Читать интересную книгу ТУ-104 и другие - Юрий Скоп

Я поднырнула под борт. Ослепило солнце. Фаридка билась в воде, и я вспомнила, что она плавать не умеет.

Берег, густо заросший кустарником, лежал совсем близко. К нему, поднимая за собой искристые фонтаны брызг, медленно подвигалась, по-собачьи, Майка.

О чем я еще успела подумать тогда, машинально выгребая на огромные, пустые от ужаса Фаридкины глаза? О каком-то пустяке: лилии-то можно было купить на базарчике...

Фаридка тонула по-настоящему. Когда голова ее скрывалась под водой, в пузырчатом буруне на поверхности раскачивалась на длинном зеленом шнурке снежно-белая лилия. Ее Фаридка, до того, как нам перевернуться, старательно вколола себе в прическу.

Фаридкино лицо снова показалось над водой. Я схватила ее за волосы, и мы вместе ушли вниз: ледяные руки Фаридки намертво вцепились в мои плечи.

Я очнулась от какого-то пения. Высоченная сосна намыливала пушистым облаком синее небо. Тонкая стрекоза зависла надо мной. Пение оказалось Майкиным плачем. Я увидела чье-то мужское лицо. Сразу же запомнились аккуратно подбритые усики.

— Добрый день, спящая красавица.

Меня стошнило.

— А Фаридка?! — Я приподнялась.

Фаридка в голубом купальнике сидела, прислонившись к сосне, и красила губы. Снова закружилась голова. Парень с усиками болтал без умолку.

— Есть все шансы стать обладателем медали «За спасение на водах». Один мой знакомый милиционер однажды составил акт так: «Утонутие произошло по причине недоплытия». Давайте знакомиться: Кирилл...

— Майка...

— Весьма приятно.

— Фарида.

— Очень приятно. А вас как же, спасительница?

Мне говорить не хотелось. И Майка, все еще всхлипывая, сказала:

— Ее звали... Рита.

Гулкий хохот.

— Почему же в прошедшем времени?

Мне тоже стало смешно. Я села. К берегу подплывала опрокинутая лодка. Когда она ткнулась носом в кусты, из-за нее показался еще один парень.

Так состоялось наше знакомство с Кириллом и Аркадием.

Вечером мы ходили на танцы. Кирилл — он отдыхал в «Синем озере», — усиленно ухаживал за Майкой. О себе он сказал, что «трудится химиком в одном из не очень закрытых почтовых ящиков». Аркадий танцевал с Фаридкой. Этот парень мне понравился больше, чем Кирилл: военный летчик.

После танцев парни пошли нас провожать. Длинный, немного горбящийся от своего высокого роста Кирилл по пути забежал в корпус и вернулся с гитарой. В палатке он пел приятным, бернесовским голосом незнакомые песни.

Майка смотрела на него завороженно. Аркадий, подтянутый, стройный, легко улыбался, глядя на Фаридку.

Одна песня еще долго-долго жила во мне. Девчонки ушли с парнями, а она тихо звенела в ушах. Я не могла уснуть. Вышла из палатки.

...В нашу гавань заходили корабли...Уютна и прекрасна наша гавань...

Аэродром лежал в рассветном тумане, пропахший сонной травой, сладкой горечью отработанного керосина, и самолеты стояли на линейках матовыми рыбами.

Последние огни выцветали на рулежных дорожках. Бесшумно кружились зеленые крылья локатора. Хотелось жить на этой тихой земле и, покидая ее, обязательно возвращаться.

Я чувствую, Алевтина не верит мне, и начинаю злиться. Ну как ей объяснить, что Фаридка на самом деле не может быть сегодня в резерве? Из-за переживаний и горя справок не дают.

— То есть как она не смогла прийти в резерв? — тянет Алевтина. — Заболела она или что?

— Понимаете, Алевтина Андреевна... У Фариды очень большое несчастье... Она просила освободить ее от резерва...

Под стеклами очков озадаченно мигают выцветшие глаза, морщинки одна за другой торопливо сбегаются к высохшему переносью.

— Не нравится мне все это. Загадками говорите, Соболь. Наша служба не любит неопределенности. Вы уж постарайтесь объяснить все по-человечески. Что за причина неявки Абдрашитовой на работу?

Утром Фаридка еще затемно собралась куда-то. Хлопнула дверью, потом вернулась и сказала Майке:

— Я в резерв не пойду.

— И потом, Соболь, вашу «тройку» только что разбирали у командира. Надеюсь, помните? А тут снова фокусы... Так в чем же дело?

Заливисто рвет тишину телефон. Я приподнимаю и опускаю трубку. Алевтина резким движением снимает очки.

— Так делать нельзя! Когда звонят на службу, необходимо четко и правильно отвечать. Аэрофлот — организация...

Я тереблю настольный календарь. С листка на меня уставилась точеная типографская единица. Сегодня же первое марта... Первый день весны...

— Значит, вы не можете мне ответить на вопрос? Так. А я не могу освободить Абдрашитову от резерва. Безобразие какое-то! Вот скоро восьмое. Праздник. Полслужбы «заболеет». Некому летать станет. Идите, Соболь. И чтобы Абдрашитова была в резерве.

— Она не может. — Я в упор смотрю на Алевтину. — Она... Если бы вы когда-нибудь кого-нибудь любили, то поняли бы... Фарида потеряла человека... Вы...

Алевтина медленно поворачивается и идет к окну. Форменная куртка сморщилась на ее спине. Аккуратная штопка пересекает чулок.

— Идите... Абдрашитову заменит Пушкина...

Майка ждет меня у крыльца службы. В руке она держит снежок.

— Ну что?

— Пошли. Все в порядке.

Я рассказываю Майке о своем разговоре с Алевтиной.

Майка долго молчит, потом говорит:

— А может, Алевтина Андреевна и не такая уж совсем? Она ведь старенькая... Мне ее жалко.

— Ты всех, Майка, жалеешь. Ты еще ребенок.

— Нет, Ритуся, я не ребенок.

Я смотрю на Майку. Она ниже меня ростом, снежинки запутались в ее желтых кудряшках, выбившихся из-под шапки.

— Почему ты на меня так смотришь?

— Просто, Майка...

Майка качает головой и говорит серьезно-серьезно:

— Все мы смотрим друг на друга просто. Оттого все и получается...

— Что с тобой, Майка? Философствуешь...

— Ничего. Обидно только... Живем все вместе, а друг о друге не знаем... Ты подожди, Рита, а то я заплачу...

Майка бросает снежок. Он мягко разбивается об асфальт.

— Ты не будешь смеяться, Рита?

— Над чем?

— Ну вот, если я расскажу тебе... Вчера после командира я ходила по городу. Одна. Думала, думала... Потом с Кириллом встречалась...

Майка съежилась и спрятала лицо в воротник пальто. На нас оглядывались прохожие.

— Пойдем скорее в профилакторий, Майка. Там...

В комнате я села рядом с Майкой и обняла ее. Она доверчиво положила голову на мое плечо.

— Рассказывай, Майка. Я не буду смеяться.

— Ты знаешь, Рита, когда я училась в десятом, один мальчик у нас дружил с девочкой из девятого «Б». Они любили друг друга. А потом их исключили из школы. Ведь неправильно, а? За любовь и исключили... А вчера я ту девочку видела с тем десятиклассником. У них сын. Носик маленький-маленький. Глазки голубенькие... И у меня будет... ребенок.

— Что?!

...Посадка в Свердловске. Бледное лицо Майки. Ее растерянный голос: «Тошнит весь рейс. Не могу. И голова кружится».

— Ты что говоришь, Майка?

— Ты только никому... Не надо. Об этом и Кирилл не знает. — Верхняя Майкина губа дрожит, она закусывает ее. — Если бы Кирилл... хоть немножко любил... А он... пьяный... В бильярд на деньги играет... И не химик он... В химчистке работал... Я его в Аэрофлот зову... Ведь мальчишек набирают... Я боюсь, Ритонька...

И Майка заплакала. Встала и ушла из комнаты. За окном прогрохотал реактивный.

У Майки будет ребенок. У Майки? От этого долговязого гитариста? Разбился Аркадий... Ссора с Фаридкой... Встреча с Филипповым... Не много ли за несколько дней?..

Я налила из графина теплую, застоявшуюся воду.

Дверь широко распахнулась, и на пороге появилась сияющая Ленка Пушкина.

— Приветик, «стирвадеса»! Резервируемся, значитца!

Ленка говорила словами прошлогоднего паромщика, и я, вспомнив его, улыбнулась.

— Понимаешь, Рита, — Ленка с шумом задвинула под кровать заляпанный наклейками чемодан, — мне этот резерв нужен был, как комару огнетушитель. Алевтина раскопала меня. А я уже было погулять собралась. Компашка, главное, отличная. Что это у вас с Фаридой приключилось? С Аркашкой, наверное, своим мотанула куда-нибудь? Ты чего, не выспалась?

— Голова у меня болит.

— Голова? Ерунда. Пойдем кофейку выпьем. Все равно до трех часов рейсов не будет.

Я отказываюсь, и Ленка, покрутившись у зеркала, исчезла из комнаты.

В эту ночь я плохо спала. Мешал близкий аэродром, голос дикторши, объявляющей рейсы. Потом, часа в четыре, нас разбудили — из резерва требовался «третий» номер лететь в Ленинград грузовым самолетом. Ленка Пушкина с радостью завозилась.

— В Санкт-Петербург? Желаю!

— Рита, Рита! Да проснись ты!

— Что, на вылет?!

Неяркое утро вливалось в окно. Рыжая всклокоченная Майка наклонилась надо мной. Клава сидела в застегнутой на все пуговицы красной кофте напротив.

— Здравствуй, Клава! Ты вернулась из Москвы? Когда?

— Здравствуй! В шесть утра. Где Фаридка? — Клавдия как-то подозрительно посмотрела на меня, потом на Майку.