Читать интересную книгу Пока горит огонь (сборник) - Ольга Покровская

– На вот, пей, – шепнул он.

– Ой, где ты взял? – удивилась Катя.

– Тихо! – цикнул на нее Григорий. – Где взял, там больше нету. А чё думаешь, есть и у меня свои таланты. Пей давай!

Через два часа электричка остановилась у нужной им станции. Катина голова гудела, перед глазами стлалась какая-то серая муть. Но она старалась держаться: понимала, что жаловаться на плохое самочувствие сейчас не время – ведь впереди долгожданная встреча с отцом.

Григорий спрыгнул на перрон, поддержал ее под руку, спросил у кого-то дорогу, и вскоре они шагали уже по пыльной, утрамбованной сотнями ног тропинке.

Солнце нещадно жгло Катин затылок, ноги словно налились пудовой тяжестью. Закусив нижнюю губу, девочка из последних сил шла вперед…

Через некоторое время впереди показались первые постройки некогда процветавшего колхоза. В синем жарком мареве Катя, прикрыв глаза от солнца ладонью, разглядела дощатый элеватор, под крышей которого курлыкали голуби. Мелькнул тускло-серебристым боком небольшой пруд. Потянулись аккуратные беленые дома с палисадниками и огородами.

Григорий еще дважды спрашивал дорогу к дому Горчаковой. Наконец какая-то девчонка в выгоревшем сарафане сказала:

– Это шо, до бабы Нюры вам надо? Так вон она, хата ее, вторая с краю вулыци.

Григорий и Катя двинулись в указанном направлении и вскоре остановились у покосившегося, давно не крашенного забора. За забором смотрел чисто вымытыми окошками небольшой саманный дом. В огороде, кряхтя, возилась коренастая пожилая тетка в подоткнутой юбке и повязанном вокруг головы платке. Катя заметила, что ноги у нее от подошв до колен коричневые от загара, а выше – кожа бледная и рыхлая.

Почуяв нежданных гостей, из-за дома с лаем выскочила маленькая, лохматая, вся в колтунах и репьях собачонка. Баба Нюра обернулась на лай, увидела пришедших и, прищурившись, принялась бесцеремонно их разглядывать.

– Добрый день! – поздоровался Григорий. – Нам бы сына вашего повидать, Горчакова Ивана Алексеевича. Здесь он проживает?

– Нэма его тута, – неприветливо отозвалась женщина. – А на шо вин вам? Якшо вам грошей должен, так я про то ничого нэ ведаю. Так и знайтэ, ни копийки с менэ не получите! Ось тоби! – Она сложила темные выпачканные землей пальцы в кукиш и показала его Григорию.

– Нет, вы не поняли, мы не за деньгами, – вступила Катя.

Говорить было тяжело, язык словно распух, слушался плохо, горло саднило, и девочка сразу выпалила самое главное:

– Дело в том, что… Горчаков Иван Алексеевич – мой отец.

– Шо? – нахмурилась бабка, вытянула шею и снова вгляделась в Катю. – Хм… Ну, ладно, заходьтэ, чи шо… Будька, а ну ппошел, дармоед, – она отпихнула босой ногой в сторону заливавшуюся лаем собаку и распахнула калитку.

В доме было прохладно и полутемно, пахло чем-то деревенским – кисловатым, парным, уютным.

Григорий, ткнув Катю в плечо, показал, что на пороге надо разуться. Она скинула сандалии и прошла в комнату. Было приятно ступать босыми ногами по чисто выскобленному деревянному полу. Катя нерешительно присела на край дивана. Григорий устроился у стола. Вошедшая следом баба Нюра сурово оглядела их и пробасила:

– Так ты шо жэ, внучка моя, выходыть? А ты хто? – она обернулась к Григорию. – Тоже внучок?

– Не, – усмехнулся Григорий. – Я так, сопровождающий. Ща она все расскажет, – кивнул он на Катю.

Та, потупившись, разглядывая затертый половичок на полу, принялась сбивчиво говорить: о жизни в Москве с матерью, об отце, которого почти не помнила, и, наконец, показала письмо.

Баба Нюра пробежала глазами несколько строк.

– Его рука, это точно. Шо ж он, байстрюк, не говорыв мэни, шо у него дочка есть? Цэ ж он, значит, нагулял, пока учиться в Москву ездив. А мэни – мовчок. От я его взгрею, колы заявыться!

– А сейчас он где? – с надеждой спросила Катя.

– А хто ж его знает? – развела руками баба Нюра. – Вроде в Днепропетровск подался, подруга у него там. У меня и адрес був. Только это ж Ивасик мий, про него никогда нэ знаешь, дэ его черти носят. Сьогодни – тут, а завтра – шукай витру в поли! А меня дружки его донимают – должен он им, бачишь ты, остался. Так и ходють, так и ходють. Да бабы щэ…

Она передразнила кого-то тоненьким голоском:

– «Ой, он приехать обещал, мы и заявление в ЗАГС подали». А я шо могу? Я им всем так сразу и говорю: нема його тут, а я ничого нэ ведаю. От и вас пускать нэ хотила, а там бачу – не, тут другэ дило. И от же, с внучкой на старости лет познакомиться привив Господь!

В голове у Кати все сильнее шумело, глаза болели. Тихонько вздохнув, она опустила голову на мягкий подлокотник дивана. Баба Нюра, прищурившись, пристально смотрела на нее. Потом тяжело протопала через комнату, подошла и тронула мягкой пухлой рукой Катин лоб.

– Тю, дытыно, та ты вся горышь!

– Это как это? – всполошился Григорий.

– А так, – обернулась к нему баба Нюра. – Ты шо жэ, олух, не замитыв, шо девчонка захворила? Мабуть, в поезде и продуло – мабуть, лежала всю дорогу пид викном открытым, ни?

– Ну да, – растерянно произнес дядя Гриша. – Только я не думал… И что же теперь? Врача надо?

– Та на кой вин мэни? – отрезала баба Нюра. – Шо ж я, сама дивчинку на ноги не поставлю, чы шо? Пишлы-но, мыла моя, со мной, нэ бийся. Бабка тебя не обидит, бабка, може, и старая, а из ума щэ не выжила, нэ то шо мужичьё бестолковэ…

Катя доверчиво пошла вслед за бабой Нюрой в дальнюю комнату. Там бабка устроила ее на кровати, накрыла лоскутным одеялом и приказала:

– А ну, лэжи! Лэжи, отдыхай. Я зараз чаю з малиной прынесу.

Над низким окном трепетала на ветру белая с красной вышивкой занавеска. За ней виден был залитыйсолнцем двор, резная тень от листвы на земле, худая, черная от солнца дяди-Гришина спина. Отдуваясь и утирая локтем пот, Григорий поправлял старухин забор.

Катя чувствовала себя уже лучше, чем два дня назад. Голова больше не кружилась, и в жар не бросало. Бабка Нюра поила ее какими-то пахучими травяными отварами, обтирала, заставляла полоскать горло вонючей дрянью. Кате поначалу казалось, что старуха нарочно мучает ее, что она ведьма, к которой их с дядей Гришей случайно занесло…

Однако, на Катино удивление, манипуляции бабки возымели действие, и девочке в самом деле стало легче.

Вот и теперь бабка Нюра вошла в комнату с очередной кружкой дымящейся бурды, сунула ее Кате в руки и тоже кинула взгляд в окно.

– Ну, слава тоби Господи, послал постояльця, хоть забор на место поставыть, – вздохнула она. – Вже скилько я Ивасика просыла в той приезд – зробы та зробы! А вин шо ж – завтра, мамо, завтра. Так и уехав…

– Расскажите мне про него. Какой он? – осторожно попросила Катя.

– Так шо ж – «какой»? – сдвинула генеральские брови баба Нюра. – Обыкновенный.

Она присела рядом с девочкой на кровать и подперла щеку загорелым кулаком.

– Красивый вин, Иван-то, спору нема. Волос у нёго кудрявый, светлый. Ты-то, мабуть, в мать пишла – чернявая? – кинула она взгляд на Катю. – А вин – не, билявый, – шо твий Сергей Есенин. Помню, у школе на выпускный справыла я ему костюм – сирый с голубой полоской. От гарный был! Все девки заглядывались. А шо толку? – вдруг горько добавила она.

– Как? – изумилась Катя. – Разве это плохо, когда сын красивый? Я думала, это счастье…

– Эх, дуряча башка, вся в папашу, выдно. – Бабка Нюра несильно ткнула девочку костяшкой согнутого пальца в лоб. – Счастя, куда вжэ… Своих народишь, от и поймэшь, якое от цих выродков счастя… Сначала ночей не спышь, выхаживаешь их вид хворей, последню копийку тратышь, шоб их накормыты повкуснее, та нарядить покраще, тревожишься, маешься. А воны… Пидросли – и тю-тю, поминай як звали! От, чужого дядька просить приходыться забор поправыты.

– А давно он с вами не живет? – спросила Катя.

– Так от, счытай, як школу-то закинчыв, – сказала баба Нюра. – Сначала у Киев подався, учитыся. Так шо ж, дило хороше. Ума-то нэ займать ему було. Тилькы выперли его с третьего курса. Я корову продала, взятки носыла, шоб в армию не забралы дурачыну. Наче работать пишов, деньгу заколачував – в газете шось-то пысав. Так знов вожжа пид хвист – дай, говорыть, мамо, грошей, в Москву поиду учыться, куда я без образования. Ну, як нэ дашь? Ридное ж дытя… Поехав… Ото я бачу, много там навчился – як дитёв стругать та кыдать без батьки! Вернувся, в Харькове жил, та не пойшло шо-то, додому вернувся, до мэнэ. И тут не усидив. Бувало, выйду вечером у двир, дывлюся на дорогу и думаю: як вин там, чы живый? – Она сухо всхлипнула, утерла глаза рукой и добавила: – А мальцом ласковый був… Прибежить, бувало, с разбитым носом, в коленки ткнется – матуся, ты у меня самая найкраща! Эх, поганец, чорты б его взялы…

Катя, посмотрев на пригорюнившуюся бабу Нюру, опустила глаза. Ей было жалко пожилую женщину, невольно в душе поднималась досада на отца: почему он уехал, бросил свою старую мать без помощи?