Читать интересную книгу Трактир жизни - Иннокентий Анненский

О нет, не стан

О нет, не стан, пусть он так нежно-зыбок,Я из твоих соблазнов затаю,Не влажный блеск малиновых улыбок, –Страдания холодную змею.

Так иногда в банально-пестрой зале,Где вальс звенит, волнуя и моля,Зову мечтой я звуки Парсифаля,И Тень, и Смерть над маской короля…. . . . . . . . . . . . . . .Оставь меня. Мне ложе стелет Скука.Зачем мне рай, которым грезят все?А если грязь и низость – только мукаПо где-то там сияющей красе…19 мая 1906Вологда

Из коллекции книжника

И. Ф. Анненский был директором Николаевской гимназии в Царском Селе, где учился Н. С. Гумилев. Четверостишие Анненского, написанное им на «Книге отражений» (СПб., 1906), свидетельствует о живой связи поэтических поколений (подпись Ник. Т-о – псевдоним Анненского). Увидеть в расцвете талант Гумилева Анненскому не удалось, но первые успехи поэта были им отмечены в рецензии на сборник «Романтические цветы» (Париж, 1908): «Темно-зеленая, чуть тронутая позолотой книжка, скорей даже тетрадка Н. Гумилева прочитывается быстро. Вы выпиваете ее, как глоток зеленого шартреза. Остается ощущение чего-то сладкого, пряного, даже экзотического: обжигает, но чуть-чуть… Сам Н. Гумилев чутко следит за ритмом своих впечатлений, а лиризм умеет уже подчинять замыслу. И это хорошо…»

Смерть И. Ф. Анненского в 1909 году оборвала наметившееся сближение поэтов… Гумилев написал стихотворение «Памяти Анненского» – оно открывает сборник «Колчан»:

…Был Иннокентий Анненский последнимИз царскосельских лебедей.

Анатолий Марков

Трилистник победный

В волшебную призму

Хрусталь мой волшебен трикраты.Под первым устоем ребра –Там руки с мученьем разжаты,Раскидано пламя костра.

Но вновь не увидишь костер ты,Едва передвинешь устой –Там бледные руки простертыИ мрак обнимают пустой.

Нажмешь ли устой ты последний –Ни сжатых, ни рознятых рук,Но радуги нету победней,Чем радуга конченных мук!..

Трое

Ее факел был огнен и ал,Он был талый и сумрачный снег:Он глядел на нее и сгорал,И сгорал от непознанных нег.

Лоно смерти открылось черно —Он не слышал призыва: «Живи»,И осталось в эфире одноБезнадежное пламя любви.

Да на ложе глубокого рва,Пенной ризой покрыта до пят,Одинокая грезит вдова –И холодные воды кипят…

Пробуждение

Кончилась яркая чара,Сердце очнулось пустым:В сердце, как после пожара,Ходит удушливый дым.

Кончилась? Жалкое слово,Жалкого слова не трусь:Скоро в остатках былогоЯ и сквозь дым разберусь.

Что не хотело обмана –Всё остается за мной…Солнце за гарью туманаЖелто, как вставший больной.

Жребий, о сердце, твой понят –Старого пепла не тронь…Больше проклятый огоньСтен твоих черных не тронет!

Трилистник траурный

Перед панихидой

Сонет

Два дня здесь шепчут: прям и нем,Все тот же гость в дому,И вянут космы хризантемВ удушливом дыму.

Гляжу и мыслю: мир ему,Но нам-то, нам-то всем,Иль люк в ту смрадную тюрьмуЗахлопнулся совсем?

«Ах! Что мертвец! Но дочь, вдова…»Слова, слова, слова.Лишь Ужас в белых зеркалах

Здесь молит и поет,И с поясным поклоном СтрахНам свечи раздает.

Баллада

Н. С. Гумилеву

День был ранний и молочно-парный,Скоро в путь, поклажу прикрутили…На шоссе перед запряжкой парнойФонари, мигая, закоптили.

Позади лишь вымершая дача…Желтая и скользкая… С балконаХолст повис, ненужный там… но спешно,Оборвав, сломали георгины.

«Во блаженном…» И качнулись клячи:Маскарад печалей их измаял…Желтый пес у разоренной дачиБил хвостом по ельнику и лаял…

Но сейчас же, вытянувши лапы,На песке разлегся, как в постели…Только мы как сняли в страхе шляпы –Так надеть их больше и не смели.

…Будь ты проклята, левкоем и феноломРавнодушно дышащая Дама!Захочу – так сам тобой я буду…«Захоти, попробуй!» – шепчет Дама.

Посылка

Вам я шлю стихи мои, когда-тоИх вдали игравшие солдаты!Только ваши, без четверостиший,Пели трубы горестней и тише…31 мая 1909

Светлый нимб

Сонет

Зыбким прахом закатных полосБыли свечи давно облиты,А куренье, виясь, все лилось,Всё, бледнея, сжимались цветы.

И так были безумны мечтыВ чадном море молений и слез,На развившемся нимбе волосИ в дыму ее черной фаты,

Что в ответ замерцал огонекВ аметистах тяжелых серег.Синий сон благовонных кадил

Разошелся тогда ж без следа…Отчего ж я фату навсегда,Светлый нимб навсегда полюбил?

Трилистник тоски

Тоска отшумевшей грозы

Сердце ль не томилосяЖеланием грозы,Сквозь вспышки бело-алые?А теперь влюбилосяВ бездонностъ бирюзы,В ее глаза усталые.

Всё, что есть лазурного,Излилось в лучахНа зыби златошвейные,Всё, что там безбурногоИ с ласкою в очах, –В сады зеленовейные.

В стекла бирюзовыеОдна глядит грозаИз чуждой ей обители…Больше не суровые,Печальные глаза,Любили ль вы, простите ли?..

Тоска припоминания

Мне всегда открывается та жеЗалитая чернилом страницаЯ уйду от людей, но куда же,От ночей мне куда схорониться?

Все живые так стали далеки,Всё небытное стало так внятно,И слились позабытые строкиДо зари в мутно-черные пятна.

Весь я там в невозможном ответе,Где миражные буквы маячут……Я люблю, когда в доме есть детиИ когда по ночам они плачут.

Тоска белого камня

Камни млеют в истоме,Люди залиты светом,Есть ли города летомВид постыло-знакомей?

В трафарете готовомОн – узор на посуде…И не все ли равно вам:Камни там или люди?

Сбита в белые камниНищетой бледнолицей,Эта одурь была мнеКолыбелью-темницей.

Коль она не мелькаетБезотрадно и чадно,Так, давя вас, смыкает,И уходишь так жадно

В лиловатость отсветовС высей бледно-безбрежныхНа две цепи букетовВозле плит белоснежных.

Так, устав от узора,Я мечтой замираюВ белом глянце фарфораС ободочком по краю.1904Симферополь

Трилистник дождевой

Дождик

Вот сизый чехол и распорот, –Не все ж ему праздно висеть,И с лязгом асфальтовый городХлестнула холодная сеть…

Хлестнула и стала мотаться…Сама серебристо-светла,Как масло в руке святотатца,Глазеты вокруг залила.

И в миг, что с лазурью любилось,Стыдливых молчаний полно, –Всё темною пеной забилосьИ нагло стучится в окно.

В песочной зароется яме,По трубам бежит и бурлит,То жалкими брызнет слезами,То радугой парной горит.

О нет! Без твоих превращений,В одно что-нибудь застывай!Не хочешь ли дремой осеннейОкутать кокетливо май?

Иль сделаться Мною, быть может,Одним из упрямых калек,И всех уверять, что не дожитИ первый Овидиев век:

Из сердца за Иматру летНичто, мол, у нас не уходит –И в мокром асфальте поэтЗахочет, так счастье находит.29 июня 1909Царское Село

Октябрьский миф

Мне тоскливо. Мне невмочь.Я шаги слепого слышу:Надо мною он всю ночьОступается о крышу.

И мои ль, не знаю, жгутСердце слезы, или этоТе, которые бегутУ слепого без ответа,

Что бегут из мутных глазПо щекам его поблеклым,И в глухой полночный часРастекаются по стеклам.

Романс без музыки

В непроглядную осень туманны огниИ холодные брызги летят,В непроглядную осень туманны огни,Только след от колес золотят,

В непроглядную осень туманны огни,Но туманней отравленный чад,В непроглядную осень мы вместе, одни,Но сердца наши, сжавшись, молчат…Ты от губ моих кубок возьмешь непочат,Потому что туманны огни…

Трилистник призрачный

Nox Vitae[9]

Отрадна тень, пока крушинВливает кровь в хлороз жасмина…Но… ветер… клены… шум вершинС упреком давнего помина…

Но… в блекло-призрачной лунеВоздушно-черный стан растенийИ вы, на мрачной белизнеВетвей тоскующие тени!

Как странно слиты сад и твердьСвоим безмолвием суровым,Как ночь напоминает смертьВсем, даже выцветшим покровом.

А всё ведь только что сейчасЛазурно было здесь, что нужды?О тени, я не знаю вас,Вы так глубоко сердцу чужды.

Неужто ж точно, Боже мой,Я здесь любил, я здесь был молод,И дальше некуда?.. ДомойПришел я в этот лунный холод?

Квадратные окошки