Читать интересную книгу Цена удачи - Элисон Винн Скотч

Я проснулась на диване под болтовню дамочек из ток-шоу Барбары Уолтерс на заднем плане и потрогала пульсирующую жилку на шее. Осторожно опустила ноги на пол, стерла пленку пота со лба, потянулась за кроссовками. Тошнота почти прошла, как минимум до следующей недели и следующего цикла, поэтому я вытолкала себя за дверь. Доктор Чин советовал быть мягче к своему организму, не перетруждать его, но вместе с тем позволить телу быть активным, дать ему почувствовать, что оно еще живо. С утренними забегами на четыре мили было покончено, но гулять, дышать свежим воздухом и чувствовать энергию города вокруг себя я еще могла.

Начался октябрь, который всегда был моим любимым месяцем: воздух еще хранил тепло ушедшего времени года, но в нем уже повисло обещание осенних холодов. Когда светофор на Севенти-фри-стрит загорелся красным, я остановилась и погладила мокрый нос черного лабрадора, стоявшего со своим хозяином у меня за спиной; в благодарность он облизал мое лицо теплым языком. Я вытерла щеки и улыбнулась. Потом я направилась к Центральному парку; солнечные блики плясали на алых и золотых листьях, и, не считая собачника, в целом мире была только я, воздух, пахнущий мускатным орехом, и все оттенки осени.

Когда Джейк только переехал ко мне, мы каждые выходные подолгу гуляли в парке. Это стало нашей традицией. Одни пары играют в покер, другие любят греблю, а мы обожали исследовать парк, будто нам снова было по девять лет; он был нашей личной игровой площадкой. Мы спотыкались о корни в его дикой части, Рэмбле; мы бродили по бейсбольным полям и смотрели, как играет «Маленькая лига», мы качались на качелях в сумерках и пили мерло.

Потом наше влечение друг к другу ослабло, как неизбежно слабеет любое влечение, и я все чаще проводила выходные в своей норе на тридцать первом этаже, а он – в постоянных разъездах, надеясь стать новым Мелленкампом, Петти, Клэптоном[3] или кого он там в этом месяце считал примером для подражания.

Сегодня, поскольку я понемногу начинала приходить в себя после цикла химии, я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пройтись по петляющей тропинке вниз, мимо хоккейной площадки, вокруг карусели. Я остановилась и стала смотреть, как маленькие дети, в основном в сопровождении нянь, хватались за стеклопластиковых лошадок так крепко, как только позволяли их крошечные кулачки, и пищали от удовольствия, когда лошадки подпрыгивали вверх, вниз и снова вверх.

В то лето, когда нас с Джейком еще не отпустило любовное торнадо, он уговорил меня пробраться на карусели после наступления темноты.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказала я, отметив предполагаемый урон репутации сенатора в случае, если нас арестуют. – Вряд ли старший помощник за решеткой – то, к чему в газетах отнесутся снисходительно.

Но он тем не менее открутил замок, схватил меня за руку и потащил за собой. И это было потрясающе. Совсем как будто мы снова стали трех-, или четырех-, или пятилетними, как малыши, которых я сегодня увидела. Ночь была ясная, и, хотя в Нью-Йорке не увидишь звезд, в темноте парка казалось, что я их вижу. Мы сидели на пестро раскрашенных лошадках, смотрели в небо, любовались светом небоскребов, пронзающих облака, и слушали регги, доносившийся с летнего фестиваля неподалеку. Около часа мы не говорили ни слова, а потом Джейк слез с лошадки, прижался ко мне и поцеловал. А потом мы рухнули в объятия друг друга, как точно не стали бы делать, будь нам пять лет…

Карусель остановилась, музыка стихла. Дети рассыпались в разные стороны, кто-то плакал. Я тоже решила потихоньку уходить, сунула руки в карманы, потуже затянула шарф вокруг шеи. Вряд ли кто-то, кроме меня, заметил резкий холодный ветер. Если он вообще был.

Я приближалась к выходу из парка, когда услышала свое имя за спиной.

– Натали? Нат? Это ты?

Обернувшись, я увидела, как Лила Джонассон, моя однокурсница и в первый год учебы – соседка по комнате, моя лучшая подруга, не считая Салли, и одна из будущих подружек невесты у Салли на свадьбе, – Лила машет мне рукой, стоя под высоким кленом. Идеально выпрямленные, безупречно подкрашенные светлые волосы, темные джинсы, подчеркивающие стройные, как у газели, ноги, и убийственные туфли на шпильках. Лила была воплощением того, как должна выглядеть знаменитость, пусть даже она была знаменитостью лишь в нашем кругу. Знаменита она была в основном благодаря шпилькам, которые носила довольно часто. Впервые мы встретились в самом начале учебы. Мы сели рядом после того, как обе получили заявки от женского клуба, в которых от нас требовалось немедленно явиться на ланч. Я посмотрела на свой свитер с монограммой, покрутила жемчужный браслет и подумала – ну что, черт возьми, у меня может быть общего с этой девицей? Но в разговоре за курицей гунбао мы выяснили, что цвет волос и длина внутреннего шва рукава имеют мало общего с тем, кто ты на самом деле. Конечно, она с радостью оставила бы меня ради бокала вина с начинающей моделью «Армани», но ее недостатки были ясно видны с самого начала. Во всяком случае, те, о которых я знала.

– Боже, я знала – это ты! – Лила подошла поближе. – Что ты тут делаешь среди бела дня? У меня перерыв на ланч, и… – Тут она побледнела. – Как ты?

Я выдавила из себя улыбку. Очевидно, инстинкт болтать сработал прежде, чем она осознала обстоятельства разговора с больной раком мной.

– У меня все хорошо. – Я кивнула. – Правда хорошо. – Опустив глаза, я оттолкнула ногой хрустящие листья.

– Прости меня, – сказала она, прижимая меня к себе в объятии. – Я должна была позвонить. Салли все мне рассказала несколько недель назад, а я собиралась на работу, и… вот дерьмо. Нет мне оправданий.

– Да все нормально. Правда, – прошептала я в ее кашемировый шарф и шагнула назад.

– Я просто… – Она подняла руку и вновь безвольно уронила. – Я просто не…

– Знала, что сказать? Понимаю. Все нормально, правда, Ли. Многие люди мне не позвонили. Если совсем честно, большинство. Ты не одна. – Я пожала плечами и перевела взгляд на свои кроссовки. В пособии по этикету нет главы о том, как сообщать друзьям, что у тебя рак – по правде говоря, я рассказала об этом лишь тем, кому не рассказать было нельзя. Соответственно, найти слова поддержки для друга, которому угрожает смертельное заболевание, – тоже задача совсем не такая простая, как книжка-раскраска. Я позволила Салли рассказать о моей болезни нескольким избранным людям, чтобы они не узнали мрачные новости непосредственно от меня. Кроме того, я не особенно много общалась с друзьями прежних лет, не считая маленькой группы, к которой принадлежала и Лила. Так что нет ничего удивительного в том, что с тех пор как я ушла из жизни старых друзей, они не особенно стремились вернуться в мою.

– О господи! – прохныкала она. – Ну вот теперь мне еще хуже. Я просто… я не знаю. Мне нет оправданий. Но я просто боялась, что скажу что-нибудь не то, еще хуже все испорчу и поступлю как засранка.

Я взяла ее за руку.

– Лила, ну правда. Все в порядке. Пойдем прогуляешься со мной. Я как раз собиралась еще раз пройтись по этой тропинке.

Мы с Лилой почти закончили мой второй марафон, когда на меня накатила волна головокружения. Мостовая поплыла под ногами, и деревья внезапно выстроились в диагональ. Я сжала руку Лилы, чтобы не упасть, но не помогло. Вместо этого я потянула ее за собой, и мы обе повалились на вянущую траву у тротуара.

– О господи, позвонить кому-нибудь? – Перепуганная Лила полезла за мобильным в кожаную сумочку от «Прада». – Нат! Посмотри на меня, посмотри же! Что с тобой?

Доктор Чин предупреждал меня о приступах головокружения и переутомлении. Лила гладила меня по спине; я зажала голову между колен, как учили в старших классах, рассказывая об оказании первой помощи, и замычала:

– Нет, нет, это просто побочная реакция. Все хорошо.

Не знаю, как долго мы с подругой сидели там, в осеннем тепле чудесного нью-йоркского дня. Когда мое дыхание стало ровным, а глаза смогли смотреть в одну точку, я медленно поднялась и сообщила ей, что хочу продолжить прогулку. Я собиралась завершить начатое, пусть это даже всего-навсего несчастная прогулка со старой подругой спустя пять недель после того, как мне диагностировали рак.

– Нат, ты слишком устала. У тебя лицо такого же цвета, как… как у меня стены. Давай доедем на машине. – Она подняла руку, желая поймать такси, проезжавшее по парку.

– Нет, – сказала я твердо. – Я дойду пешком.

– Натали, не глупи. Ты упадешь в обморок, не дойдя до конца парка. Хватит. Тебе это вредно!

– Не надо указывать, что мне вредно, а что полезно! Не надо говорить, когда мне хватит! – закричала я, и Лила отступила на шаг назад. – Откуда, черт возьми, кому-то другому знать, как мне будет лучше? Я работаю, я правильно питаюсь, я неплохой человек, а потом раз – и выясняется, что все это ничем, ничем мне не поможет! Так какого же хрена со мной случилось такое? – Без предупреждения по моим щекам скатились две крупные слезы, словно последние капли шторма на прошлой неделе. Лила прижала меня к себе и держала в объятиях, пока меня не перестало трясти.