она заметила, что сэр Уильям тоже оценил красоту Ронвен, но, несмотря на это, нахмурился.
– Леди Хантингтон, – он подчеркнуто произнес это имя с насмешкой, – моя гостья, мадам. И я не допущу, чтобы что-то или кто-то причинил ей вред в моем доме!
– Леди Хантингтон, – парировала Ронвен, – является гостем своей сестры, живущей в доме вашего отца.
– Ее сестра – жена моего отца, – сказал Уильям бархатным голосом, – и, если необходимо ее разрешение, я приведу ее сюда, леди Ронвен, и попрошу дать разрешение дома де Броуз на эту поездку верхом. – И он пристально взглянул на няню Элейн.
Та посмотрела вдаль, затем ответила:
– В этом нет необходимости, если вы уверены, что эта лошадь для нее безопасна, – и ее голос понизился от негодования.
Опомнившись, Элейн поняла, что на мгновение совершенно перестала дышать. Она посмотрела на Томаса, тот молча стоял и ждал; его взгляд был устремлен в землю. Этот идеальный слуга, казалось, даже не слушал препирательств, иначе не прошло бы и часа после их возвращения, как весь замок знал бы о происшествии.
Элейн смотрела на Ронвен умоляюще, не желая обидеть ее. Однако Ронвен повернулась и пошла прочь; голова ее была высоко поднята. Она пересекла небольшой внутренний дворик замка, прошла мимо сэра Реджинальда, даже не посмотрев в его сторону, и исчезла за дверьми западной башни.
Сэр Уильям подмигнул Элейн, ласково похлопал по боку коня и бодро сказал:
– Приятной поездки, принцесса. И ради всего святого – не упадите с лошади. А то целых три народа передерутся между собой.
Он наблюдал, как Элейн и Томас унеслись прочь в сопровождении скакавшей поодаль вооруженной охраны. Уильям нахмурился: он приобрел еще одного врага в лице Ронвен, и эта мысль не давала ему покоя.
VII
Ронвен некоторое время стояла за дверью, пытаясь прийти в себя и обуздать свой гнев. Прислонясь всей спиной к степе, она тяжело вздохнула раз, другой, чувствуя затылком грубые камни свежевыложенной стены, и, лишь когда она полностью успокоилась, медленно пошла вверх по лестнице в спальни – в это время дня они обычно пустовали. На мгновение она остановилась, бросила взгляд на постель, которую делили девочки, а затем прошла через комнату к окну и села па каменный подоконник. Лесистые холмы за долиной Уай отчетливо виднелись в холодном свете яркого утреннего солнца. Однако в долине никаких наездников не было видно.
Ронвен не испугалась. Элейн могла справиться с любой лошадью, в том числе и с необузданной. Элейн уцепится за шею животного, нашептывая что-то ему на ухо, и все будет гак, словно лошадь ее понимает. Ронвен беспокоило неповиновение Элейн, поддержанное сэром Уильямом де Броуз.
Она сжала кулаки. Ронвен ненавидела этого человека как мужчину, она ненавидела его семью, все, что окружало ее и было связано с ней. Необходимость оставаться с этими людьми даже на непродолжительное время, несмотря на то, что Гвладус была дочерью принцессы и жила в этом замке, – была для нее поистине пыткой. Они представляли ненавистных ей англосаксов, которые вот уже полтора столетия постепенно брали бразды правления страной в свои руки, и Ронвен не видела ничего хорошего в том, что они потворствовали всем желаниям принцессы. Ее кулаки побелели. Уильям публично бросил ей вызов; он оспорил ее власть над Элейн, власть, которой облек ее сам принц. И однажды наступит долгожданный день, когда она заставит его сполна заплатить за свое унижение. Некогда род де Броуз уже утратил часть своего былого могущества и влияния. Так почему бы такому и не повториться?
VIII
Прошел не один час, прежде чем Элейн вернулась домой. И она очень старалась не встретиться с Ронвен. Взволнованная, уставшая, на лице застыли кусочки летевшей из-под копыт земли, волосы спутаны, платье разорвано, – но, несмотря на все это, Элейн была счастлива, как никогда в жизни до этого. Неохотно покидая конюшни, девочка осмотрела внутренний дворик замка. Ни Изабеллы, ни ее сестер там не было. Однако они были там, когда Элейн гордо отъезжала на прогулку, и собрались вокруг нее, когда она слезла с коня. Затем за ними пришла их няня: леди Ева, их мать, позвала девочек к себе.
Тени, легкие тени легли на камни стен и становились все длиннее; Элейн остановилась на мгновение, рассматривая суетившихся на стенах строителей. На ветру танцевал и кружился клочок сена, возле кузницы пристроилась рябина, на ветках которой было полно ягод.
Элейн рассматривала все необычайно тщательно: она замечала все выступы камней в стенах замка; выступы и отверстия на их грубой пористой поверхности, старый сухой лишайник. Столь же тщательно рассматривала она и лица людей, узнавая, какой разной бывает человеческая кожа – у одних она грубая и обветренная, а у других мягкая и бархатная, как у младенцев. Элейн видела цветы примулы и душицы, фиолетовые и желтые соцветия которых казались такими чужими возле подножия стен.
Элейн нахмурилась. Эта темная фигура – она снова была здесь, наблюдала за работой каменщиков. Сегодня она была еще неотчетливее, – привидение возле стены, которое таяло в воздухе, пока не скрылось вовсе.
Ронвен наблюдала за Элейн из укрытия со стены, стоя на деревянных подмостках. Она видела, как девочка вернулась с конной прогулки, и сдержалась, чтобы не выбежать в конюшню и не встретить ее. Ей было видно счастливое лицо Элейн, и она понимала, что сейчас для их встречи не самое подходящее время. То был самый счастливый момент в жизни Элейн, триумф, который она должна была пережить в одиночестве, без посторонних, и особенно без своей няни. Времени же для разговора с ней было предостаточно и после.
Ронвен часто думала, что когда-нибудь настанет момент и придется рассказать этой деятельной и своенравной девочке обо всем. Элейн шла к независимости через непокорность, а иногда и обман. И если Ронвен хотела сохранить любовь и доверие Элейн, она должна была знать, когда именно нужно делать те или иные шаги, чтобы показать свое отношение к ней. За многие годы Ронвен осознала, что любовь Элейн была главным в ее жизни. А девочка была ее судьбой, и без нее Ронвен была бы ничем.