своего отношения к Даниле. Если внимательно смотреть фильм, то нигде со стороны режиссера нет ни морального осуждения, ни поддержки. Да, он авансом дарит герою абсолютное расположение зрителя, выбирая на его роль обаятельного исполнителя (а почему он должен быть несимпатичным?), и мы сами его идеализируем.
В фильме Данила тоже ничего не объясняет, он декларативен. Не снисходит до пояснений: «Я евреев не очень», это оценка. «– А почему? – Чего пристал?». Объяснить свои убеждения он не может, но они у него есть, и они довольно четкие. «Что ты, ты же мне брат!» – кричит ему старший, и это работает: братьев надо защищать по-любому. «Не брат ты мне, гнида черножопая» – знак отторжения, не брат, чужой, а чужих надо мочить. Границы нормы четко очерчены, он их придерживается. Норма эта очевидно, не является результатом его жизненного опыта или соприкосновения с внешним миром. Она привнесена извне.
Вспомним фильм «Рэмбо», в котором герой тоже возвращается с войны и первым делом вступает в соприкосновение с мирной жизнью и агрессией, направленной на него. Что делает Рэмбо? Он очень долго пытается уйти от этой агрессии, пытается объяснить полицейскому, что не хочет с ним связываться. Он пытается уйти, увернуться от агрессивно наседающей на него силы полицейских, но когда это не удается, включает свои боевые навыки. А Данила Багров не пытается, ему в голову не приходит, что этому миру можно противопоставить что-то кроме силы. Поэтому сила является для него самым главным качеством. Во втором фильме этот посыл формулируется открыто: «В чем сила, брат?» Сила – единственная реальная ценность.
«Брат 2» транслирует на внешний, западный мир те понятийные категории, с которыми сталкивается Данила в «Брате» первом. «Брат» – фильм локальный, в нем кроме бандитского Питера и родного герою захолустья нет других мест действия, Данила существует в ограниченном пространстве. В фильме «Брат 2» горизонт решительным образом раздвигается. Во-первых, рассказывается прежняя история Данилы, во-вторых, появляется возможность спроецировать его способ жить на другие пространства – например, на мир к тому времени сформировавшихся медиаперсон. Данила легко проникает внутрь телевизионного закулисья и замечательно там существует, потому что его этика там отлично работает: предложение совпадает с потребностью. Нам не показывают, как выглядит этот мир на самом деле. Мы его видим глазами Данилы. Он легко получает себе в подружки телевизионную звезду: ему не надо преодолевать никаких внутренних преград, он не смущается, не комплексует, у него нет рефлексии по этому поводу. Нравится девушка – берет ее себе в любовницы. Он приезжает в Америку, которую тоже видит своими глазами. Там черные пристают к проституткам, и он, по своему обыкновению, начинает восстанавливать справедливость тем единственным способом, которым он умеет это делать, – через насилие. Данила опять настаивает на своей миссии – восстановлении простой справедливости в мире большого бизнеса и большого спорта, как он их понимает.
Следующий после «Брата 2» фильм Балабанова – «Война», самый реалистический его фильм, самый социальный и наименее, на мой взгляд, удачный именно по этой причине. Балабанов пытается соотнести свой взгляд с текущей повесткой дня. Это отдельная история, я не буду сейчас углубляться в нее, но важны не его взгляды, а его чутье. То, что он видит, где правда жизни, а где неправда и фальшь. И поэтому показывает нам жизнь такой, как она есть, без морализаторства или авторского вердикта.
Герой «Войны» – травмированный войной человек, пытающийся войти в мирную жизнь. Иван (Алексей Чадов) возвращается домой, но дома у него нет. В сцене, где он выпивает со своими друзьями во время пикника, выясняется, что убило даже тех сверстников, кто остался в родном городе, не пошел в армию. Своя война идет и тут, в мирной жизни, где царят насилие и агрессия. Войне нет альтернативы. Поэтому Иван с облегчением возвращается обратно, в мир прямого насилия, где чувствует себя абсолютно нормально и знает, как применить свои навыки. В «Войне» Балабанов снова показывает западный мир, мир Лондона глазами героя как нечто не то что враждебное, но чужое и безразличное. Судьба Ивана, как ему кажется, никого не волнует ни в Москве, ни в Лондоне, ни в горном ауле. Иван живет наедине со своим желанием восстановить справедливость.
Эта матрица формирует и тех реальных людей русского мира, которые сегодня идут на войну. Мировоззрение бывших солдат или в прошлом малолетних бойцов уличных групп, составляющих сегодня рядовой состав войск ДНР и ЛНР, состоит примерно из тех же фрагментов, что и персонажи Балабанова, которых он воплотил с предельной отчетливостью. Он чувствовал их натуру, не судил их, не порицал, но воссоздавал в полном объеме, узнаваемыми и типичными. Не мы такие, жизнь такая, как сказал другой персонаж из другого фильма, но по схожему поводу…
Идеологические обоснования мировоззрения человека «русского мира» Балабанов предъявляет в «Грузе 200». Там наличествуют все категории, на которых строится опыт человека, обращающегося взглядом назад, в СССР. Кафедра научного атеизма, духовный поиск на грани делирия, алкоголь как образ жизни, песни советской эстрады, бормотание телевизора, запретный плод дискотек – этим ограничен набор возможностей эпохи застоя для обычного человека окраины. Застой отравлен – замалчивание факта истребления целого поколения, отправленного в чужую странную страну без объяснений, не проходит даром, метафора воняющего, замкнутого мира абсолютно доходчива.
Действие в фильмах Балабанова по преимуществу происходит в маленьких городах. Ойкумена «русского мира» – как раз эти маленькие города, поселки городского типа и окраины больших индустриальных центров, всегда – задворки. Маргинальный мир, в котором люди пытаются найти свою идентичность, зацепиться за что-то реальное, и находят принцип «сила – в правде, а правду мы знаем».
И в каждом фильме обязательно появляется храм в кадре – это важная деталь, визуальный знак, соединяющий прошлое и будущее.
Последняя работа Балабанова «Я тоже хочу» суммирует мотивы силы (насилия) и условного принципа справедливости. Фильм начинается с бани. Главные герои – голые, это Чистилище. Чтобы освободиться от прежней жизни, нужно снять одежду, поэтому и девушка на границе с Зоной раздевается. Герои расстаются со своими представлениями и теми поступками, которые они совершили в прошлой жизни, и попадают в пространство, которое является настоящим локусом «русского мира».
Визуальный образ русскости – конечно, зима, мороз. И еще – это место, где все развалилось. В фильме настойчиво демонстрируются разрушенные дома, фермы, заброшенные производственные помещения, пустующие, оскверненные храмы. Материального мира в этом пространстве нет, да его и не на чем строить. Балабанову не удается найти ничего жизнеутверждающего, созидательного, зацепиться взглядом за живое. Тех, кого из этого пространства забирают, берут навсегда. Они исчезают целиком. А те, кого не взяли, остаются в виде мертвых тел – человеческих развалин. Трупы на руинах в окружении мух, белых – зимой, жужжащих – летом.
Балабанов внедряется в мифы и мемы этого «русского мира», который нам предъявляют в качестве новой идеи. Пробует их