На похоронах сказали: «Зола к золе, прах к праху». У меня помутилось в голове, я был вынужден опуститься на скамью.
Запись 25. Еще четыре года. Мое сердце все еще не сдается. Я маскируюсь под ящерицу и слоняюсь по барам, смотрю телевизор вместе с кондрианами, но стараюсь не увлекаться этим: туземцы меня подчас нервируют, даром что я провел здесь уже столько лет. Я забываю, кто они и кто я. Забываю собственную личность. Боюсь, что впадаю в маразм.
Но как только прихожу домой и Сью Энн одаривает меня циничным взглядом, все возвращается на свои места. Я завожу ей пленки с Дворжаком. Или с Шубертом. Вообще-то она предпочитает французов, но я нахожу их поверхностными.
Чтобы послушать Брамса, Бетховена, Моцарта, я по-прежнему отправляюсь в бывший общий дом каждый раз, когда играют Росс и Чендлер. Звучит музыка, и во мне поднимается такой необъятный, болезненный и прекрасный стон, что я не в силах удержать его, и на мгновение он вырывается наружу, а я чувствую себя успокоенным и изменившимся к лучшему. Конечно, это иллюзия, но иллюзия замечательная.
Запись 26. Где-то на другой стороне планеты бедняга Майерс угодил в религиозную смуту, и озверевшая толпа забила его до смерти. Доктор Брижит Нильсон, сильно постаревшая, опирающаяся на клюку, пришла выразить мне свое сочувствие. Я принял ее соболезнования во имя прежней дружбы.
– Двоих мы поймали, — сообщила она, — лидеров группы кондрачикосов, убивших бедного мистера Майерса.
– Примите мои кондравления, — ответил я. Не сумел удержаться. Взглянув на меня пристально, она сказала:
– Извините. Мне не следовало приходить.
Когда я пересказал всю сцену Сью Энн, та хлестнула меня по лицу. Сил у нее и в здоровой руке оставалось немного, но я обиделся и спросил, за что.
– Потому что ты улыбнулся, Майкл.
– Нельзя же беспрерывно плакать!..
– Нельзя. А хотелось бы…
Среди прочего доктор Брижит Нильсон рассказала, что кондриане сочиняют ныне музыку в классической, популярной и «упрощенной» манере, все по земному образцу. Не слышал ни одного из здешних музыкантов — и слышать не хочу.
Запись 27. По крайней мере, Сью Энн не дожила до этакого безобразия: они теперь пришивают к своим слуховым отверстиям ушные мочки!
Но это не главная новость. Главные новости поступают с южного континента, где группа экстремистов основала «пракондрианское» государство. Они там принципиально применяли только древние методы земледелия и, очевидно, что-то делали неверно: верхний плодородный слой почвы смыло летними ливнями. Теперь они убивают новорожденных, чтобы сократить число ртов, убивают под предлогом, что младенцы слишком похожи на землян и являют собой частицу порока, которым земное поражает все чистое. На официальные запросы эти кондрачикосы отвечают: спасибо, у нас все в порядке. А на деле там массовый голод и детоубийство.
После смерти Сью Энн я переехал обратно в общий дом. Мне предоставили целый этаж, и я почти не выхожу на улицу. Регулярно смотрю кондрианское телевидение, пытаюсь следить за их политикой. Я даже бросил выискивать фальшивые ноты, которые доказали бы интеллигентному наблюдателю, что они лишь прикидываются людьми, притом прикидываются лживо и неумело. Да, по правде говоря, таких нот не так уж много — это у меня внутренние спазмы, только и всего. Кондриане заявляют, что спасли нашу культуру, превратив ее в свою собственную. Для кого-то такие потуги, может, и звучали бы убедительно, но уж не для меня! Даже развлекательные шоу — и те похожи. Кондрианская молодежь бесится под музыкальные видеоклипы и оглушающие завывания групп, именующих себя «Почти невыносимые» и «Смертельная скука». Гляжу и гляжу на экран в ожидании: вот сейчас сорвутся, дадут «петуха». А различу ли я «петуха», если дождусь?
Запись 28. Росс и Чендлер затеяли немыслимое. На вчерашнем музыкальном вечере они просто оглушили меня сенсацией.
Оказывается, они дотянули двух молодых кондриан до вполне приемлемого уровня (в особенности некоего Джилокана Чукчонтуранфиса, играющего и на скрипке, и на виолончели) и теперь намерены выступить вчетвером как струнный квартет.
Выслушав объявление, я вышел в знак протеста.
Росс полагает, что я веду себя безрассудно и, желая досадить другим, делаю хуже только себе: ведь у квартета будет куда более широкий репертуар! И черт с ней, с Росс, — она предательница. Чендлер — тоже предатель.
Запись 29. Я применил маскировку и достал себе билетик не как Майкл Флинн, землянин, а как безымянный кондрианин. Первый концерт Сводного струнного квартета — событие года, символ передачи факела человеческой культуры, — так здесь принято говорить. Святотатство! — визжат кондрачикосы. Я держу свои мысли про себя и вынашиваю собственные планы.
Ящерицы съезжаются в город отовсюду. Уже отмечены два взрыва; ответственность, само собой, возлагается на «Кондрачаликипон». Ну и черт ними, только бы чешуйчатые твари не взорвали меня прежде, чем я исполню свой долг.
Револьвер у меня в кармане. Тот самый револьвер Морриса — я забрал его, как только он и Чу покончили с собой. Когда-то я был неплохим стрелком. Сижу я близко к сцене, у самого прохода, правая рука не встретит помех. Слишком горькой была порой моя жизнь. Не позволю насмехаться над собой и совершать святотатство в единственном месте, где доселе испытывал душевный комфорт.
Запись 30. Теперь я понял, для кого все это пишу. Дорогой доктор Герберт Акондитичилка, вы меня не знаете, да и я до недавних пор не знал вас. Я тот, кто сидел вчера вечером рядом с вами в Карнеги-холле. В вашей кондрианской копии Карнеги-холла, восстановленной по телекартинкам, — блистающая хрусталем и красным бархатом копия получилась даже более шикарной, чем настоящий зал, но, по-моему, слегка проиграла ему в акустике.
Вы, доктор, не обратили на меня внимания — я был в гриме. А вот вас заметил. Весь вечер от меня ничто не ускользало, начиная с полиции и демонстрации кондрачикосов у входа в зал. Но вас я отметил особенно, поскольку вы ухитрились отвлечь меня от музыки — а ведь я ожидал что именно это прекрасное произведение окажется в моей жизни последним.
Это был Первый струнный квартет Гайдна соль-мажор, сочинение 77 Я пытался решить, в какой мере участие двух кондриан испортило звучание, а ваше дурацкое ерзанье мне мешало. «Вот уж невезение, — думал я, — получить в соседи кондрианина, который явился просто на светское сборище, не чувствуя к земной классической музыке ровно никакой склонности…» Для меня было большим облегчением, когда музыка кончилась и вы присоединились к оглушительным аплодисментам. Я следил за вами так сосредоточенно, что упустил момент, когда музыканты покинули сцену.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});