Читать интересную книгу Жертва безумия - Джон Сэндфорд

— Хелен — его вторая жена? Она значительно моложе его?

— Кажется, ей пятьдесят три или пятьдесят четыре года. Не так уж она и молода. Его первая жена, Берни, мать Энди, умерла лет десять назад. Он уже тогда встречался с Хелен. Она была красивой женщиной. Правильные черты лица и великолепная грудь. Тауэр всегда питал слабость к хорошему бюсту. Хелен занималась недвижимостью, она втянула его в ФВН, чтобы он возместил потери, связанные с приобретением акций.

— Что такое ФВН?

— Фонд вложений в недвижимость. Это произошло перед падением рынка недвижимости, и Тауэр снова погорел. Потом — кризис восемьдесят седьмого года… Он уже дышал на ладан.

— Значит, он — банкрот?

У Данна был такой вид, словно у него в голове работает калькулятор. Спустя мгновение он сказал:

— Сейчас он способен наскрести… миллион? Конечно, дом оплачен, он стоит больше, но Тауэр не может продать его. Он должен где-то жить, поддерживая определенный уровень… Думаю, он получает шестьдесят тысяч со своего миллиона и еще сто тысяч от фонда. Сохраняет за собой место в правлении, но оно приносит ему не больше двадцати-тридцати тысяч. Сумма составляет меньше двухсот тысяч.

— Господи, да он питается отбросами! — с сарказмом заметил Лукас.

— Именно так ему и кажется Именно так. Он тратил полмиллиона в год, когда «кадиллак» стоил шесть тысяч, а миллион был огромной суммой. Сейчас он живет на четверть миллиона, а «кадиллак» стоит сорок тысяч.

— Бедняга!

— Миллион не такая большая сумма, — улыбнулся Данн. — Человек, владеющий парой хороших бензоколонок «Эксон», стоит не меньше миллиона, возможно, больше. Парой бензоколонок. Мы не говорим о яхтах и поло.

— Значит, вам незачем было убирать свою жену, — задумчиво проговорил Лукас.

— Черт возьми, если кого-то и следует убрать, так это меня. Я стою в пятнадцать-двадцать раз дороже Тауэра, хотя мои деньги не так хороши, как деньги Тауэра.

— Почему?

— Потому что я их заработал, — отрезал Данн. — Как и вы с вашей компьютерной компанией. Я читал о вас в «Городском бизнесе». Там написано, что вы, вероятно, стоите пять миллионов и продолжаете расти. Вы должны чувствовать это — ваши деньги пахнут потом.

— Я не вижу этих денег, — сказал Лукас. — На данном этапе они — просто бумага. — Помолчав, он добавил: — А страховка? У Энди есть страховой полис?

— Да. — Данн наморщил лоб и потер подбородок. — И весьма солидный.

— Кто получит деньги в случае ее смерти?

Данн пожал плечами:

— Дети… если только… О Господи! Если дети умрут, деньги получу я.

— Вы — единственный наследник?

— Да… не считая Нэнси Вулф, которая получит полмиллиона. Их сотрудничество оказалось весьма успешным, и они оформили страховку на случай смерти одного из партнеров, чтобы выкупить половину офиса.

— Для Нэнси Вулф полмиллиона — большая сумма?

Данн задумался.

— Приличная. Она зарабатывает от ста пятидесяти до ста семидесяти пяти тысяч долларов в год, но значительную часть съедают налоги. Полмиллиона ей пригодились бы.

— Вы разрешите нам посмотреть записи вашей жены?

— Конечно. Почему бы и нет?

— Многие медики считают, что записи психотерапевтов должны быть защищены.

— Я подпишу решение, — сказал Данн. — Вы его привезли?

— Я пришлю его вам сегодня.

Взглянув на Лукаса, Данн спросил:

— Чем это вы играете?

— Кольцом.

— А… Женитесь или разводитесь?

— Подумываю жениться.

— Брак — это прекрасно, — сказал Данн. — Посмотрите. Все в коробках. Для каждой вещи — своя коробка.

— Вы… слишком легко относитесь к этой ситуации.

Лицо Данна словно окаменело.

— Дейвенпорт, мне так страшно, что я едва ворочаю языком. Я никогда не испытывал такого страха, от которого пересыхает во рту. Я думал, что это образ, но, оказывается, это правда… Вы должны их найти.

Лукас поднялся.

— Никуда не уезжайте.

— Хорошо. — Данн бросил взгляд на Лукаса. — Вы — крепкий парень, верно?

— Вероятно.

— Готов поспорить, вы — футболист.

— Хоккеист.

— Да, у вас шрамы… Думаете, я вам по зубам? — Данн расслабился и слегка улыбнулся.

Лукас кивнул.

Данн спросил:

— Как, по-вашему, вы найдете мою жену и детей?

— Непременно.

— Но вы не знаете, в каком они будут состоянии, — заметил Данн.

Лукасу казалось, будто что-то давит на него.

— Не знаю, — признался он.

Глава 4

Отдел по расследованию убийств напоминал редакцию бедной городской газеты. Кабинки детективов были разделены невысокими перегородками, столы завалены бумагами. Все свободное пространство занимали металлические шкафы разных оттенков серого или желтовато-серого цвета. На стенах и досках для объявлений висели старые записки, распоряжения, приказы, карикатуры. На шкафу для документов стоял старый радиоприемник с круглой шкалой настройки — такие выпускали в шестидесятых годах. Из динамика доносился голос:

«…одно из самых громких преступлений со времен изнасилования сабинянок и до линдберговского похищения, происшедшего в нашу эпоху…»

Лукас замер у двери, держа в руках пластмассовый стаканчик с куриным бульоном. Голос показался ему знакомым, но Лукас не мог вспомнить, кому он принадлежит, пока ди-джей не произнес: «Вы слушаете Билли Уокера по прозвищу „Блэкджек“, Эдина продолжает задавать вопросы доктору Дэвиду Гедлеру… Доктор Гедлер, минуту назад вы сказали, что жертвы киднеппинга принимают сторону похитителя, отождествляя себя с ним. По-моему, это прекрасный пример того, что происходит, когда наша либеральная школьная система засоряет мозги детей политическим бредом; молодежь поддается этой обработке, поскольку она исходит от людей авторитетных — от профсоюзных шавок, называющих себя учителями…»

Гедлер возразил мягким, трагическим голосом: «Понимаю ваши чувства, хотя не могу полностью согласиться с вами: существует много хороших учителей. Да, подобная идентификация часто имеет место и начинается в первые часы после похищения. Жертвы подсказывают преступнику, как обмануть полицию…»

Лукас уставился на приемник, не веря своим ушам. Грив за столом ел шоколадный батончик.

— Он говорит, как чертов политикан, да? Похоже, он только и мечтал попасть на радио. Вышел из школы и тотчас отправился в студию.

— И давно он в эфире? — Лукас допил бульон и бросил стаканчик в корзину для мусора.

— Час, — ответил Грив. — Кстати, вас ждет толпа репортеров.

— Ну их к черту, во всяком случае, пока.

В офисе находилось довольно много сотрудников: люди из отдела по расследованию убийств и преступлений, связанных с насилием, а также их коллеги из полиции нравов, отдела сексуальных преступлений и разведки. Почти все они ели и пили. В комнате пахло кофе, кукурузными хлопьями и пиццей.

Хармон Андерсон подошел к столу Грива, держа в руке бутерброд с курицей.

— Он готов на все ради денег, — заметил Андерсон. Он из семьи фермеров и был специалистом по компьютерам. — Гедлер не настоящий врач. Он получил степень бакалавра психологии в каком-то захудалом колледже Северной Каролины.

Шеррил, все еще мокрая, вошла в комнату, кивнула Лукасу и подошла к радиоприемнику.

— Все слышали?

— Нет, я недавно пришел, — ответил Лукас и обратился к Гриву: — Вы попросили его молчать?

Грив кивнул:

— Как обычно. Я просил не разглашать информацию, чтобы петухи не знали, какими сведениями мы располагаем. Сказал, это усилит нашу позицию в суде, если он состоится.

— Вы сказали — петухи? — повторил Лукас.

— Да. Застрелите меня за это.

— Плевал он на вашу просьбу. — Шеррил взъерошила мокрые волосы. — Я слушала в дороге. Он вспоминает детали, которые не сообщил нам…

— Сочиняет, — сказал Лукас.

— Каждый хочет стать знаменитостью, — заметил Грив.

Они замолчали, слушая радио.

«Доктор Гедлер, вам известно, что полиция не снижает количество преступлений, а лишь регистрирует их и иногда ловит преступников, когда несчастье уже произошло. Это похищение тому пример. Если бы у миссис Манет или у вас был револьвер, вы смогли бы остановить бандита. А так вы стояли в коридоре, не имея возможности что-то предпринять. Замечу: преступники вооружены, и пора нам, честным гражданам, воспользоваться Второй поправкой…»

— Черт возьми! — воскликнула Шеррил. — Это превращается в цирк.

— Уже превратилось.

Все повернулись к двери, когда Фрэнк Лестер, заместитель шефа по расследованиям, вошел в комнату с пачкой бумаг. Лицо у него было усталое и осунувшееся. Слишком много лет он проработал в полиции.

— Есть новости?

Лукас покачал головой:

— Я говорил с Данном. Похоже, он невиновен.