Спустя неделю Франц вернулся. На этот раз он держался деловито и, казалось, точно знает, чего хочет. Вскоре я заметила, как одна из продавщиц достала из витрины массивную золотую цепь c треугольной сапфировой застежкой изящной работы. При всем моем желании я не имела возможности подслушать разговор. У наших камер слежения не было микрофонов. Слова клиента сохранялись в тайне. Принцип конфиденциальности здесь уважали. Политика Бартерс amp; Бартерс в этом отношении была непоколебимой, хотя чиновники из департамента полиции в своих отчетах не раз указывали на этот недостаток. Вскоре меня вызвали к телефону, и больше я ничего не увидела, а когда вернулась, Франц уже покинул магазин.
* * *
С того дня прошло около недели. Город охватила предпраздничная лихорадка. Куда ни глянь, всюду плюшевые сердечки, шарики всех оттенков красного и розового, сувениры с очевидным подтекстом, прочая атрибутика Дня Влюбленных. Магазины были до отказа забиты романтичными подарками и открытками. День святого Валентина показался мне прекрасным поводом развлечься. Я нередко уставала от однообразной череды будней и позволяла себе немного расслабиться.
В дни, когда тоска становилась невыносимой, я проводила вечера в барах и ночных заведениях Загарасити. Чаще всего это были дешевые забегаловки, где играли в бильярд, покер и кости, но выпадали редкие дни, когда я отправлялась в уже знакомый читателю ночной клуб «Дикий Запад».
Люди в таких местах на первый взгляд передвигаются без особой цели, но только до определенного момента. На самом деле поток посетителей здесь удивительно упорядочен, и всегда двигается к нескольким определенным точкам – столикам у эстрады, бару, танцевальной площадке и уборной. В этом смысле «Дикий Запад» не отличается от остальных, менее фешенебельных.
Одиночкам, вроде меня, самое место у бара. Бокал наш лучший друг, и приходим мы на вечеринку, чтобы выпить. Я устраивалась у полированной стойки, пялилась на стеклянную витрину для напитков и всегда задавала себе одни и те же вопросы: «Зачем я здесь? Почему даже в праздничной толпе людей я ощущаю себя одинокой? Отчего это чувство лишь усугубляется, когда вокруг царит веселье?»
Покорно прошу простить. Вряд ли читателю интересно задаваться подобными вопросами вместе со мной. Все это ненужная лирика, поэтому позвольте вернуться к вечеринке по случаю Дня Святого Валентина. Помещение было традиционно украшено красными и розовыми шарами. Под бокалы клали подставки в виде сердечек. На столиках стояли узкие вазы с алыми розами. Хитом вечера был нежно-розовый коктейль «Любовь». Его подавали в широких бокалах, окантованных сахарной полоской. Я – в красном платье из атласа, с большим вырезом на спине и черных лаковых туфлях на высоком каблуке – уселась в баре, образовывавшем круг прямо посредине зала. Высокий стул, несомненное произведение дизайнерского искусства, был до крайности неудобен, так что приходилось терпеть. Вечернюю сумочку, пачку дамских шоколадных сигарет и изящную зажигалку я небрежно бросила на стойку перед собой. Отсюда можно было свободно наблюдать за танцполом и эстрадой, а то, что находилось за моей спиной, отражалось в безупречно чистых зеркалах.
Вечеринка уверенно набирала обороты. Клуб был полон веселящейся публикой. Шум стоял неимоверный, его легко перекрывала громкая музыка. Передо мной стоял бокал шампанского уже третий по счету. Я всерьез задумывалась над тем, чтобы отправиться домой. Ничего, кроме привычного разочарования, праздник мне не принес. В таких случаях я инстинктивно отгораживалась и уходила в себя. Алкоголь тут не помогал, а иное лекарство от скуки мне не известно.
Я заметила знакомое лицо в зеркале напротив. Франц стоял у меня за спиной, он смотрел в другую сторону и внимательно слушал худощавого парня с явно крашенными ярко-оранжевыми волосами. Я закрыла лицо ладонями, желая скрыть нахлынувшие эмоции. К счастью, Франц никак не мог видеть меня в тот момент. В отличие от своего довольно экстравагантного товарища, вырядившегося в яркий костюм, он был одет довольно скромно, совсем без украшений. Фиолетовая рубашка тонкого плотна, серый твидовый пиджак и черные брюки. Дорогие вещи безукоризненного покроя. Непримечательный с виду ансамбль смотрелся стильно. Волосы Франца были гладко зачесаны назад. Усилием воли я заставила себя отвести взгляд и обнаружила, что шампанское закончилось. Раздраженная, я едва не смахнула бокал на пол. Он покатился, зазвенел, готовый упасть. На его пути оказалась моя вечерняя сумочка – небольшой ридикюль, сшитый из шелка и украшенный стеклярусом. Бокал так и остался лежать. Ошарашенная, немного злая, полная противоречивых чувств, я не стала ничего поправлять.
Внезапно за спиной раздался голос, глубокий и низкий. В зеркалах напротив, совсем рядом, отразилось лицо Франца. Он улыбался.
– Вам следует быть поосторожнее, – дружелюбно заметил молодой человек, усаживаясь рядом.
Его тонкая изящная ладонь потянулась к бокалу, чтобы поправить его.
Я отметила его дорогие вечерние туфли, лаковые, блестевшие в свете ярких ламп. Я помню, они как – то особенно поразили меня.
– Розовый «мартини», пожалуйста, – обратился он к подошедшему бармену, подняв вверх два пальца. – Вы ведь не против, если я вас угощу? – обеспокоенно поинтересовался Франц и обезоруживающе улыбнулся.
Мой Бог, конечно же, я была согласна!
Взаимные представления, и некоторая присущая всякому новому знакомству суматоха отняла немного времени. Я ощущала необыкновенный душевный подъем. Голова кружилась от восторга. Меня угощал «Мартини» мужчина, на которого всего несколько минут назад я не осмеливалась взглянуть. Нас часто отвлекали. Все время кто-то подходил, заводил шутливый разговор, запросто, по-дружески хлопал Франца по плечу и спине, пожимал ему руку. Среди его друзей оказалось немало красивых девушек. Изящные, хорошо одетые, уверенные в себе. Мне казалось, что на их фоне я выглядела дурнушкой.
Франца совсем не смущали эти разнообразные проявления симпатии. Он легко принимал объятья и поцелуи подруг, но оставался равнодушен. Говорить с ним было удивительно легко. Моя скованность быстро исчезла. Выяснилось, что я могу быть разговорчива. Я сама не заметила, как поведала ему о своей жизни, работе, привычках. Оказалось, мы сходимся с ним по многим вопросам. У нас одинаковые вкусы. Франц тут же пригласил меня на вечеринку, которую на ближайшие выходные устраивал его товарищ. Я, не задумываясь, согласилась прийти.
Время тем вечером пролетело незаметно. Наконец Франца принялись настойчиво звать. Друзьям, с которыми он пришел, видимо, наскучило тут, и они собрались уходить. Сначала подошла высокая разбитная девица в зеленом платье, с кудрявыми волосами медного оттенка. Ее рука сначала смело скользнула по темным волосам Франца, потом вдоль спины. Она склонила голову ему на плечо и с ужасающим прононсом, будто у нее был насморк, растягивая слова, поинтересовалась:
– Ты ещ-ё до-лго? Мы с ребя-тами х-о-тим в «Че-рн-ый б-а-йк». Пой-де-шь с н-а-ми?
Она с интересом взглянула в мою сторону и снова сосредоточилась на Франце.
– Скажи, минут через пять освобожусь и пойдем, – он раздраженно повел шеей.
– Ла-а-а-дно…
«Черный байк», как нетрудно догадаться, тоже был ночным клубом. Правда, с очень дурной репутацией. Ходить туда поодиночке не решались даже самые отчаянные сорвиголовы. Драки, потасовки, часто доходившие до смертоубийства, происходили едва ли не каждый день. Это было неконтролируемое царство карманников, бандитов, наркодельцов.
Франц внимательно посмотрел мне в глаза и усмехнулся, легко разгадав мои мысли. Вытащив из-под бокала картонную подставку, он записал на ней номер своего телефона, пообещав ждать звонка.
* * *
С тех пор прошло три недели. Любовная лихорадка достигла своего пика. Мы быстро сблизились. Внезапно Франц стал мне очень дорог.
Его, казалось, ничто по-настоящему не заботило. Работа, счета не волновали вовсе. Он никогда не жаловался на трудности. Поначалу я даже не догадывалась, откуда он берет деньги, которые у него водились в достатке. Скупиться Франц не привык. Позже я поняла, что на самом деле за беззаботной внешностью элегантного фланера скрывался по-настоящему изощрённый ум. Его привычки: дорогая одежда, хорошая выпивка, изысканные развлечения – требовали немалых затрат. Помню кривую усмешку Франца, впервые оказавшегося в моей убогой квартирке. Скромный образ жизни был для него неприемлем, унизителен, пожалуй, просто невозможен. В его приверженности к роскоши было нечто маниакальное, напоминавшее болезненную зависимость, от которой трудно избавиться. Да, он был сибарит, легко приучивший к такому образу жизни и меня. Скоро я стала подражать ему в его вкусах. К хорошему быстро привыкаешь.