Читать интересную книгу Холера. Дилогия (СИ) - Радик Соколов

Тишь утра нарушали только ныряющие утки. Их было множество. Наглые птицы буквально усыпали пологий берег и смешно переваливаясь ходили по узкой полоске. Саблин занервничал. Ему не давали покоя лавры барона Мюнхгаузена. Очень хотелось одним выстрелом добыть пять, а то семь птиц. Дождавшись благоприятного момента, он выстрелил. Три тушки так и остались лежать на берегу. «Рассказать кому, ведь не поверят». После шума выстрела стая всполошилась и встала на крыло. Берег опустел, но над водой то и дело проносились табуны птиц.

— Видать здесь утка привыкла кормиться. — Саблину это оказалось на руку. Работы предстояло дня на два. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Саблин уже увереннее ощипал и выпотрошил добычу. Пока о поисках пропитания можно было не думать.

Два дня Саблин мастерил плот. Ничего не понимая в строительстве подобного судна, он полагался лишь на свою интуицию. Конструкция получилось неповоротливой и едва слушалась шеста.

— Ничего, — решил Женька, — попробую приноровиться. Вес мой с вещами уверенно держит и ладно. Тут главное на мель не сесть и в повороты вписаться. Не в гонках участвовать. Погода установилась. Река спокойная. По крайней мере, пока сюда с егерем добирались на плоскодонке, петляющее русло километров сорок было свободно, ни одного слива. Поплыву потихонечку.

Отправляться решил утром, когда над водой еще стелется легкий туман, а утренняя прохлада норовит забраться под куртку.

На рассвете Саблин вылез из палатки и подумал: «Что мне на роду написано? Как бы то ни было, но такое приключение просто подарок богов. Чего бояться! Все там будем! Дурак я буду если захочу провести жизнь на одном месте. Передо мной целый неизведанный мир».

Погода менялась. На небе появились пушистые облака. Под порывом набежавшего ветерка качнулись, словно прощаясь, высокие пихты. Саблин приноравливаясь неловко погрузил шест в воду и оттолкнулся. Вода зашевелилась рябью, подхватила несуразную конструкцию и медленно понесла ее вниз по течению. Потянулись, зашевелились берега то, хотят сомкнуться, то разбегаются. Плыть приходилось осторожно. То и дело стали попадаться затопленные лесины, торчащие из воды и шевелившие своими облезлыми ветвями.

Плыл Женька медленно. Река то петляла меж возвышенностей, то попадала в прямые как просека участки. Пешеход напрямик движется куда быстрее, только он не может лежать и любоваться как над головой проплывает синее небо и мечтать. В такие моменты делалось легко и покойно. Заботы отступали и будто терялись в дрожащем прибрежном воздухе. Жаль только, что чаще приходилось работать шестом да по сторонам и вперед поглядывать. Вечером Саблин сходил на берег, но спать возвращался на своего деревянного уродца в палатку, приноровившись не причаливать вплотную к берегу на ночь, а оставаться на некотором отдалении. Он вбивал недалеко от берега колья и к ним крепил плот.

Устать от однообразия не получилось, хоть и три дня на бегущую воду смотрел. За это время вполне приспособился к своему судну и чувствовал уже некую уверенность. На первом же перегоне он удачно поднял с кормежки стаю гусей, но не растерялся и успел одного подстрелить. Вечером зажарил его на импровизированном вертеле и устроил праздник желудка. С лапшой очень вкусно получилось.

Окружающий мир манил загадками. Волнение и нервозность пропали. Впереди предстоял далекий путь, возможно длиною в целую жизнь. Зачем медлить или торопиться.

Веяло таким умиротворением, что Саблин успокоился и приноровился к столь значительным изменениям в судьбе. Небо точно стало выше, горизонт раздвинулся. Ничто не намекало на присутствие человека. Девственные места. Мягкие линии окружили берега, даже солнце светило дружелюбно и мягко. Женька стал чувствовать себя и лучше, и покойнее. Появилась улыбка на лице, а в голову не лезли панические мысли. Хотелось радоваться и дышать полной грудью.

Глаз Женьки замылился и на пятый день своего путешествия он, едва отчалив утром с первым светом, почти проморгал появление того, что давно искал. Стоило руслу сделать поворот, как река разлилась широким плесом и стала мельче.

К воде с одной стороны подступали высокие сосны, а с другой кусты и небольшие деревца ивы. И вдруг. Словно кто-то раздвинул деревья. В берег упиралась самая настоящая пыльная тропинка. Она с одной стороны выныривала из приречного кустарника, сбегала в реку, а с другой поднималась на крутой косогор. Вряд ли лесные звери накатают колею. Захотелось пройтись, вспомнить каково оно: идти, не думая о том, что вскоре встретится очередное препятствие. Шагай себе и шагай. Женька поднялся со своего насиженного гнездышка посреди плота, выпрямился гибким движением и легко соскочил в воду. Хлюпая сапогами, добрался до берега, подтянул плот, с которым теперь приходилось расставаться, и крепко привязал его к веткам. Женька, в ставшей теперь обычной обстановке, выглядел совершенно органично, да и кажущаяся хрупкость никак не соответствовала силе, с какой он подтягивал плот. Сам не понимая зачем, он постарался укрыть неказистое судно в зарослях нависающего над рекой смородинника. Замаскировав свое произведение, Саблин взвалил на спину изрядно похудевший рюкзак и тронулся в путь. Идти в сторону болотистой низинки не хотелось, поэтому Женька стал быстро подниматься вверх по крутому подъему уверенно, ступая соскучившимися по нагрузке ногами. В уверенных шагах ощущалась нерастраченная энергия и выносливость. На уже обветренных щеках показался румянец, а сердце нетерпеливо забилось. С каждым новым шагом, сделанным по поднимавшейся на холм тропе, все более открывались величественные виды нетронутой тайги. Еще шаг-другой, и Женька оказался на вершине почти голого каменистого холма, с которого вся окружающая местность оказалась как на ладони. Вокруг простирались безбрежные леса, прорезанные извилистым руслом реки, несущей свои воды к большему водному потоку, плещущемуся в необозримой дали. Дикая, первобытная тайга. Ничто не указывало на присутствие человека. Весь мир, казалось, был захвачен одним огромным таинственным лесом, простиравшимся в бескрайние дали. Женька пристально вглядывался в необозримые шири, стараясь заметить мельчайшие детали, и вдруг невольно залюбовался поднимающимся из-за горизонта светилом. Ласковое солнце еще не обжигало, а будто ласкало своими нежными как руки красавиц лучами. Оно словно всплывало, приветливо и лукаво глядя на мир. Свет его был мягок и не резок настолько, что огненный шар даже разрешал любоваться своей красотой без рези в глазах. Небо как бы вспыхнуло. Набирал силу восхитительный летний день.

Тропа сбегала вниз и вскоре Женька оказался как в сказке под сенью векового леса рядом с очень удобным пеньком, точно приглашавшем присесть и подумать, как быть дальше. Быть по сему. Саблин снял рюкзак и устроился на ровной поверхности. Через пять минут, глотнув на удачу воды из фляжки, Женька двинулся вперед. Дорожка все вилась и вилась по лесу. Стволы деревьев возвышались по обеим сторонам, перекидываясь через тропу зелеными волнами ветвей. Местами, дорожка делалась так узка, что пробраться по ней на широкой телеге было бы затруднительно. Кое-где узловатые корни, торчавшие из земли точно змеи, ползли поперек тропинки.

Несмотря на кажущуюся безмятежность, Саблин был настороже. Его внимательные глаза, двигаясь из стороны в сторону, старались проникнуть под сень леса. Даже самые слабые звуки удостаивались его внимания. Ох, не зря он столько времени провел в тайге. Тут поневоле научишься внимательности и осторожности.

То здесь, то там попадались следы присутствия человека. Тут подрубленное деревцо, там небрежно присыпанное землей кострище. Вскоре нашлась поляна, с непонятным сооружением из бревен вроде амбара.

Тут бы Саблин и устроил привал, да только ему почудилось, будто он слышит переливы знакомой мелодии. Навострив уши и улавливая малейший звук, он двинулся в сторону становившегося все более явственным легато. Через несколько сотен метров он наткнулся на лесную поскотину. Брошенные на вбитые в землю козлы стволы молоденьких деревьев перегораживали своими сучьями лесное пастбище и не давали скотине свободно гулять по лесу.

Двигаться вдоль изгороди пришлось совсем недолго. Звуки сделались явственны. Саблин ускорил шаги. Через миг показалось и стадо коров, вольготно расположившееся на лесном лугу. Молоденький паренек едва шестнадцати сидел на пеньке рядом с изгородью и увлеченно играл на инструменте странного вида. Самоделка — теперь это было очевидно. Парень находился боком к выскочившему на полянку Женьке и был настолько увлечен музыкой, что пока не замечал пришельца.

Одет был пастушок в широкий, без воротника, сшитый из сермяги полузипунник, застегнутый на деревянные костыльки. Длинный цветной кушак со спрятанными концами оказался ловко несколько раз обмотан вокруг пояса. Из под распахнутого ворота выглядывала рубаха-косоворотка с вышивкой. На ногах висели холщевые порты, собравшиеся сзади мешком. Волосы скрывала роскошная, чуть кособокая валяная шапка в виде колпака с узкими полями. Только вместо ожидаемых лаптей на ногах красовались крепкие сапоги. Сквозь озабоченные и обветренные черты узкого, лица проступало что-то ребяческое, свойственное уходящей дурашливой юности. Высокий открытый лоб заставлял думать о том, что его обладатель не лишен ума и рассудительности. Над губой уже пробивался еще нежный пушок, а по губам, в перерывах между экзерсисами, блуждала мечтательная улыбка.