Читать интересную книгу Современники - Борис Николаевич Полевой

с чем несравнимое волнение, которое испытывает много повоевавший солдат, стоя на пороге своего дома, у двери, за которой живёт его семья.

Потом потекли обычные трудовые будни. Для Слепухи они были радостнее праздника. Он работал неутомимо, с жадностью, с какой насыщается изголодавшийся человек. Он снова стал весел, общителен, разговорчив и при случае, толкуя с ремесленниками, часто навещавшими рудник, всегда говаривал, что среди всех наград, полученных им, самая дорогая — это труд вот на этой самой машине.

Но высшая награда ждала его впереди. До Урала донеслась весть о том, что в междуречье Волги и Дона начаты созидательные работы огромного масштаба. По деталям машин, какие начали изготовлять для этого строительства уральские заводы, люди догадывались, что работы эти небывалые. И Дмитрия Слепуху, который к тому времени вновь обрёл славу первого на руднике экскаваторщика, женился и стал отцом, неудержимо потянуло с обжитого Урала в донские степи.

Он послал туда заявление, в котором сообщал свою биографию, и написал, что для него, советского солдата, прошедшего путь войны, участие в этой стройке будет высшей наградой из всех, о каких он только мечтает.

Ему телеграфировали: «Приезжайте».

Строительство тогда только еще начиналось, и, прибыв на место, Дмитрий Алексеевич начал с того, что смонтировал привезённый туда по частям экскаватор «Уралец». Поставив его, как он говорил, «на ноги», он добыл на нём первые кубические метры земли на судоходной части канала.

С тех пор он не расстаётся с машиной. Свой «Уралец» он то шутливо именует «моя лопата», то ласково называет «земляком». Действительно, это отличная машина. Дмитрию Слепухе, поработавшему за свою жизнь на машинах одиннадцати марок, «Уралец» раскрыл все свои богатейшие, далеко еще не исчерпанные производственные возможности. Слепуха, вспоминая свой трудовой путь и все машины, на которых ему доводилось работать, признаёт этот экскаватор лучшим.

С первых же дней Дмитрий Алексеевич своей «лопатой» творил чудеса. Он быстро достиг и превысил сначала плановые, потом проектные нормы. Чуть ли не каждый месяц он ставил и побивал свои собственные рекорды. Сам конструктор машины, приезжавший с Урала на стройку, много часов провёл в кабине Слепухи, наслаждаясь тем, как работало его детище в руках этого мастера. Как равный с равным, советовался он с Дмитрием Алексеевичем, слушал его критику, записывал его предложения, подсказанные практикой, и вместе они мечтали о новых, могучих механических лопатах, которые пока лишь рисовались в воображении конструктора.

Да и как было не радоваться отцу стального богатыря! В искусных руках Слепухи «Уралец» выбирал за смену вместо тысячи кубических метров грунта до трёх тысяч и выше. Какой толчок давали эти цифры творческой мысли конструктора!

«В чём же секрет его невиданных успехов?» — думал конструктор, сидя в просторной кабине, за решётчатыми окнами которой всё время двигалась панорама стройки.

Ответить на этот вопрос помогла ему одна, казалось бы, не особенно существенная деталь, ничего общего с техникой не имеющая: белый голубь, не очень искусно нарисованный на козырьке машины.

Приезжий инженер, конечно, знал, что означала эта широко известная эмблема сторонников мира, и всё же он поинтересовался, почему экскаваторщик изобразил её на кабине машины.

Слепуха ответил, что его экипаж встал на Вахту мира и что желание оборонять мир вдохновляет его и всех его людей — солдат минувшей войны.

— Вы много воевали? — задумчиво спросил конструктор.

— Пришлось, — ответил Слепуха, с артистической ловкостью орудуя рычагами машины.

Инженер кивнул головой. Он уже не раз наблюдал на заводе, как демобилизованные воины, вернувшись к мирным занятиям, удивляют всех своим рвением и мастерством. И он всё понял.

Да, секрет успеха Дмитрия Слепухи, о котором столько писали и говорили в те дни, несомненно, слагался из хороших качеств его могучей «механической лопаты», из совершенного мастерства, доведённого до настоящего искусства, беззаветной преданности Родине и неистребимой любви к мирному труду, пронесённой через все фронты.

И открыть этот секрет помог конструктору белый голубь, не очень умело нарисованный на козырьке машины.

Зайчик

Новый посёлок строителей, просторный, благоустроенный, с широкими, прямыми, щедро освещёнными улицами, со столичными автобусами, надменно проплывающими мимо маленьких весёлых домиков, как-то вдруг оборвался у последнего чугунного светильника, и сразу открылась степь. В густой дымке закипающей метели она казалась первозданной.

Не проехав и четверти часа, машина уткнулась в островерхий сугроб, брошенный ветром поперёк дороги, и забуксовала. Сердито взвыл мотор. Пока шофёр отвязывал лопату, которую он предусмотрительно возил с собой, приторочив к ручкам дверей, мы выбрались наружу. Во мгле сердито шелестел сухой, колючий снег. Несясь порывами, он яростно сёк лицо, струился под ногами и так налетал на фары, будто старался их погасить. И всё же, пробивая шевелящуюся кисею метели, снопы автомобильных огней освещали кусок дороги. Обрамлённая расплывчатыми снежными валами, она была девственно бела. Ветер заметал на ней одинокий человеческий след.

Спутник мой, инженер в щеголеватой форме железнодорожника, показал на этот заносимый метелью след и, ухмыльнувшись, вдруг запел слабеньким приятным баритонцем:

Степь да степь кругом, Путь далёк лежит. В той степи глухой Умирал ямщик...

— Похоже, а? Свистит, крутит! Необузданная стихия... А ведь тут утром моя автоколонна прошла. Машин пятьдесят, тюбинги со станции перегоняли. — Он приподнял рукав шинели и глянул на часы. — А через час автобусы с шахт людей повезут... Вот она какая у нас, стихия-то!

Было заметно, что инженер не прочь порисоваться перед новым в этих краях человеком необычностью условий, в каких им, метростроевцам столицы, доводится тут рыть русло подземной реки.

Между тем шофёр провёл «Победу» через сугроб, мы заняли места, и машина двинулась навстречу бурану, как бы осторожно нащупывая колёсами дорогу, маневрируя между курящимися снежными валами. Одинокий человеческий след, то уже почти занесённый, то чётко вырисовывающийся