Я ткнул пальцем в далекий гребень кальдеры.
- Видишь? Туда и полезем.
- Это же в гору! - обиделся Серп Иванович.
- Дело есть дело! - отрезал я коротко.
А завистливый Агафон вздохнул:
- Пруха! Я, Серп, считай, полжизни провел под этой горой, а ведь умру, так и не узнаю, что за ней такое лежит.
- "Пруха!" - презрительно хмыкнул Сказкин, и я вдруг ему посочувствовал.
В самом деле, будь у Серпа Ивановича другой характер, он бы, возможно, до сих пор плавал по всем моря мира, а не сидел бы со мной на пустом острове. Но случалось однажды так: после почти годичного отсутствия явился Сказкин в родное Бубенчиково. "Вот, причаливаю!" - сказал. Но Елена Ивановна Глушкова, бывшая Сказкина, ответствовала ему так: "Да нет уж, Серп. Ты плыви дальше. А я давно причалила. К нашему участковому."
Милиционера по фамилии Глушков Серп Иванович трогать не стал, но пуховики, привезенные им из холодной Канады, шелковые подушечки, вывезенные из Гонконга и Сингапура, тут же сам, самолично распылил по двору мощным бельгийским пылесосом, а сам пылесос посек малайским топориком.
Хорошего мало. По ходатайству участкового визу Серпа Ивановича напрочь закрыли. Вот тогда он и покинул свое Бубенчиково, стремясь на восток, к океану.
Свободу узникам Гименея!
Душная ночь. Душное утро.
Гигантские, в рост человека, душные лопухи. Душное белое небо, ссохшееся, как рыбий пузырь.
На шлаковых откосах кальдеры мы еще могли утирать лбы, но в стланике лишились и этого некрупного преимущества - стланик, как капкан, захватывал то одну, то другую ногу.
- Ничего, - подбадривал я Сказкина. - Скоро выйдем на каменный склон, пойдем вдоль берега. Пару часов туда, пару обратно, к пяти, смотришь, вернемся.
- Ну да! - не верил Сказкин. - Мы еще и на гребень-то не поднялись!
- Тушенку взял? - отвлекал я Сказкина от мрачных мыслей.
- Зачем? Сам же говоришь, к пяти вернемся.
- А фал капроновый?
- Зачем?.. - начал Сказкин, но осекся на полуслове.
Прямо перед нами, вверх по растрескавшимся, грозящим в любой момент обрушиться глыбам, в диком испуге промчался, косолапя, бурый медведь-муравьятник. Перед тем как исчезнуть в зарослях бамбуков, он на мгновение приостановился и перепуганно подмигнул нам сразу обоими глазками.
- Что это с ним?
- Да не туда, начальник! Ты не туда смотри!
Я машинально обернулся к воде.
Среди камней, злобно вспарывающих набегающие на берег валы, на растревоженной, взрытой недавней борьбой гальке, здесь и там валялись останки порванного на куски сивуча. Судя по белесым шрамам, украшавшим когда-то шкуру зверя, это был не какой-то там сосунок; это был нормальный, видавший виды секач, с которым, как с коровой Агафона, никакой медведь-муравьятник никогда бы не стал связываться.
- Начальник! - почему-то шепотом позвал Серп.
Не слушая его, я бросил рюкзак на камни и сделал несколько шагов к месту побоища.
- Не ходи к воде! Слышь, начальник! - заклинал Серп.
- Почему, черт меня побери?
Все же сделав несколько шагов, я остановился.
С мощной глыбы, свисающей над резко уходящим вниз дном, можно было всмотреться в океанскую бездну... Мутноватые пленки, солнечные блики, смутный лес водорослей, как инеем покрытых бесчисленными белесыми пузырьками... И что-то огромное... бурое...
Я отпрянул.
Что-то медленно колеблющееся... пытающееся всплыть...
"Нет! Не живое!" - обрадовался я. Похоже, затонувшая давно шхуна... Обросла водорослями, палуба как лужайка, вон из люка всплывает стайка рыбешек...
- Начальник! - умолял Серп. - Вернись! Я же ничем не смогу тебе помочь! Я слабый!
От его полушепота, от кружащих голову бездн, от смутных бликов, отсветов, отражений, дикий холодок тронул мне спину, уколол корни волос...
Пусто. Душно. Тревожно.
Ободранные короткие пинии торчали над нами, как вымахавшие под небо кусты укропа.
- Начальник, слышь! Уйди от воды!
...Вверх не вниз, сердце не выскочит!
Отдышались мы на плече кальдеры. Ловили запаленными ртами воздух, не смотрели друг на друга. Чего, правда, испугались?
Но сивуч!
Отдышались.
Сказкин пришел в себя, заметил небрежно:
- Вот вид, да?.. Я бы за такое содрал с Агафоши не кастрюльку, а мешок сухофруктов!
Он был прав.
Глубоко дыша, я всматривался в открывшиеся перед нами просторы.
Правильной круглой формы, как выжженный автогеном, лежал перед нами колоссальный цирк, заполненный столь прозрачной водой, что мы угадали ее присутствие только по белой кайме наката, да по темной, спроецированной в глубину, тени плывущего одиноко бревна.
Замерев, забыв о закушенной в зубах папиросе, Серп Иванович сунул зажженную спичку обратно в коробку. Через секунду спички взорвались. Сказкин вскрикнул и отскочил от кромки провала - коробка, оставляя дымный след, ушла под отвесный обрыв.
- Во! - восхитился Сказкин. - Весь нервный стал, а все равно нравится!
Он имел в виду окружающий нас пейзаж.
Гигантские клешни мысов почти смыкались на Камне-Льве, торчащем в узком проливе, соединяющем кальдеру с океаном. Островок и вправду походил на гривастого льва. Это сходство так потрясло Сказкина, что он промычал:
- К пяти вернемся - скажу Агафоше: _к_о_з_е_л_! Жизнь прожил, а настоящей красоты так и не увидел!
Он успокоился, сел в траву, перемотал портянки. Покатые его плечи быстро двигались, - слабые, чешущиеся задатки будущих крыльев. К Львиной Пасти Сказкин теперь сидел спиной. К Львиной Пасти, как ни была она красива, Сказкин уже привык. Львиная Пасть Сказкина больше не интересовала. Из-под ладони он высматривал вдали домик Агафона Мальцева.
- Сидит, гад, чаи гоняет, а на участке, ему вверенном, зверье давят, зверье рвут! Причем всех подряд! Непорядок! - Он взглянул на меня: - У нас, в Бубенчиково, к примеру, кот жил: шерсть стопроцентная, драчлив, как три пьяных грека. Но и он - птичку возьмет, мышку возьмет, а корову все же не брал! Понимал, стервец - не по зубам ему она, правда?
- Серп Иванович, - прервал я его. - Ты вот говорил, зрение к тебя телескопическое... Отличись!.. Вон там, чуть ниже, на той стороне кальдеры... Это что же там такое лежит?..
- _Р_ы_б_а_! - завопил Сказкин, вскакивая.
Но не рыба это была. Не бывает на свете таких огромных, таких уродливых рыб!.. Я не верил собственным глазам.
- Змей, может?..
- Хорош! - Сказкин был счастлив, он доказал свою правоту. Да и от неизвестного существа отделяли нас все двести метров обрыва, да еще три километра кальдеры - Хорош! Нажрался сивучинки и спит! Небось, ему теперь чебуреки снятся?
Почему именно чебуреки, Сказкин не пояснил. Но пропавшие собаки Агафона Мальцева, разнесчастная его корова со звездочкой во лбу, сивуч, зверски задавленный на подошве кальдеры - во всем сразу проявилась некая система.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});