Читать интересную книгу Каменные человечки - Ллойд Деверо Ричардс

загораживая бьющий в глаза свет.

– Рада, что вы снова среди живых, Хиггинс. Отвечаю на ваш вопрос – я не знаю. Полное отсутствие каких-либо внутренних органов на месте преступления дает основание предположить, что он перемещает их куда-то. Вода рядом, он может отмыться. Полагаю, увлечение нашего убийцы внутренними органами значит нечто большее. Их удаление завершает какой-то внутренний процесс. – Какой? Хотела бы она знать. – В обоих случаях тела обнаружены на значительном удалении от дороги или какого-либо легкодоступного пункта. Думаю, он заманивает их чем-то, уговаривает проехать с ним на машине в более безопасное для него место. В полицейском отчете из Блэки упоминается след из разворошенных листьев, как если бы кто-то спускался второпях по крутому склону оврага. Возможно, ключевой частью преступной схемы нашего убийцы является погоня как элемент игры. Нужно проверить медкарты преступников, которые вышли на свободу в последние пять лет и были замечены в жестоком обращении с детьми или преследовании. – Прюсик помолчала и негромким, спокойным голосом продолжила: – В природе погоня – важная черта поведения хищников. У гепардов, например, мать всегда предоставляет своему подросшему детенышу позаботиться о себе самому. Поначалу молодой гепард не может убивать. Почему? Вы как думаете, Хиггинс?

Хиггинс поднял голову; лоб его влажно блестел.

– Наверное… потому что нет опыта?

– Сначала должна побежать жертва, газель Томсона. Бег жертвы – триггер, запуск механизма охоты большой кошки. С ним и связан инстинкт убийства. Молодой гепард должен дождаться, пока испуганная газель сделает свой ход, а уже потом заканчивает дело.

Прюсик остановилась в нескольких шагах от новичка.

– Газели нужно набраться смелости, чтобы решиться на эту отчаянную попытку. И когда это случится, гепард догонит ее. Пока газель стоит, большая кошка в тупике и не знает, что делать. Возможно – всего лишь возможно, – что и наш преступник тоже не может. Возможно, ему, чтобы убить, нужно, чтобы они убегали. Это его заводит.

Стоя посреди комнаты, она сложила руки в молитвенном жесте, прикоснувшись к губам кончиками пальцев, закрыв глаза, представляя все это в почти трансовом состоянии. Потом подняла голову.

– Будьте уверены, джентльмены, наш убийца пользуется человеческой слабостью. Как всегда делают все хитрецы. Он завоевывает их доверие. С детьми сделать это легче всего с помощью обмана, проецируя что-то похожее на нежность, что-то особенно привлекательное для юного ума, что-то неотразимое. Они должны попасться на это – на доверие, доброту, даже обольщение.

Прюсик прижала мизинец к ладони.

– По всей вероятности, девушки идут добровольно, без принуждения, без борьбы, которая привлекла бы к нашему убийце нежелательное внимание. Он умеет выбирать, и делает это хорошо. Уязвимая жертва всегда одинока. – Она помолчала. – Если больше нет вопросов, давайте вернемся к работе. Не стану напоминать, что давление есть и оно только усилится. Предположу, что прежде чем станет лучше, какое-то время будет только хуже.

Она вышла из лекционного зала и вернулась в свой кабинет, представляя, как плывет на спине в теплой воде, в аквамариновом свете бассейна, представляя острый запах хлора и приятную расслабленность во всем теле, которая придет потом.

В дверь постучали.

– Брюс Говард на первой линии, – просунув голову в кабинет, сообщила Маргарет. – Говорит, что это важно. – Она закатила глаза.

Прюсик вздохнула, подняла трубку и постаралась взять доброжелательный тон.

– Здравствуй, Брюс. Чем могу помочь?

4

Он заехал за мусорные контейнеры у клиники Уилксборо и выключил зажигание. Воздух Южной Индианы благоухал приятной свежестью после недели проливных дождей. Клиника находилась на окраине Уиверсвилла, административного центра округа, расположенного на так называемом мыске штата, недалеко от слияния рек Огайо и Уобаш и примерно на равном расстоянии от Сент-Луиса и Чикаго – путешественник может добраться до любого из этих городов менее чем за три часа езды.

Прием Дэвиду Клэрмонту был назначен на семь часов. Ужин с родителями он пропустил – аппетит определенно пропал. Он вздохнул и постучал в дверь кабинета с табличкой: «Ирвин Уолстейн, доктор медицины».

Поздоровавшись с Клэрмонтом, доктор жестом предложил ему сесть в кресло перед большим письменным столом красного дерева.

– Итак, спишь теперь лучше? – спросил он, открывая папку.

– Да. Но я так поздно просыпаюсь. Даже будильник не слышу. Маме приходится стучать в дверь, и она злится.

– Хорошо, тогда попробуй принимать только одну пятидесятимиллиграммовую таблетку меллерила за полчаса до сна. Посмотрим, как это сработает. И продолжай принимать амитриптилин по одной таблетке перед каждым приемом пищи.

На полке, за столом психиатра, Клэрмонт заметил странную маленькую картину, которую не видел раньше: абстрактное изображение обращенного вниз потемневшего лица. При этом само лицо было неполным и занимало не все пространство. Глядя на картину, он почувствовал себя неуютно.

Уолстейн вышел из-за стола и сел в кожаное кресло напротив пациента.

– Как твои дневные видения? Были новые после… после четвертого июля, да?

– Нет, ничего такого. Даже говорить не о чем. – Клэрмонт задрыгал ногой, потом достал тюбик гигиенической помады, открыл и помазал губы.

С того дня прошло больше трех недель. Под палящим солнцем он пропалывал помидоры на огороде у матери, когда случилось неописуемое. Поднятая мотыга вдруг застыла на взмахе, и на глазах у него земля зашевелилась, словно движимая рукой невидимого скульптора. Один влажный комок подался вверх, изображая наполовину высунутый язык, другие же комья под ним быстро сформировали остальное лицо, смутно напоминающее кого-то. При одной мысли об этой странной трансформации гулко заколотилось сердце. Он снова перенесся в овраг, где росли дубы и воздух пропитался ореховым запахом прошлогодних листьев. Похожий овраг был в лесу, за полями его отца, далеко от городской черты. Внезапно он увидел ее: часть грядки сложилась в лицо, и лицо издало крик – девичий крик, – и из земли вынырнули большие невинные глаза, ставшие еще больше, когда в них заметалась паника преследуемого хищником оленя. Его зубы ударились о ее зубы, его рука ползла по ее ребрам… ниже, ниже…

– Похоже, тебя что-то тревожит. – Уолстейн взял золотую шариковую ручку, покрутил ее между большим и указательным пальцами. – О чем ты сейчас думаешь, Дэвид? В прошлый раз мы почти не говорили о четвертом июля.

– Нет, не говорили. – Дэвид с натугой сглотнул и постарался отогнать ужасное видение.

– Поговори со мной. От разговоров вреда не бывает. Только молчание убивает.

– Вреда, может, и не бывает, но правда ли, что от них есть толк? – На мгновение их глаза встретились, и взгляд Клэрмонта переместился на портрет на полке. Он пожал плечами. – Той женщине, которая только что ушла, они не помогли.

– Понятно. – Уолстейн слегка улыбнулся и кивнул. – Теперь ты читаешь мысли.

– Говорите как хотите, но вылеченной она точно не выглядела.

Он еще раз быстро оглядел небольшое помещение: письменный стол, пол, ковер. Проверяя и перепроверяя, знакомясь с подлинной природой офиса, убеждаясь, что офис существует отдельно от него и то неведомое, что бурлит у него в голове, не прячется в темном углу за столом доктора Уолстейна, чтобы сбить его с толку, ошарашить. Но легче от такой проверки не стало. Если в огороде у матери могла двигаться земля, то двигаться могли и ковры, и мебель, и даже стены.

– Итак. – Доктор хлопнул себя ладонями по бедрам. – Лекарство, похоже, действует. Те плохие сны наяву вроде бы прекратились. Для начала неплохо. Думаю, ты делаешь успехи.

– Это ничего не значит. Ничего. Все будет продолжаться. Как уже было в марте. Как я рассказывал вам в прошлый раз. – Клэрмонт опустил глаза и заметил, что его нога отбивает быстрый ритм.

– Пусть так. Тогда помоги мне понять. Я не смогу помочь, если ты не хочешь обсуждать со мной то, что тебя пугает. Каждый видит сны, в том числе и сны наяву. Твои очень важны. – Уолстейн подался вперед. – Сны – такая же часть каждого нас, как, скажем, вождение автомобиля, рождение ребенка или работа. Более того, сны говорят что-то уникальное о каждом из нас и, если удается расшифровать их язык, могут дать