Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа, он погибал, да?
— Нет, но опаздывал частенько. Помню, например, такую Пашкину историю.
Пришел он однажды домой и видит, отец сидит в кресле и вздыхает, а рядом стоит расстегнутый Пашкин портфель.
— Что случилось? — спросил Пашка с тревогой. — Ты посмотрел мой дневник?
Отец мотнул головой:
— Нет, я почитал твою тетрадь по истории. Оказывается, мамонты вымерли.
Пашка перевел дух:
— Папа, разве ты об этом не знал?
Отец пожал плечами:
— Как-то из головы вылетело. И эта трагедия случилась четвертого сентября, да? А в каком году?
Пашка не понял отца:
— Какая трагедия?
Отец показал запись в тетради: «Четвертое сентября. Потепление климата. Вымерли мамонты…»
Пашка рассмеялся:
— Папа, ты все перепутал. Четвертого сентября мы изучали каменный век. А вымерли мамонты примерно десять тысяч лет тому назад.
Отец вздохнул:
— Понятно. А я-то подумал, как наука далеко шагнула — с точностью до одного дня знают, когда что произошло: «Одиннадцатое сентября — зарождение искусства и религиозных верований; первое октября — распад родового строя…» Как ты думаешь, что могло случиться с последним мамонтом?
Пашка пожал плечами:
— Убили, наверное. Люди каменного века на них охотились.
Отец погрозил кулаком:
— Гады! Не могли последнего пожалеть. — И тут он хлопнул себя по лбу. — Давай спасем этого мамонта, не дадим его погубить!
Пашка сразу загорелся:
— Давай!
Они с отцом были, как говорится, два сапога — пара. Если что решили, то кровь из носа, но сделают.
Помню, в пятом классе у Пашки по немецкому была тройка с минусом. Ну, ты сама знаешь, что такое тройка с минусом. Это двойка. И вот за месяц до окончания учебного года втемяшил он себе в голову: выучу немецкий на пятерку! И выучил. День и ночь бубнил по-иностранному — чуть родной язык не забыл. Мама зовет его завтракать, а Пашка спрашивает: «Вас ист дас: сафтрак?» В конце года принес он родителям дневник и сказал гордо: «Битте!» У них глаза на лоб полезли: по немецкому пятерка с плюсом, а по остальным предметам — тройки с минусом.
Короче, отправились они с отцом выручать последнего мамонта.
— Папа, у них что, машина времени была?
— Не знаю. Ольга Анатольевна тоже об этом спросила, но Пашка пропустил ее вопрос мимо ушей и стал рассказывать дальше: «Добрались до места. Кругом, куда ни глянь, каменный век. Смотрим, гора каменная, а в горе пещера. Слышим, из пещеры доносится какое-то завывание. Мы решили, что это стонет раненый мамонт. Залезли в пещеру. Идем, фонариком по стенам водим, а там везде мамонты нарисованы. Вдруг видим — художник стоит, ну прямо как современный: с бородой, в меховой жилетке, в штанах, заляпанных краской, и босиком. У нас есть сосед-художник по фамилии Косынкин. Он тоже дома босиком ходит и поет, как раненый мамонт, когда за мольбертом стоит.
Папа спросил у древнего художника:
— Малюете?
Тот кивнул:
— Ну.
А он на стене очередного мамонта красками раскрашивал.
Мы быстренько объяснили художнику ситуацию: мол, последний на Земле мамонт, надо спасать. Он сразу все понял и рассказал, где этот мамонт обычно пасется.
Мы — туда. Нашли мамонта и потащили его в Московский зоопарк: я за бивни тянул, отец сзади толкал. Совсем упарились, у меня до сих пор руки еле сгибаются». Пашка показал, как у него руки плохо сгибаются, и простонал: «Ой-ой!»
Привели они мамонта в зоопарк, а там принимать не хотят: «Вы сначала помойте зверя — вдруг у него инфекция»! А вид у мамонта был действительно довольно неопрятный, особенно прическа. Видно, что он очень редко причесывался, хотя в кармашке его школьного рюкзака лежат зеркальце и расческа…
— Папа, можешь не продолжать! Я каждый день перед уроками причесываюсь. Сегодня, правда, не успела — я же опоздала. Кстати, из-за тебя. Почему разбудил так поздно?!
О немецких двойках и отцовской строгости
— Папа, ты не будешь меня ругать?
— А что случилось? Опять тройка по математике?
— Да. Но это же несправедливо, правда?
— Правда, не расстраивайся. Сколько раз я тебе говорил: «Учимся не ради отметок…» Математику ты знаешь на твердую четверку, а то, что математичка привыкла ставить тебе тройки… Ну что поделаешь? Кстати, в пятом классе у меня по всем предметам были двойки да колы.
— За четверть?
— И за четверть, и за год.
— Как же тебя перевели в шестой класс?
— Я сам перевелся. Вернулся в конце лета из Германии и пошел с сентября в шестой класс.
— Так ты проучился пятый класс в Германии?
— Да.
— А как ты там оказался?
— Катался на велосипеде и заехал. Если посмотришь на карту, то увидишь, что мы живем на Среднерусской возвышенности. А дальше, в сторону Западной Европы, начинаются равнины. Вот я и разогнался на велосипеде с возвышенности — и примчался в Германию.
— А разве можно сразу примчаться в Германию? По-моему, перед Германией находится Польша.
— Находится. Но я же сказал: «разогнался»! Через Польшу промчался со скоростью ветра, который дул мне в спину.
— А куда смотрели пограничники?
— Не знаю. Я их не видел — на границе я зажмурился. И оказался в Берлине. А там меня остановил полицейский и отвел в школу.
— Почему он так сделал?
— Немцы любят порядок. А тут пятиклассник в самое школьное время по улицам на велосипеде раскатывает. Непорядок!
— Но ты ему объяснил, что ты из Москвы?
— Объяснил. А он говорит: «Может, у вас в Москве дети и катаются в это время по улицам, а у нас все дети учатся». И отвел в ближайшую школу.
— Теперь я понимаю, почему ты учился на одни двойки. Ты же по-немецки ни бум-бум.
— А мне повезло: школа оказалась «русская», с углубленным изучением русского языка — там все предметы преподавали по-русски. Между прочим, двойка в немецких школах — это наша четверка. У них же все наоборот: самая высокая оценка — единица, самая низкая — шестерка. И немцы с гордостью говорят: «Мой сын — круглый двоечник!» или «У моей дочери по труду кол!»
— И ты целый год прожил за границей без родителей?
— Почему без родителей? С отцом. Мы же с ним вместе на велосипедах катались. Меня полицейский отправил в школу, а его — на работу. Отец обозвал полицейского артистом, а немец неправильно понял и отвел его на киностудию: «Битте, герр артист, арбайтен!» Пришлось папаше сниматься в кино. По-немецки он не говорил и поэтому играл разных русских генералов. Например, в одной комедии он изображал генерала из Военной академии. Язык отец так и не выучил, зато научился лихо водить машину: в генеральской форме гонял на «Мерседесе» по Берлину, и немецкие гаишники отдавали ему честь. Потом мы вернулись в Москву, и я пошел записываться в шестой «Б» класс — я всегда учился в «Б». Учительница как увидела мой табель, так руками замахала: «Пожалуйста, иди в „А“! У меня своих двоечников хватает». Я перевел ей грамоту, которую получил в немецкой школе «за хорошую учебу и примерное поведение». Учительница фыркнула: «Двойка по поведению — ничего себе примерное!» Я рассказал про тамошние оценки. Учительница удивилась: «Как я могла об этом забыть?» — и с радостью записала меня в свой класс. А теперь спроси, как я учился в шестом классе.
— Как ты учился в шестом классе?
— Ой, лучше не спрашивай! Я увлекся футболом и совсем забросил учебу. В Германии у меня остался друг Михаэль, такой же фанат футбола, как и я. Мы с ним каждый день переписывались, а в конце недели менялись по почте дневниками: он показывал своему отцу мои двойки и тройки, а мой папа подписывал дневник с михаэльскими четверками и пятерками. Однажды Михаэль получил шестерку по математике, и наша хитрость раскрылась.
— Папа ругался?
— Разумеется. Так положено.
— И ты дрожал от страха, да? Как я сейчас: ой-ой-ой!
— Точно!
О золотой косе и снежном человеке
— Папа, меня Федя сегодня предал!
— Каким образом?
— Не дал списать на контрольной по математике. Пока я болела, они решали задачи в пять действий. Я ему сказала, что не умею такие задачи решать, а он: «Не дам списать — сама думай!»
— Задача была трудная?
— Не очень. Но почему он не мог помочь?!
— Не расстраивайся. Со мной такое тысячу раз случалось. Помню, у нас в третьем классе тоже была контрольная… Ты сколько дней в школу не ходила? Четыре. А я тогда провалялся в гриппе почти месяц. За это время одноклассники научились решать задачи в десять действий. Я к соседу: «Дай списать!» А он локтем отгородился и прошипел, как змея подколодная: «Не дам — сам решай!»
— И ты решил?
— Нет. Я же не был таким способным, как ты. Списал.
— У кого?
— У Маши Медниковой. Она сидела на второй парте.
- Самый красивый конь - Борис Алмазов - Детская проза
- Моя одиссея - Виктор Авдеев - Детская проза
- Весёлые заботы, добрые дела - Ив Вас - Детская проза
- Сказки дядюшки Римуса (Иллюстр. М.Волковой) - Джоэль Харрис - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза