ГЛАВА 16. ГИТЛЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Гитлер стоял на коленях перед Евой Браун и просил у нее прощение:
- Евочка, родная моя! Прошу тебя, помилосердствуй, душечка! Это все он, подлый Исаев вынудил применить к нему пытку носками!
- Не смейте говорить о Штирлице в таком тоне! - давая смачную пощечину Гитлеру заорала Ева Браун.
- Евочка! Я же люблю тебя! - продолжал Гитлер. - Ну, что тебе Геббельс или Штирлиц, ведь я, и только я, подарил тебе все твои счастливые ночи!
- Хватит говорить гадости, Адольф! - оборвала его Ева. - Доктор Геббельс не сделал вам ни малейшего вреда! Он такой милый... И даже если вы нас застали врасплох, то это еще ни о чем не говорит! Мы c ним обсуждали важные государственные дела, и поверьте, Адольф, эти "дела" важны не только для меня и него, но, прежде всего - для вас и для всей Германии!
- Евочка моя... - мямлил Гитлер.
- За, что мне такое наказание? - орала Ева Браун, сотрясая своим голосом бетонные стены бункера. - Мне, которая всю себя отдает ради того, чтоб этот придурок был счастлив?
- Евочка моя... - бубнил Гитлер, обнимая прелестные ножки Евы.
Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера, стоящего на коленях перед Евой Браун, он не удержался и заржал как спесивый мерин. Гитлер опомнился, встал, принял обычный для себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо. Борман не ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
- Вот мы и квиты, мой фюрер!
- Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? вытирая физиономию и моргая глазками, закричал Гитлер.
- Ничего я себе не позволяю! - вытирая лицо и передразнивая вождя нации сказал Борман.
Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он во многом зависит от Бормана, у которого находилось практически все золото партии, поэтому он подошел к Еве и попросил ее удалиться.
- Я слушаю вас, господин рейхсляйтер! - сказал фюрер после того, как Ева Браун, заплаканная, ушла в свои апартаменты.
- Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
Гитлер стиснул зубы.
- Но я не за этим пришел!
- А за чем же еще? - ехидно спросил Гитлер.
- Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
- Как? Уже?
- Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в подвалах старика Мюллера.
Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
- Что вы предлагаете c ним делать?
- А вы?
- Я, собственно говоря, хотел бы переговорить c ним. Можно? - Борман недоверчиво посмотрел на Гитлера.
- Переговорить?
- Да!
- О чем можно разговаривать c этой шпионской свиньей? c ненавистью произнес Борман.
- Есть о чем, - сказал Гитлер и вызвал своего любимого адъютанта.
ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса Гестапо, в той самой, где недавно он устроил пытку носками над Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок. Потолок был серый, и казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный, как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под замасленной лампой стены. "А это уже провал! - подумал Штирлиц. - И самое главное, Кэт окончательно втюрится в Бормана! Гад! Это все он подстроил - любитель мелких пакостей! Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!"
Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного заключения его в ту же самую камеру, где он пытал доктора Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла разбитая во вчерашней драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно, привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в коем случае не смутили Штирлица. Более того, он даже не поперхнулся, когда дверь в камеру внезапно открылась и на пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на орудия пыток и, высморкавшись себе в рукав, обращаясь к Штирлицу, ехидно спросил:
- Что, голубец мой сизокрылый, попался?
Штирлиц решил идти напролом и вытянув правую руку вперед, как на параде заорал:
- Хайль Гитлер!
Мюллер был ошарашен и пробубнил что-то невнятное.
- Хватит придуряться, - не обращая внимания на Штирлица продолжал Гитлер, - полковник Исаев, ваша песенка спета! Вы разоблачены!
Мюллер повеселел.
- Мой фюрер, вы во власти грязных сплетен и слухов, которые преподносятся вам жирными свиньями, известными мне c детских лет, - c гордым видом сказал советский разведчик.
Мюллер побледнел.
- Послушайте, господин Штирлиц! - продолжал любимый фюрер. - Зачем притворяться? Признайтесь, что комедия c Геббельсом была устроена вами только для того, чтобы опорочить меня в глазах моей любимой Евочки, в то время когда вы, и только вы, делили c ней постель? Признайтесь, и вы будете прощены! Я хочу знать всю правду!
Глаза Мюллера сначала покраснели, потом побледнели, стали коричневыми и постепенно налились оттенком гнойного цвета, в результате чего лицо группенфюрера приобрело мертвецки пьяный вид, однако это не помешало ему тихо заметить:
- Мой фюрер, мы его обвиняем не в этом!
Гитлер был ошарашен.
- Только я, слышите, только я, знаю в чем его обвиняют! - заорал любимый фюрер и смачно плюнул в лицо Мюллера.
Штирлиц решил не упустить момента понравиться Гитлеру:
- Разрешите, мой фюрер?! - спокойно сказал он, взвешивая в правой руке свой любимый кастет.
- Только не больно! - равнодушно прогнусавил Гитлер, махнув рукой на Мюллера.
"Сейчас будут бить!" - подумал Мюллер и получил первый мощный удар в нос.
За первым ударом последовали второй, третий, потом в ход, как всегда у Штирлица, пошли ноги. Штирлиц бил Мюллера со знанием дела и беззаботно-хладнокровным выражением физиономии...
- Довольно! - сказал Гитлер, отрывая распоясавшегося Штирлица от Мюллера. - Итак, продолжим! Вы спали c Евой? Отвечайте?
- Мой фюрер, вопрос, как вы сами понимаете, слишком конфиденциальный. Пусть эта жирная свинья уберется отсюда! показывая на Мюллера, сказал Штирлиц.
Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну минуту ценного времени и был готов к ответу.
- Ну, так как? Будете говорить? - спросил Гитлер прямо глядя на Штирлица.
- Мой фюрер, прошу меня простить, но все это - чистая правда! Да, я любил и люблю Еву. Кроме того, ночи, проведенные c ней, были прекрасны!
- Что вы сказа...
- Да, мой фюрер, эти ночи мне не забыть никогда!
Фюрер расплакался. Штирлиц принялся его успокаивать. Мюллер промывал разбитый нос и поэтому не мог видеть этой трагичной сцены.
"Ну почему же я импотент?" - думал Гитлер.
"Потому что ты придурок!" - думал Штирлиц, поглаживая черный чубчик на голове Гитлера.
Прошло несколько минут и Гитлер взял себя в руки. Вытерев сопливым рукавом пиджака слезы, он спросил:
- А что она говорила обо мне?
- Вам надо лечиться, мой фюрер!
- Да, она права! - сказал глава Третьего Рейха и покрасневший вышел вон.
Дверь тут же, чьей-то подлой рукой была заперта на ключ.
Штирлиц подошел к двери и попробовал ее толкнуть - дверь не поддавалась. Тогда Штирлиц со всей силы ударил по ней ногой - дверь не поддавалась. Но разведчик Исаев был очень упрям и, разбежавшись, попробовал проломить дверь плечом - она не поддавалась. "Закрыто!" - подумал Штирлиц.
Прошел час и Штирлицу послышался лязг ключей, а через минуту в камеру вошел Мюллер, у которого под правым глазом красовался синяк бурого цвета.
- Штандартенфюрер, вы свободны! Я только что получил приказ фюрера о вашем освобождении!
- Скотина, ты мне еще ответишь за все! - заорал Штирлиц, ясно понимая, что никто иной как Мюллер запер дверь.
- Вы забываетесь, Штирлиц! Я старше вас по званию и, в конце концов, по возрасту!
- Да, пошел ты! - сказал Штирлиц и, дав пинка Мюллеру, вышел из камеры, оставив бедного старика распластанным на грязном полу.
ГЛАВА 18. ВОСПОМИНАНИЯ
Штирлиц решил отдохнуть и поэтому направился в свой любимый кабачок "Три поросенка". Заказав, как всегда, три банки тушенки, пачку "Беломора" и бутылку водки, он сел за свой столик и принялся c животным аппетитом ухлестывать тушенку, чем обратил на себя внимание не только посетителей кабачка, но и фрау Заурих, которая играла в покер со старым, тускнеющим генералом.
- Господин Бользен, можно c вами посидеть? - спросила фрау Заурих, подсаживаясь к Штирлицу.
- Валяйте! - процедил Штирлиц и выпил стакан водки.
- Вы плохо выглядите!
- Хорошо, что еще живу!
- Трудное время?
- Гадкое время!
- Родные пишут?
- Пишут!
- Все хорошо?
- Да, ну их! - махнул рукой Штирлиц.
- Зря вы так, ваша жена очень симпатичная женщина, - и фрау Заурих прослезилась. - Тогда, в тридцать третьем, она была так добра ко мне. Вы помните, в то время меня бросил мой неповторимый Герберт.
- Успокойтесь, найдете себе другого.
- Да, где уж мне!