В антракте я тоже не выпускал вас из виду. Надо же было следить за чем-то, пока час не пробил. Вторым номером программы был один из моих любимых — Второй струнный квартет Брамса ля-диез-минор, сочинение 51. Для совершения того, что задумано, я выбрал первый такт квартета, твердо решив, что предателям Росс и Чендлеру и двум дресси рованным змеям не играть Брамса. А точнее говоря, никому уже не ус дышать, как Росс и Чендлер играют что бы то ни было.
Вы, доктор Акондитичилка, запомнились мне маленьким, худеньким элегантным созданием, одетым в поддельный блейзер с поддельными золотыми пуговицами; на голове у вас красовалась плотная копна белых перьев, лицо было более круглым, чем положено ящерице, а глаза под очками казались огромными; я еще подумал, не испортили ли вы себе зрение, разбирая надписи в кадрах земных передач. По серой шелушащейся коже я мог догадаться, что вам изрядно лет, как и многим другим среди публики, но до моего возраста никому из вас было явно не достать.
Вы вступили в разговор с кондрианкой слева от вас. Из подслушанных реплик я понял, что вы познакомились с ней в этот же самый день, только раньше. Теперь она норовила закрепить знакомство.
– Значит, — спросила она, — вы врач?
– Отставной, — ответили вы.
– Вам обязательно надо познакомиться с Мишей Два Ястреба, моим сегодняшним спутником. Он тоже отставной врач!
Кресло слева от нее было свободно. То ли отставной доктор Миша удалился в туалет, то ли вышел в вестибюль перекурить. Вам следует понять: я переводил слова в привычные мне понятия. Итак, поддельный доктор Миша У. (буква взамен понятия «Украденные имена») в поддельной отставке, отправился в поддельный туалет или курит поддельную сигарету.
Спутница Миши Два Ястреба — поддельная женщина в зеленом платье поддельной шерсти — носила белый парик с голубоватым оттенком. Боже, как издевалась Бимиш над склонностью кондрианских самок выбирать за образец самые затасканные женские моды Земли!
Зеленое Шерстяное Платье, имени которой я так и не разобрал, спросила:
– Позвольте осведомиться, та леди, с которой вы были днем в галерее, — это ваша жена? Где же она сейчас?
Вы качнули головой, сверкнув очками.
– Да, мы действительно всегда ходили на концерты вместе, — услышал я ответ. — Мы оба любим хорошую музыку, и ничто в жизни не может заменить слух. К несчастью, она слышит все хуже и хуже и больше не выходит по вечерам. Это было бы для нее слишком трагично.
– Какая жалость! — воскликнула Зеленое Шерстяное Платье. — Пропустить такое выдающееся событие! Разве первая скрипка — не прелесть? И такой молодой! Поразительная картина!..
Черт ее побери, она была права. Чендлер играл вторую скрипку, уступив первую партию своему ученику Чукчонтуранфису. Уже за одно это бывшего моего товарища по команде следовало бы уничтожить!
Я закрыл глаза, состредоточившись на револьвере в кармане. Дьявольски тяжелая штука. Что если он зацепится за что-нибудь и я не сумею его вытащить, или не попаду в цель, или на меня, старика, навалятся два пожилых инопланетянина и не дадут мне исполнить задуманное? Чендлер и Росс — тоже давно не птенчики, а когда их не станет, я останусь среди вас, змеелицых, совсем один. Экая маразматическая шуточка над самим собой!
Вот еще один кондрианин, лысый и для ящерицы довольно грузный, пробирается вдоль ряда на свое место. Так и есть, навис рядом с Зеленым Шерстяным Платьем и явно намеревается сесть. Она остановила его, представила самцов друг другу. Вот он, вне всякого сомнения, Миша Два Ястреба собственной персоной.
– Акондитичилка, — назвались вы с легким поклоном. — Герберт.
Вы двое пожали друг другу руки над коленями Зеленого Шерстяного Платья. И пустились в светскую болтовню.
И я внезапно ощутил ваши голоса как музыку. Вы, доктор, с вашим чистым высоким тенором, играли первую скрипку. Доктор Два Ястреба звучал заметно ниже и годился на роль виолончели. Зеленое Шерстяное Платье, погруженная в тенета своих потаенных мыслей, была, разумеется, второй скрипкой. Ну а я тайно готовился к выступлению в роли коварного альта.
Если бы наваждение не прекратилось, я, наверное, разрядил бы револьвер в ту же секунду — сначала пустив пулю в вас, потом в себя. И я стал вслушиваться не в голоса, а в слова. Я цеплялся за слова ради самоконтроля.
– Прекрасная пьеса — Гайдн, — изрекли вы. — Я когда-то играл ее. Конечно, не на таком уровне. Но все же я состоял в любительском камерном кружке!
Вот уж достойно вас, вороватых змей, скопировать еще и склонность наших земных врачей к музыкальным хобби! Вы сочли должным объяснить, отчего прекратили играть — какая-то вялая, но калечащая кондрианская костная хворь. Еще бы — вашим ли коготкам ящериц управляться со смычками и струнами! На чем вы, собственно, пробовали играть? Название инструмента я прослушал, зато усвоил, что вы не играете уже лет шесть-семь. Немудрено, что вы непрестанно дергались и шевелили пальцами, припоминая движения.
Ящерица в бархатном костюме протиснулась передо мной, ухитрившись отдавить мне сразу обе ноги. Мы обменялись неискренними извинениями, она полезла дальше мимо вас и ваших спутников. Все возвращались по своим креслам, мой звездный момент приближался. Все места в моем ряду уже были заняты, я откинулся на спинку и сделал вид, что просматриваю программку.
А вы продолжали говорить, по-прежнему ясным голосом, но с примесью грусти:
– Мне выпал ужасный год. Месяц назад умер мой единственный внук. Ему едва исполнилось пятнадцать…
Ваш голос больше не казался музыкой. Это был просто голос, да еще в том самом тоне, какой прорезался у меня и товарищей по команде после пробуждения, когда мы оказались наконец способны сказать вслух: «Ну что ж, все кончено, все вдребезги — мужчины и женщины, киты и букашки распались в пыль, а мы проспали…» Такой тон — хуже крика: настоящий острый крик пересох в горле, но вы не в силах не говорить о том, что его вызвало, ведь в душе он продолжается все громче…
Я уткнулся взглядом в программку. Могли ли вы в самом деле обращаться в таком тоне к двум полузнакомым, встреченным на концерте? Те-то двое, разумеется, издавали междометия ужаса и сочувствия.
– Рак, — сказали вы, имея в виду, конечно, не земной, а кондрианский рак. Потом вы перегнулись через Зеленое Шерстяное Платье к доктору Два Ястреба. — Это было ужасно. Началось на правой ноге, и никакие медикаменты не помогали. И три операции тоже не помогли…
Я исподтишка бросил взгляд в вашу сторону: мне было интересно, какую гримасу скорчит ваше притворно-человеческое лицо для выражения ваших горестей. Но вы наклонились к коллеге-врачу, оставив мне на обозрение лишь узкие ящеричьи плечи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});