— Ой, Рогов, Рогов, — прячусь от волнения, которое мурашками пробегает по коже от его проникновенного и цепкого взгляда, которым он буквально прожигает мои губы. — Все ты только обещаешь…
— Нет уж, Ви-ка-а-а, — тянет он, будто бы ему нравится вот так произносить мое имя, привыкать к нему. — Я абсолютно серьезен…
— Ты? Серьезен? — фыркаю я. — Не смеши меня.
— С тобой — всегда.
— Да конечно, — отвечаю скептично и морщу нос. Бусинка задумчиво присматривается к руке Кости, которой он держит ненужный стаканчик и облизывается, подрагивая.
— А помнишь, как мы тут гуляли? — смотрю на него со значением и вдруг понимаю, что зря пригласила его на набережную. Обычно вода, река меня успокаивали, но теперь, здесь, рядом с Роговым, она наоборот, будит самые мои мрачные воспоминания. А шампанское вместо того, чтобы взбодрить или привести нервную систему в равновесие, развязывает язык.
Рогов прикрывает глаза, соглашаясь, и я вижу, как они разгораются еще большим огнем, будто бы в костер плеснули бензина, и он, опасаясь опалить ненароком, пытается удержать его в себе. Это кажется волнующим, покалывает кожу на щеках, но…
— Это был наш выпускной. Одиннадцатый класс. Весь вечер мы с тобой танцевали медляки и сюда тоже пришли из школы все вместе. Слава включал музыку, кто-то притащил гитару…
— Классное время было, — вторит он мне и облизывает свои губы. Не хочу, но цепляюсь за это движение взглядом. И повторяю его жест — тоже выпускаю язык и облизываю нижнюю губу, чувствуя легкое холодное покалывание. Рогов рядом втягивает воздух в себя сквозь зубы и негромко чертыхается. Он на секунду отворачивается — в поисках урны, чтобы выбросить стаканчик, который все также ненужно мерзнет у него в руке.
— Я только на минуточку отошла от компании, позвонить, а когда вернулась, ты уже вовсю целовался с Машкой, — вздыхаю, потому что перед глазами встает эта картинка.
— Что? Нет! — он резко оборачивается ко мне, отбрасывает пластиковую емкость в сторону и хватает за руку своей.
Бусинка подпрыгивает от неожиданности. И начинает тявкать для разминки, сначала не очень сильно, а потом по нарастающей. Ее лай отлетает вверх и постепенно разносится по всей набережной, пухлой от белого снега и гирлянд.
— Все вообще не так было! — его хватка сжимается на моем предплечье, но он сам не понимает, что начинает применять силу, видимо, мои слова его очень и очень сильно взволновали. У него даже дыхание сбилось. — Да, все так и было. Ты мне вообще всегда нравилась, ну так… Но в то время у пацанов гормоны вообще только в одном месте играли, а Машка…
— А Машка, похоже, была самым крутым вариантом, да? — сужаю глаза и кидаю взгляд с намеком вниз, туда, где у приличных мужчин должна таиться выпуклость размером с гору.
— Уф, — закатывает глаза Костя. — Вот почему ты потом на меня волком смотрела. А я — то думал — что там случилось?
Я снова отпиваю шампанское и прижимаю Бусю к себе, которая все порывается подпрыгнуть поближе к руке Кости.
— Но я тогда подумал — ну, передумала и передумала, не стал тебя тормошить, хотя, похоже, надо было, — кривит он губы. — Да Машка тогда вообще всех целовала. Сказала, что хочет попрощаться с нами, с каждым, потому что хочет уехать в Лондон, стать богатой порноактрисой, ну и потому больше с нами не встречаться.
— Машка? Порноактрисой? — сдерживаю смех секунду, другую, вспоминая Марию, которая больше всего походила на бабушку в деревне своим круглым лицом и доверчивым взглядом.
Костя, видимо, тоже вспоминает ее, потому что хмыкает разок, другой, третий.
Я не выдерживаю и начинаю хохотать.
Вот это новости! Узнать спустя пять лет, что твоя одноклассница хотела стать порноактрисой!
Мы смеемся вдвоем под аккомпанемент лая Бусинки и не можем остановиться. Я сгибаюсь от хохота, а Костя еле дышит, став пунцовым от смеха, но из своей хватки не отпускает, будто бы боясь, что я смогу сбежать.
А когда легкая истерика спадает, мы смотрим друг на друга смеющимися глазами, и мне кажется, что лед между нами, который был когда-то давно, растаял, и стеклянная стена лопнула на тысячи осколков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Маша счастливо замужем и у нее уже двое детей, — говорю я Рогову. Он снова близко, и от его лица, всего тела, пышет жаром, и он особенно чувствуется здесь, в этом прохладном месте, на набережной возле закованной в лед реки. — И она ждет третьего.
— В каком-то смысле она реализовала свою мечту, — хихикает этот невозможный тип.
— А ты? — спрашиваю его и вдруг чувствую, что карман начинает вибрировать. Резкий звук вырывается наружу, когда понимаю, что это звонит телефон.
— Не бери трубку, — говорит тихо Рогов, нагибаясь ко мне. между нами становится так мало пространства. Пять сантиметров. Четыре… три… два…
— Да, Валентина Ивановна? — случайно бросив взгляд на экран, вижу, что звонит начальница и, с трудом преодолев влечение к парню рядом, отвечаю на звонок. Но смотреть в глаза Рогову продолжаю.
— Ква, — слышу я сначала, а потом прислушиваюсь, собираю внимание в кучку. — Алло, Красильникова. Узнала у мужа, кому принадлежит эта скорая помощь. Рогову Константину Ивановичу. Знаешь такого?
— Что? — переспрашиваю я, но не потому, что не расслышала, а потому, что хочу, чтобы сказанное оказалось неправдой.
— Машина скорой, говорю, принадлежит Рогову Константину Ивановичу. У него агентство. Они мужей от жен увозят к бабам, любовницам, будто бы на карантин, чтобы семью не заразить. Представляешь, на чем люди бабки делают?
Молча отключаю сотовый телефон и смотрю в лицо Рогова, которое начинает меняться прямо на глазах. Улыбка предвкушения сходит с его губ…
— Знаешь, что, Рогов, — сжимаю зубы. — Какой же ты гад!
— Вика, я могу все объяснить, чтобы ни случилось! — говорит он хрипловато.
— Тяв! — поддакивает Бусинка, но непонятно, на чьей она стороне. Надеюсь, как всякая девочка, на моей.
— А я-то думала, все спросить хотела, откуда ты знаешь Стаса и откуда знал, где он находится, — гнев поднимается волнами изнутри. — А ты, оказывается, сам его туда привез! Вот и все!
— Вика! — он сжимает ладонь на моей руке, не давая сдвинуться с места, и вот тут происходит неожиданное.
Видимо, хватка моя от удивления расслабилась, и бусинка хапнула всем своим мелким существом свободы. Она подпрыгнула в воздухе, повернулась в сторону и ухватилась своими острыми зубами за палец Рогова.
— Аа-а-а-а! — закричал он, отпрянул от меня и замахал рукой вверх-вниз, пытаясь избавиться от маленькой заступницы. Бусинка в своем комбинезончике ярким флажком болтыхалась в воздухе, но своих позиций не сдавала. — Засранка! Вика! Сними свою крысу!
— Это не крыса! — зло крикнула я. — Крыса — это ты. Вернее, гад!
Остановив этот бесконечный цирк, разжала зубы своей малявочке и вытащила холодный, искусанный палец Рогова. Мужчина тут же прижал руку к груди, только подуть оставалось на раненое место.
— Ну и подлец же ты! Один гад мне в этом году наставил рога, а другой рогатый гад — помог ему в этом и обманул меня! Как ты мог!
— Да Вика, стой!
Не оборачиваясь, пошагала к дороге, и только показала парню, оставшемуся позади меня, комбинацию из трех пальцев. Самую неприличную комбинацию.
Глава 9. Рогов
Надо.
Было.
Признаться.
Сразу.
Надо было сразу сказать, откуда мы знакомы со Стасом, и чем я вообще зарабатываю себе на жизнь. Тогда бы я не плелся сейчас за Викой, пряча озябшие руки в карманы.
Плохая привычка автомобилиста — одеваться не по погоде. В машинке тепло же… Вот и получай, Рогов, за свою беспечность и недальновидность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вика упрямо шагает вперед, в сторону остановки. Бусинка, дрожащая на руках хозяйки, что-то тявкает, но уже не так громко.
— Вик, себя не жалеешь — собаку пожалей! — кричу вслед, и снова созерцаю ее тоненькие пальчики… Пальчик. Один. Средний. Но не сдаюсь. — Я все тебе объясню, если ты позволишь.
— Иди к черту! — не оборачиваясь, кричит девушка.