но безумно большое выпало из меня, с грохотом, скатилось ниже по паркету. Нас ещё связывала прочная, толстая нить, но уже известно, что на том конце провода абонент не смог достучаться до меня. Ни до кого. Спи спокойно, мой родной, я не забуду тебя. И никто после не падёт бессмысленной жертвой глупых, необразованных родителей. Я никогда не любила тебя, но такого будущего не желала. Прощай.
И снова грёзы. Густые, сверкающие во тьме, хаотичные звёзды кричат о потраченных судьбах и пустых обещаниях. Может, стала бы я такой же, имея чуть больше, чем ничего. Но сейчас, падая всё глубже и глубже в бездонную яму сверкающих ртов и мнимых эмоций, не слышу даже биения сердца, забывая, как дышать, держу самое дорогое, что когда-либо имела. И, не коснувшись его, потеряла, без возможности даже попросить прощения. Несправедливость. Смею ли я говорить о ней? Пустая оболочка без мнения. Как кукла в руках душевнобольного мастера, как ветер посреди адской пустыни, как девушка в толпе диких, бездушных людей. Вы слышите их? Шаги приближающейся тьмы. Она нашла меня, наконец. Теперь, даже такое низкое существо, как я, не будет одиноко.
И почему я не могу открыть глаз? Хотя бы раз взглянуть на окружающих мир, на то, что привело меня к концу. Тепло? Откуда? И запах мыла. И шум. Это человеческие голоса? Их так много. Неужели, я в раю? Не может быть. Столь грешное существо без цели и дара, никогда не ступит на чистую дорогу здравомыслия. Только если… его кто-то приведёт туда, под руку, не отпуская ни на минуту. Снова их слышу, голоса всё отчётливее звучат, но не разобрать, что они обсуждают. Думаю, мне пора.
От комы меня пробудило тепло. Нечто очень горячее прильнуло к щекам, шее, лбу и носу. Затем, в пространстве между сном и реальностью, я почувствовала запах тлеющего костра и немного дыма, что принёс попутный, весенний ветер. Решив поднять окаменевшую конечность, застыла, потому что в моих силах подвластны лишь веки. Что-то тугое сковывает запястья, грудь и ноги, не разрешает двигаться, даже для вдоха места не хватает. Тогда, раскрыв совсем чуть-чуть глаза, увидела танцующий, жёлтый цветок на фоне красного моря. Не думала, что увижу нечто подобное. Недалеко, на расстоянии вытянутой руки, сидит незнакомый мужчина в чёрной униформе. Все силуэты размыты, до сих пор организм не способен полностью восстановиться от длительного анабиоза. Поэтому я не двигалась, лишь наблюдала за окружением. Схватившись за тоненькие пальцы, рыжие платья танцевали вокруг брошенного тела, обжигая лицо. Со временем, глаза привыкали к ярким краскам, всё лучше и лучше распознавая очертания.
— Она очнулась, возвращайся, — вслед за хриплым звуком, будто из потустороннего мира, заговорил мужчина подле меня.
Наверное, шипение издавала толстая рация, что висела на кармане бронежилета где-то в районе груди. Исследуя всё больше местности, мне открылись новые, до момента неизвестные, горизонты. Я не узнавала окружения, запахов. И себя, в том числе, потому что собственные конечности не слушались. Единственное, что связывало меня с прошлым, отсутствие бесформенного, твёрдого живота. Да, конечно, я всё помню.
— Алиса, как ты себя чувствуешь? — с неравномерной отдышкой, влажным лбом и грязными руками, ко мне подбежал, снося верхний слой почвы, Гоша. Характерные черты и, единственный в своём роде, низкий, но чёткий голос, принадлежали только ему, — ты знаешь, что там случилось? Кто это сделал с тобой?
Сделал что? Почему твоё лицо выглядит так, будто не я виновник произошедшего? Неужели, ты снова расскажешь мне что-то новое?
— Я знал, что надо было забрать тебя сразу! Идиот, какой же идиот!
Ему… грустно? Гоша, что ты пытаешься сделать? Почему твоё лицо выглядит таким несчастным?
— Не видел ничего подобного даже на войне. Понимаю, что тебе страшно, но прошу, расскажи мне всё! — горячая, почти обжигающая кисть, держала меня за руку, очень крепко, но бережно, как хрусталь.
— Я родила и уснула. Спаситель разозлился, наверное, за мой поступок.
— Спаситель? О ком ты говоришь? Какой поступок?
Громадные вопросы размером, кажется, с Анды, прижали меня сплошняком к мокрой земле и не отпускали. Наверное, мне сильно недостаёт опыта в общении с людьми, особенно с теми, кто как-то присутствует в скучной жизни.
— Ты о моём отце говоришь? — заметно интонация Гоши сменилась с низкой и спокойной на грубую. Молчаливый напарник в полицейской форме скрылся за припаркованным камуфляжным внедорожником без крыши, что стоял в десяти метрах от лагеря.
— Почему ты так спокойно говоришь о человеке, который издевался над тобой, Алиса? — крепко сжав обмотанные плечи, Гоша приподнял меня над красным, потрёпанным спальником, — ты должна ненавидеть его, злиться! Всё, что угодно, но только не спускать ему всё с рук! Он — урод, Алиса. Никогда, никогда, слышишь? — теперь мужчина закричал, направляя ярость куда-то в воздух, — не называй его спасителем!
— Я должна злиться?
Мы не могли оторвать взгляда друг от друга. Возможно, нам стоило больше говорить о том, что происходит внутри. Во всяком случае, так я бы лучше поняла, как влияют эмоции на меня.
— Да, он ведь, насиловал тебя? — снова голос стих, Гоша стеснялся говорить о произошедшем. Наверное, моя жизнь имела больше изъянов, чем предполагала.
— Я не сопротивлялась. Поэтому, не думаю, что это можно назвать насилием.
— Но ты этого не хотела, так ведь?
Наконец, спустя столько времени, мой новый друг понял, что со мной происходят странные вещи. Я вижу смущение поверх любых других эмоций с его мимики. И чем дольше мы смотрим друг на друга, тем глубже он тянется за мной в бездну.
— Я не знаю. Я ничего не чувствую, кроме боли. Иногда мне скучно. Ещё реже я испытываю голод или нужду. Но когда спаситель брал меня, я не испытывала злости. Просто ждала, пока всё закончится. Как и другие гости.
— Часто приходили мужчины, которые обижали тебя?
— Каждый день. Иногда несколько за сутки. И пару раз три одновременно. Они называли меня — спусковым матрасом.
Раскрытые до предела веки, радужка, наполненная яркими-гневными красками, и искажённое до безумия лицо Гоши дали мне понять, что я должна чувствовать сейчас. Но пока, кроме усталости и чуть-чуть голода, не испытываю ничего.
— Расскажи мне всё, я должен знать, Алиса, — только сейчас Гоша отвернулся. Теперь я не вижу эмоций, гуляющих поверх него, однако, уверена, что он злится.
— Мне нечем поделиться с тобой. Я очнулась в той комнате, без воспоминаний и смысла. Мне ничего не приносит ни радость, ни горя. Я не знаю своих родителей и друзей у меня тоже нет.