Начальник НКВД продолжал изучать происходящее на огромной площадке. Вот от спецпоселка на рудник проследовала колонна заключенных. Лиц было не различить, но Шахов и так хорошо представлял себе изможденные физиономии, потухшие взгляды, сгорбленные спины. Он видел этих людей ежедневно, но однородная серая масса давно уже не вызывала в нем никаких чувств.
Сегодня жалость так же опасна, как и политическая близорукость. Революционная бдительность является тем самым качеством, которое необходимо теперь большевикам, – так считает товарищ Сталин. В последнее время оппозиционеры всех мастей, многочисленные двурушники попытались активизироваться, перехватить инициативу. Политическая борьба крайне обострилась. Пример тому – злодейское убийство товарища Кирова, совершенное полгода назад.
Шахов, считавший себя человеком интеллигентным, перестал замечать, что даже мыслит газетными клише. Каждый день, разглядывая раскинувшийся внизу Соцгород, он словно заклинание повторял примерно одни и те же слова о чекистской прозорливости и пролетарской зоркости, которые столь необходимы именно здесь, на переднем крае социалистического строительства.
Причина некоторых сомнений в собственной значимости была отнюдь не политической. Просто пребывание в этой дыре порядком осточертело Шахову. Собственно, он и рассматривал свое назначение сюда как нечто вроде ссылки. Да, почетной – но тем не менее именно ссылки. Руководство, посылая его в Соцгород, упомянуло о важности задачи и о том, что управление здешнего НКВД по своему значению ничуть не ниже областного управления, однако в напутственном слове прозвучал прозрачный намек на обстоятельство, результатом которого явилось новое назначение. И Шахов намек отлично понял. За год службы в здешних краях он уяснил, что по доброй воле люди сюда не попадают. Причем неважно кто: начиная с секретаря горкома и кончая последним землекопом. Конечно, среди разношерстного населения Соцгорода встречались и идейные энтузиасты, в основном комсомольцы, приехавшие «по зову сердца». Но их было относительно немного в огромной массе ссыльных, беглых людей, вынужденных по той или иной причине сменить место жительства. Кто тут только не попадался! И Шахов был обязан знать все о каждом.
Поначалу ему здесь даже нравилось. Людская пестрота, встречаются интересные личности, приезжают многочисленные именитые визитеры. Но климат, эти постоянные ветра, жестокие обжигающие морозы, но условия жизни!.. А, главное, перспективы. Где, какие его ждут перспективы?!
Он прибыл сюда с семьей. Жена с самого начала была против собственного переезда, резонно замечая, что здоровье их сына оставляет желать лучшего. Весьма сильный довод. Действительно, мальчик всю зиму проболел. Устраиваемые женой сцены кончились тем, что она вместе с сыном отправилась к маме в Курск, и Шахов не смог этому помешать. Да и как тут помешаешь?
Начальник НКВД снова переместил окуляры бинокля. Теперь копошащаяся у его ног людская масса распалась на отдельные персонажи. Лица были в основном знакомые, с некоторыми он даже здоровался. Вот проследовали две странноватые дамочки: немолодая латышка, работавшая в городской газете, и яркая, заметная еврейка лет двадцати пяти – библиотекарь в клубе центральной электростанции. Проживали они в одном бараке в одной комнате и на людях появлялись обязательно вместе. Поговаривали о некой интимной близости, но Шахов не особенно в это верил.
Взгляд невольно вырывал из толпы наиболее экзотические фигуры. Семенящей походкой почти пробежал китаец Ходя, торговавший на базаре самодельными детскими игрушками, оттуда же, с базара, возвращались две молоденькие цыганки, увешанные дешевыми побрякушками. Ветер раздувал многочисленные пестрые юбки. Цыганки промышляли гаданием и мелким воровством, их постоянно забирала милиция, но почти тотчас же отпускала. Шахов продолжал наблюдать за цыганками, вернее, за тем, как порывы ветра обнажают их смуглые икры. Жена отсутствовала уже почти месяц, и Александр Кириллович, человек еще молодой, хорошо питавшийся и полный сил, начинал ощущать гнетущий дискомфорт. Удовлетворить желание с кем попало он не мог и не представлял, как в таком случае поступить.
Размышления о возникшей проблеме неожиданно уступили место совсем иным мыслям, и причиной этому стал человек, на которого наткнулся его бинокль. Им был американец Джон Смит, работавший сварщиком на домне, – молодой долговязый парень, внешне ничем не отличавшийся от тысяч других рабочих, спешащих на смену. Личность американца давно занимала Шахова.
В Соцгороде находилось довольно много иностранцев, в основном немецких и американских специалистов: строителей и металлургов, приехавших сюда по контракту. Они размещались в единственном по-настоящему благоустроенном месте Соцгорода – закрытом поселке Американка, расположенном у подножия Горы. Здесь были построены вполне европейские коттеджи со всеми удобствами, в которых, кроме иностранцев, обитало высокое городское начальство вместе со своими семьями. В Американке имелся даже теннисный корт. К слову сказать, сам Шахов проживал хотя и в отдельной двухкомнатной квартире, но находившейся в обычном щитовом двухэтажном доме, где публика была попроще, а места общего пользования располагались в дощатой будке во дворе.
Именно условия проживания и стали камнем преткновения в отношениях Шахова с женой. Она не раз высказывалась в том смысле, что если бы и у них имелся коттедж, то можно было никуда не уезжать.
Иностранцы, обитавшие в Американке, жили крайне обособленно. Снабжались они из специального закрытого распределителя, с советским народом в повседневном быту практически не общались, а досуг их был заполнен выпивкой, картами, теннисом. Некоторые, правда, еще охотились в окрестностях.
Но имелись и другие заграничные граждане. Оклады в твердой валюте их не интересовали. Они приехали в СССР строить социализм. Среди этой публики встречались немцы, венгры, поляки, латыши. Имелся даже один итальянец с оперной фамилией Верди. Большинство, убежденные коммунисты, бежали из своих стран, спасаясь от репрессий, но некоторые, в том числе и Смит, прибыли в СССР, а потом и в Соцгород вполне обычным путем, заключив договор с государственным трестом. Однако из многих выделялся именно Смит. По агентурным данным, он интересовался вещами, совершенно не относящимися к его основному занятию. Его сосед по комнате, русский парень, сообщал, что Смит постоянно что-то пишет – по его словам, ведет дневник, якобы для того, чтобы в будущем написать большую книгу о Соцгороде. Все это казалось весьма подозрительным и попахивало шпионажем, однако прямые доказательства отсутствовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});