Припарковав машину у своего дома, он мрачно подумал, что у этой ночи было свое таинственное дыхание, от которого холодило душу. Она — эта ночь — была вязка и беспросветна.
Передо мной Леннарт Хенрикссон, бывший начальник таможенной службы Стокгольмского порта, ныне пенсионер.
— Вы недавно выступили по шведскому телевидению в передаче «Расследование» с сенсационным признанием, приоткрыв тем самым служебную тайну?
— Было такое.
— Так что же везли в трюме парома «Эстония»?
— На пассажирском судне в Швецию доставлялся секретный военный груз. Четырнадцатого сентября 1994 года меня вызвал шеф и предупредил, что на пароме «Эстония» в Стокгольм прибудет автомобиль, который нельзя осматривать. Это была «воль-во-745». Водитель представился Гансом Ларсеном. Документы у него были явно фальшивыми. Несмотря на запрет, я все же заглянул в салон и багажник машины и там увидел электронные приборы явно военного назначения…
— Почему вы об этом молчали целых шесть лет?
— Мне надо было доработать до пенсии.
ИНЦИДЕНТ
Неожиданная развязка моего журналистского расследования произошла на пятый день. Утром приехала фура с прицепом, наполненная все теми же злосчастными мешками цемента, и пан Иржи приказал срочно ее разгрузить, подключив и меня к этой работе. Мы до того устали, что во время обеда еда застревала в припорошенных цементной пылью глотках и казалась безвкусной. Цементный бизнес хозяина процветал, и он, беспокойно поглядывая на часы, торопил нас:
— Надо все делать в темпе. Уже клиенты ждут.
— Мы, в конце концов, не каторжане, — зло бросил я. — За такой адский труд следует платить намного больше…
— У нас договор с фирмой-поставщиком, — сухо проговорил хозяин. — Там ясно сказано: вы выполняете любую работу при фиксированной оплате…
— Фирма-поставщик, — заводился я, — это русская мафия? Пан Иржи изменился в лице, сцепил губы, пробуравил меня злобным взглядом, но тут же взял себя в руки и попытался улыбнуться.
— За работу, друзья! — бодро произнес он. — Выяснять отношения будем вечером.
У амбара стояли два пикапа. Когда мы их загрузили, показалась телега, которую тянул короткохвостый битюг. Эстонец посмотрел на свои дрожащие и кровоточащие ладони и прохрипел:
— С меня хватит.
Он устало побрел к липовой аллее, привалился спиной к стволу и, низко опустив голову, замер. Хозяин подбежал к нему и что-то говорил, размахивая руками. Потом вернулся к амбару.
— Загрузи телегу, — обратился он ко мне. — Больше клиентов сегодня не будет. Я тебе добавлю пятьдесят крон к дневному заработку. Это большие деньги!
Исполнять роль штрейкбрехера мне не хотелось, да и сил больше не было. Я мотнул головой и направился к напарнику. Так мы сидели в густой тени, каждый занятый своими мыслями. Издали я видел, как хозяин сам таскал мешки. Вдруг он оторвался от работы, торопливыми шагами направился в нашу сторону и, задыхаясь, запричитал:
— Я очень прошу помочь! Очень! — Лицо его посерело от пыли, губы дрожали.
Я посмотрел на напарника. В его согбенной фигуре было столько усталости и безразличия, что, кажется, рухни сейчас небо — он не вздрогнет, не шевельнется.
— Нет, хозяин, — выдохнул я. — На сегодня хватит.
— Тогда пеняйте на себя, — зло прошипел фермер, судорожными движениями вытащил мобильный телефон и, набрав номер, коротко бросил: — Твои люди отказываются работать. Приезжай и наведи порядок.
Он досадливо сплюнул, резко повернулся и зашагал к амбару.
Я лежал на траве и бездумно глядел туда, где вырисовывались цементные мешки. Эстонца вдруг прорвало, и транспортер рубленых фраз разорвал затянувшееся молчание. Едва ли этот бессвязный словесный поток мог вызвать во мне сочувствие. Но какая-то смутная боль закралась в сердце, вызывая в душе томительное раздражение. Чтобы отряхнуться, отделаться от возникшего тревожного чувства, я поднялся и посмотрел в сторону пруда, который осколком зеркала блестел между деревьями.
— Пошли искупаемся, — предложил я. — И на свежую голову подумаем, что делать дальше.
Мы отдыхали на пустынном берегу пруда. Надо было что-то предпринимать, и я пытался заговорить об этом с эстонцем. Но тот вел себя вяло. Его безразличие передавалось и мне, хотя я понимал, что вот-вот грянет беда. Однако ничего не хотелось предпринимать.
Скрип тормозов за камышовой стеной вывел меня из оцепенения. Плотная фигура вербовщика быстро направилось в нашу сторону. Мы торопливо поднялись.
— Ну что, братки, — ледяным тоном произнес он, — бастуете?.. Негоже, негоже.
Вербовщик старался говорить спокойно, но было заметно, как злоба душила его. Крохотные глазки, похожие на семечки, впивались то в меня, то в моего напарника со звериной ненавистью. Я взглянул на эстонца — тот презрительно усмехался. И то, что совсем недавно его только слегка злило, сейчас вдруг обожгло бешенством.
— Пошел ты, шестерка мерзкая, — брезгливо процедил он, — куда подальше.
Бандит поначалу опешил от неслыханной дерзости, потом, в прыжке, наотмашь ударил эстонца. У того от губы к подбородку потянулась алая струйка. Далее произошло неожиданное. Незаметным движением эстонец уложил бандита на землю и мощным ударом ногой в затылок отправил его в глубокий нокаут. Развернув обмякшее тело, эстонец извлек из куртки мобильный телефон и набрал номер.
— Попросите господина Кристаповича… Да-да! Господина Кристаповича.
— Куда ты запропастился? — донесся недовольный голос. — Ты мне нужен, как воздух…
— Я застрял в Праге. У меня украли деньги. Сижу с пустыми карманами и не могу выехать домой. Выручайте, шеф.
После заметной паузы голос приказал:
— Перезвони мне через тридцать минут. Я поразился удивительной метаморфозе напарника — трудно было предположить, что в такой квашне на костях таится ловкость мастера рукопашного боя.
— Где ты таких приемов нахватался? — удивился я.
— Есть одна контора, — неопределенно ответил он, — там учат делать больно плохому человеку.
Он опять склонился над бандитом, вытащил из кармана автомобильные ключи, бумажник и пистолет. Попытался сунуть оружие в карман, но раздумал и зашвырнул его в пруд. В бумажнике оказались всего лишь две чешские сотенные купюры.
— Не повезло, — с досадой проворчал эстонец. — Я надеялся украденное вернуть, — он протянул мне банкноту. — Половина суммы ваша.
— Нет, — решительно произнес я. — Мне эти деньги не нужны.
— Как хотите. Я сегодня же исчезаю из Праги… До города доедем на бандитской машине.
Уловив мою растерянность, наставительно пояснил:
— Фермер и этот, — он кивнул на водителя, — будут молчать. Нелегальная торговля рабочей силой в любой стране наказывается… И за контрабандный цемент могут к ответу призвать.
В его словах проскальзывала истина. Надо было пользоваться моментом, иначе не выбраться из этой липкой паутины.
— Правда, нас начнет искать мафия, — продолжал эстонец. — Но меня тут уже не будет. И вам советую удирать из страны.
Он направился к машине, я последовал за ним. Эстонец завел двигатель и развернул автомобиль.
Удаляясь, я увидел в просвете камышовой стены перекошенное лицо вербовщика.
Едва мы выехали на трассу, ведущую в Прагу, ожил мобильный телефон.
— Суки! — захлебывался голос в эфире. — Верните машину. Я вас из-под земли достану. Вы трупы!.. Трупы!
— И ты тоже труп, — ехидно парировал эстонец. — Я сообщу твоему боссу о промашке. В твоем мобильнике — вся ваша бандитская сеть засвечена! Я его в полицию передам…
Эстонец выключил телефон. Через пару минут раздался сигнал.
— Послушайте, ребята, — дрожал голос вербовщика. — Не делайте этого. Предлагаю штуку баксов. Давайте договоримся…
— Давайте, — подмигнул мне эстонец. — Через три часа на Центральном вокзале у табло. Там народу много, и ты пакости не сделаешь… Вези две штуки баксов — получишь мобильник. И машину тоже.
Помолчав, бандит глухо произнес:
— Годится. Я внимательно посмотрел на эстонца и спросил:
— Зачем тебе такие игры?
— А я и не собираюсь появляться там. Я хочу время выиграть. Бандит не станет сообщать хозяину о пропаже мобильника. Он попытается самостоятельно утрясти проблему.
— Ты думаешь, он клюнет на твою уловку?
— У него — пара извилин в мозгу. Он уцепится за этот шанс. Дальше мы ехали молча. Я печально размышлял о том, что на моих глазах произошло самое настоящее преступление, в котором я частично замешан. Но тут же успокоил себя. В криминальной зоне свои законы, неподвластные цивилизованному миру. Ведь на кону была наша жизнь — пистолет-то бандит носил не для украшения, — и нам ничего не оставалось, как постоять за себя. С волками следует поступать по-волчьи.