Читать интересную книгу Над водами Ксанфа. Ошибка царьзидента - Лео Карлсон

Ночь она провела в лесу и с непривычки выспалась плохо. И, тем не менее, ей было чем гордиться. Ишь, кого провести задумали… Интересно, кто это все устроил?

В то, что это личная инициатива «милочки», как она при всех называла дюжего Семена, она сильно сомневалась. Тот был симпатичен, услужлив и туп, как многие из последней генерации сотрудников ПСБС. Походу, Сема еще и торчал, правда, непонятно на чем. Хотя место, где они нашли приют, было специфическим, да и несколько раз он заставал Олечку-Семена шушукающимся о чем-то с одним из санитаров весьма неформального вида, с серьгой в ухе, этим Кириллом…

И все же, и все же… подумать на его личную инициативу в этой попытке не отравления, конечно, а усыпления чем-то наркотическим, она конечно не могла. Она-то, Карла Адольфовна в людях-то разбиралась. А иначе как? Столько лет быть капитаном этого сумасшедшего корабля, гребцом на этих античных, допотопных триерах…

И как же устала она от этой конспирации последних полутора лет! Да и, конечно, дурацкое это имечко – они явно издевались, когда придумали такое для нее. Но времени потребовать что-то более приличное уже не было – бежали они в спешке.

Да ладно имя… А эти сиськи? Хорошо еще, что все, что запланировано, не успели сделать – только губами и сиськами и обошлось. Хотя в тайне души они, эти сиськи, ей где-то даже уже нравились. Она многое вспоминала, когда ночью обхватывала их своими немолодыми и не очень женственными руками. Обхватишь и как-то успокаиваешься, вспоминаешь все хорошее, что было в жизни и засыпаешь. Ей, Карле Адольфовне, даже стало казаться, что эти бутафорские увеличенные атрибуты женского пола обрели со временем какую-то особую чувствительность… Тьфу… вот мысли-то греховные… Отцу Собачкину бы точно не понравились.

И все же он должен был поблагодарить Колодина за идею с перевоплощением. Делалось все в последний момент, наскоро. Конечно, хорошо, что не довершили преображение – времени не хватило. Хотели преобразить по-полной – сказали, так будет безопасней…

Глумились, демоны окаянные. Совсем страх потеряли под конец.

– Вот ты теперь, Адольфовна, бабушка с хуем. Гордись. Где еще такую найдешь – с хуем и такими ценными сиськами.

Она помнила, как тогда взорвалась благородным негодованием, но никто ее особо уже не слушал – недавний альфа-самец и вожак превратился в свинью-копилку, наполненную фамильными бриллиантами, которую, конечно, полагалось всемерно охранять, но особо уважать не требовалось.

А ведь было время, сапоги были готовы лизать, слизни и шакалы.

По поводу вчерашнего беспокоиться было особенно нечего. Да, он лишился такого надежного укрытия. Да, его теперь могут объявить в розыск. Да, пропал футляр, и этот тощий глист в медицинском халате теперь знает об их последнем проекте.

Ну и что? Главного он все равно не нашел. Главное было надежно укрыто совсем не в футляре. Чья это была идея? Сейчас и не вспомнить. Она с нежностью погладила свою левую грудь. Она, Карла Адольфовна, еще всем покажет, кто в доме хозяйка! Потеря футляра ее не беспокоила. То, что там было, вряд ли кому-то могло помочь, даже если те, к кому он попал, и догадаются о смысле текста и фотографий. Без нее, Карлы Адольфовны, ни у кого никакой игры не получится!

Старушка почесала свои потные тестикулы и деловито устремилась дальше к одной ей ведомой цели.

* * *

То, что это один из ключевых персонажей развертывающейся перед ним драмы, Джереми понял сразу. Хотя еще и не догадывался до конца – кто перед ним. То, что это был гном, а не гномица – теперь он знал это четко, коварный и замаскированный под противоположный пол гном. Вот насчет целей этой телесной трансформации он был не настолько уверен. Что это – просто маскировка или осознанное решение ввиду запоздалого осознания своей сексуальной природы?

В его, Джереми, мире, телесные трансформации используют и орки и эльфы. Но цели трансформаций совершенно разные. Орк покрывает свое тело наколками, дырявит его пирсингом, вставляет и закачивает в тело самые немыслимые субстанции и предметы с одной целью – поразить окружающих.

Эльфы обычно избирают сферой трансформационных экспериментов свой мозг. Но и тело тоже, стараясь, как правило, повысить его эффективность в том или ином аспекте. Нырять глубже, соображать и двигаться быстрее. Эльфы вообще одержимы скоростью. Но это не та скорость, которую любят орки.

Орк, сидящий за рулем новенького скоростного спортивного флаера (аналог нашего красного «Феррари»), испытывает нечеловеческую гордость и восторг. Эльф, закачавший в себя за день базовый объем нового для себя языка – тоже. Но ведь это разные вещи, не так ли?

Джереми вдруг почувствовал легкий озноб и головную боль. Он перегрузился чуждой для него информацией. Надо отдохнуть. Он отставил недопитый кофе и вдруг вспомнил сегодняшнюю орку. Она ему понравилась. Он никогда не спал с орками. Ни разу, хотя поводы и возможности были. А что мешало? Он не мог себе ответить на этот вопрос. Уже не боязнь чего-нибудь подцепить точно – эти проблемы сейчас давно уже не проблемы. Может, те пьяненькие особы не привлекли его, потому что он сам был трезвый? Да какая разница!

А вот эта… он уже пожалел, что не пообщался с ней чуть побольше… Он допил кофе и направился к выходу.

* * *

Последние два дня в жизни Модеста Иннокентьевича прошли тихо и без происшествий. Страхи немного улеглись, оставив только сожаление о потере хорошей клиентки да жгучее, всеми силами подавляемое любопытство по поводу спрятанного на дереве свертка. Тащить его к себе домой или в здание он пока боялся.

Потом прошли еще два дня. И еще два. И, наконец, он решился, достал из углубления пакет и, отойдя в укромный уголок территории, быстро развернул. В пакете лежал предмет, похожий на футляр для очков, но поменьше. Он не сразу понял, как футляр открывается, а когда открыл, увидел маленькое углубление для одного единственного предмета. Сомнений не было – перед ним в аккуратно сделанном по ее размеру гробике лежала обыкновенная флешка.

И Модест Иннокентьевич рискнул – он оставил футляр на месте в дупле, а флешку сунул в нагрудный карман. В этот момент слова «старушки» о миллиардах прозвучали в ушах так, как будто сама она находилась у него над ухом.

Он закрыл кабинет на ключ и попросил его не беспокоить, сославшись на недомогание. Дрожащими и потными от волнения руками вставил в гнездо флешку. Папка на ней была всего одна и называлась ничего для него не значащим набором букв и цифр. Она была не зашифрована. Внутри лежал небольшой набор файлов с разными расширениями. Он начал с джипегов.

Первая же картинка оказалась фотографией огромной золотой статуи. Статуя была не натуральной, а искусно выполненным в графическом редакторе макетом, размещенном на фоне разных реальных предметов (танк, погрузчик, джип) – видимо, для масштаба. Без всякого сомнения, это был император Никудай Второй. Истукан был либо из золота либо покрыт золотом или позолотой. И он был огромен! Рядом стояли обычный рогатый погрузчик, танк «Ор-Мата», армейский джип, и на фоне этих транспортных средств статуя выглядела, как минимум, метров 10 в высоту.

Злосчастный император, могильщик империи, стоял в обычной своей военной форме, опершись обеими руками на что-то типа меча.

На втором фото был статуей был уже свергнувший его Полнолунин, в фуражке и френче, высоких сапогах. И он тоже опирался на меч. Чем-то рукояти мечей отличались друг от друга, но Модест Иннокентьевич проигнорировал разницу и продолжил обзор.

А вот третья статуя – Амбросий Массандрионович Стулин! Собственной персоной. И тоже опирается на меч. Странно…

Все статуи одного размера и золотые по виду. Размер – примерно метров по 10 каждая.

И тут Модест Иннокентьевич кое-что вспомнил…

Три года назад, когда стало ясно, что все совсем плохо, а властями был вдруг объявлен совершенно неожиданный курс для всех курс на новую индустриализацию, либерализацию и всеобщее единение, коммунисты предложили проект монумента всем прошедшим эпохам, призванный примирить всех и вся. По замыслу их генерального секретаря, похожего на пожилое насекомое медведку, это должна быть огромная пирамида о четырех гранях, где сверху должны стоять фигуры известных деятелей прошлого. Сам генсек предложил всего троих – Никудая Второго, видимо, как символ самодержавия, Бурьянова-Полнолунина – зарю и знамя мирового коммунизма и, конечно, главную свою любовь – усатого Амбросия Массандрионовича, коммунистический символ порядка и справедливости.

Идея нашла широкий отклик в сердцах членов правящего партийного триумвирата. И на фоне ужасающей картины обнищавшей и озлобленной страны в подконтрольных властям СМИ началось активное обсуждение этого, безусловно, спасительного и актуального проекта государственной важности. Посыпались предложения – добавить Мудра Первого! Кудряшкина! Любомудрова! Столяпина! Ну и прочих – список был большой.