— Надеюсь, ты не станешь снова отдавать королевство в мои руки.
Она улыбается, но это вымученная улыбка.
— Я должна была сказать об этом намного раньше. Не знаю, изменилось бы что-нибудь от этого или нет, но должна была. Возможно, мы бы не сидели сейчас вот так, не разговаривали.
Она смотрит на меня со все той же легкой улыбкой – и мне кажется, что едва сдерживает слезы.
— Амелия и ты – лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Прошу, не перебивай меня сейчас. До самого конца, пока не договорю.
Чтобы она не собиралась мне сказать - она явно этого боится.
Она долго не переходит к основной части разговора.
Настолько долго, что я начинаю перебирать в голове самые нелицеприятные варианты.
Она решила начать семейную жизнь с правды и покаяться, что действительно желала мне смерти, когда пришла в палатку с теми отравленными настойками? Или скажет, что до сих пор сохнет и страдает по Лаэрту и наши супружеские обязанности для нее - невыносимая тягость? А раз в ее теперешнее состояние имеет некоторые… ограничения по деторождению, нам лучше уходить в спальню только для вида?
Я даже не знаю, какой из вариантов для меня будет более неприятным. Потому что уже некоторое время то и дело возвращаюсь в тот день, когда валялся в горяченным бреду, уже одной ногой в могиле, и увидел ее лицо сквозь пелену собственного смертельного бреда. Возможно, это действительно была не она, а кто-то очень похожий на нее? В том состоянии я бы вряд ли узнал собственное отражение, не говоря уж о женщине, которой в тот момент и в том месте просто не могло там быть. Если только она очень не постаралась и не прибегла к разным ухищрениям, на которые - я помню - всегда была способна.
Если Би скажет, что действительно хотела меня отравить - я все ей прощу.
Но… снова переживу предательство, которое тогда причиняло мне гораздо более сильную боль, чем смертельные раны и яд.
— Я только надеюсь, - наконец, открывает рот Изабелла, и я невольно подаюсь вперед, чтобы не пропустить ни звука, - вы не воспользуетесь моей откровенностью против меня.
Она так часто и без причины переходит от «ты» к «вы» и наоборот, что я не могу скрыть усмешку. Наверное, это лучшее свидетельство тому, что для нее наше прошлое и наше настоящее очень темно переплелись. Так же, как и для меня, и я не могу не признать, что это все очень сильно усложняет.
— Изабелла, вы меня пугаете, - говорю я, и позволяю себе вольность мазком коснуться ее руки. Просто как будто это произошло случайно, когда я тянул руку к самому дальнему свитку. Пустому, и абсолютно меня не интересующему. - Говорите, скорее, ока у меня не случился сердечный приступ.
Она бросает на меня хмурый недовольный взгляд. Мое бодрое настроение сейчас явно неуместно, так что приходится поджать губы. Нацепить на себя королевское беспристрастие и жестом предложить продолжить.
— Возможно, вам будет тяжело в это поверить, но… - Она теребит край испорченного гусиного пера. - Я честное слово не имею к этому отношения, потому что в моем мире такие вещи… абсолютно невозможны даже на уровне самой высокой науки.
Ее мире?
Значит, речь об этом.
— Я не Изабелла, и тебя впервые я увидела именно полтора месяца назад… здесь.
Она выпаливает эту фразу на одном дыхании и снова замолкает.
Честно говоря, за одно это ей следовало бы коленопреклонно поцеловать руку.
Не всякая женщина вот так смело признается в подобной… афере.
— И Магистра, и остальных я тоже впервые увидела именно в день вашего воскрешения. О котором тоже ничего не знаю.
Лицо моей жены перекрывает гримаса недовольства. Чем именно она недовольна - остается только догадываться, потому что я вроде никуда не бегу, не зову стражу, не приказываю вызвать жрецов и сотворить очищающий ритуал. И даже не устраиваю злокозненные насмешки над ее слабоумием.
Потому что… тоже как будто с самого первого дня, как судьбе было угодно снова столкнуть нас лбами, в глубине души подозревал что-то подобное. И не давал развитие этим мыслям только потому, что и в моем мире тоже не было ничего подобного. Если это явление вообще можно как-то описать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я ничего не знала об этом месте, Изабелла случайно ломает несчастное перо и резко одергивает руки. - Я ничего не знала и до сих пор не знаю об этом мире. И вряд ли смогу узнать достаточно, чтобы быть этим людям достойной королевой. Я здесь чужая, но мне все равно не безразлична судьба этих людей, которым - очевидно - их «фальшивая королева» еще больше усложнит жизнь, если и дальше будет делать вид, что понимает что к чему.
— Мне кажется, вы слишком торопитесь с выводами о «фальшивой королеве», - позволяю короткую ремарку, и снова кивком прошу ее продолжить.
Странно, но ее слова как будто вселяют в мою душу абсолютный покой, а в голову - кристальную ясность. Это как будто сидеть на цепи, держать в руках ключ, но не видеть скважины, чтобы освободиться от оков. А потом вдруг понять, что вот она - прямо перед носом, и нужны лишь два проворота ключа, чтобы, наконец, вырваться на волю.
— Я никогда и никого не просила сделать что-то подобное! - решительно заявляет Изабелла. На этот раз ей хватает выдержки посмотреть мне в глаза и не отвести взгляд. - Не ходила ни к каким ведьмам, чтобы мне устроили это переселение, и для меня все случившееся - настоящая загадка. Но я клянусь, что если это хоть как-то от меня зависит, сделать все возможное, чтобы найти ответы и вернуть подданным их настоящую королеву, а вам, милорд, вашу… любимую женщину.
Она замолкает и с выражением лица попавшего в капкан маленького зверька, наблюдает за моей реакцией.
Напрасно, ей ничего не прочесть на моей лице.
Потому что что-то подобное я подозревал очень давно. Неосознанная догадка давно точила мозг. Маленькие странности, которые, на фоне происходящих событий, особенно ярко бросались в глаза. Но я списывал все нестыковки на неумолимое время. Та Изабелла, которую я знал, была давным-давно, и все повадки, которые я в ней знал, все ее странности и привычки были в той девушке, которая тайком бегала ко мне на свидание и клялась в любви. С тех пор прошло слишком много времени. Я сам редко узнаю себя прошлого в том человеке, которым стал теперь. Наивно было бы полагать, что время коснулась меня, но даже не притронулось к ней.
И все же. Я привык доверять своей интуиции. А она слишком часто и слишком громко кричала, что передо мной какая-то совсем другая женщина. Если сейчас покопаться, с той самой ночи, с самого первого нашего разговора, она вела себя не как женщина, которую я знал и любил.
Дальше – больше. Женщина, которая сейчас сидит передо мной, была слишком явно не Изабеллой, чтобы отмахиваться от странных сомнений в ее адекватности. Она не знала элементарных вещей, хотя старательно пыталась это скрыть. Она ничего не знала о собственном замке, о собственной дочери и муже. Но при всем этом она умела то и вела себя так, как не присуще настоящей Изабелле.
И самое главное. Фундаментальное.
Настоящая Изабелла сбежала бы с дочерью, но не вышла бы с голыми руками, пытаясь спасти простолюдинов. И это глупость заставила ее собственных людей посмотреть на нее иначе. Я это знаю.
И если бы я знал хотя бы один способ - неважно кем придуманный и как реализованный - котором можно было бы оправдать переселение душ или что-то подобное - я бы давно вызвал Изабеллу на откровенный разговор. Но такого способа я не знал. И не знаю до сих пор. Как и моя жена… кем бы она на самом деле не была.
— Я пыталась учиться, пыталась понять, что происходит вокруг, но все время что-то шло не так, - продолжает моя жена. – Это не оправдание, конечно. Я должна была сказать с самого начала.
— А что же это? - мягко интересуюсь я.
Изабелла вскидывается, как будто в моих словах, напротив, было слишком много злости. Наверное, она так долго готовилась к признанию, что, как все женщины, успела себя накрутить и придумать черте что.
— Считайте это добровольной сдачей в плен, милорд.