— Они действовали как раз вот тут, где проходит створ плотины, где строят шлюзы и копают канал, — закончил рассказ работник райкома и повторил слова старейшего гостя праздника: — Да, истинная слава в огне не горит и в воде не гаснет!
Тогда вступил в разговор один из товарищей внука старого казака, инженер соседнего строительного района. Он вспомнил о том, как комсомольцы здешних мест, свидетели подвига Ивана Смолякова, погибшего за советскую Родину, продолжают тут, на гигантской стройке, славу своих погибших товарищей.
Вот здесь рядом, на так называемом проране, где с бешеной скоростью, бурля и крутясь, неслись воды стиснутого плотиной Дона, понадобилось возвести временный, по выражению строителей, «банкет», чтобы окончательно запереть реку.
Дно на добрую сотню метров выстлали, как здесь говорили, «фартуком» из щебёнки и гравия, покрытых сверху толстым слоем крупного камня, чтобы в решающий день остановки воды стиснутая река не сбросила преграждающие её сооружения, подмыв их снизу.
На этот «фартук» требовалось установить ряжи — огромные деревянные клетки из могучих брёвен. Эти ряжи, заполненные потом камнем, должны были сыграть роль опор эстакады, с которой самосвалам предстояло валить в реку камень.
Установка ряжей — дело весьма трудное. Понадобилось провести сложные и опасные водолазные работы. И вот три молодых водолаза — Сергей Веселовский, Александр Назаренко и Михаил Лесин — вызвались выполнить эти работы.
Это были три комсомольца из близлежащей станицы Романовской. Все они ещё мальчиками были свидетелями подвига Ивана Смолякова и его товарищей. Все они потом служили на флоте, получили там специальность военных водолазов и, демобилизовавшись, продолжали работать по этой профессии. И так уж случилось, что все трое, работая в разных концах страны, узнав о строительстве Волго-Донского канала, захотели участвовать в нём и, не списываясь между собой, встретились уже тут, в посёлке Ново-Соленовском, в конторе гидромеханизации.
Теперь они все трое явились к начальнику работ и попросили именно им поручить установку ряжей. Инженер с сомнением посмотрел на водолазов, лица которых густой медный загар сделал похожими. Молодые, крепкие, обдутые всеми ветрами, они стояли плечом к плечу, как три богатыря: двое — высокие, стройные, третий — малорослый, как кряжистый молодой дубок, выросший на открытом речном берегу. И глаза у них у всех были цвета донской воды, но разных оттенков, какие она принимает в зависимости от погоды: у одного — голубые, у другого — серые, у третьего — зеленоватые,
Инженер невольно залюбовался ими. Но оттого, что все они были чересчур уж молоды, и потому, что дело предстояло сложное и, главное, опасное, начальник спросил, есть ли у них опыт подводной работы на таком быстром течении. Только одному из троих, Михаилу Лесину, доводилось работать на Дунае. Но течение там было один метр в секунду. Разве это могло сравниться с бешеным током воды в узком проране, где, злясь, свирепствовал стиснутый с двух сторон Дон?
Молодые водолазы настаивали так горячо и так искренне, что начальник согласился попробовать — именно попробовать и только...
Катер притащил к прорану дощатую будку, стоявшую на большой лодке и шикарно именуемую водолазной станцией, и оставил её на приколе, под защитой земляной дамбы. Это было совсем недалеко от места, где были сброшены в прорубь комсомольцы-партизаны. Молодые водолазы, свидетели славы и гибели своих земляков, хорошо помнили об этом. Больше того: хотя они об этом друг с другом и не говорили, их настойчивое желание принять участие в закрытии прорана тем и объяснялось, что, с детских лет бережно храня память о погибших героях, они стремились чем-нибудь более выдающимся, чем обычные водолазные дела, отметить своё участие в великой стройке.
Они смело пошли на опасное дело, веря, что сообразительность и настойчивость заменят им недостаток опыта. Для начала предстояло выложить под водой так называемые постели, то есть, попросту говоря, уложить на дне бешено несущегося потока огромные камни, и уложить таким образом, чтобы те образовали ровную площадку, на которой прочно встанут потом ряжи.
Первым пошёл под воду старшина станции Сергей Веселовский, маленький кряжистый человек, у которого на бронзовом от загара лице весело сверкали глаза того непередаваемого цвета, какой приобретает донская вода в погожие, ясные дни.
Это была разведка.
Едва успев опуститься под воду, Веселовский сразу же выяснил, что противник силён и свиреп и что сражение с ним будет самым трудным случаем в водолазной практике его и его друзей. Вода, взбулгаченная бурным течением, была непроницаемо мутна. Стало быть, предстояло работать на ощупь.
Коснувшись дна и улёгшись головой против течения, водолаз с удивлением ощутил, что даже и тут поток не становится более смирным. Стоило Веселовскому на миг оторвать свою руку от камней, как течение сразу же заломило её назад, а подняв по неосторожности голову, он точно получил удар и едва удержался за камни, чтобы не быть опрокинутым.
Работать можно было только лёжа. Двигать огромные камни приходилось одной рукой, так как другой нужно было всё время за что-нибудь держаться.
На поверхность Сергей Веселовский поднялся с готовым планом. Он решил опустить на дно железнодорожный рельс, положить его навстречу течению и, цепляясь за него одной рукой, другой работать, используя рельс и как опору, и как линейку для выравнивания камней.
Так и сделали. Рельс был опущен, и три молодых водолаза, приобретая на ходу опыт работы на сверхбыстром течении, принялись выкладывать каменные постели для опор ряжей.
Тяжёлая, опасная работа! Опустившись на дно, водолаз левой рукой нащупывал металл, цепляясь за него, приникал к земле, а правой проворно двигал камни. Именно двигал — потому что как только он поднимал камень, отрывая его от дна, течение било в него и вместе с рукой бросало назад. Так и работали невидимые человеческому глазу подводные труженики: в кромешной тьме, сравнивая бугры, заваливая ямы.
И так час, два, три...
По существующим правилам, у водолаза под водой только два рабочих часа. Шесть часов на всю группу. Но время не ждало. Осень наступала строителям на пятки. Дон должен был быть перекрыт и проран замыт песком плотины до осенних дождей, до подъёма воды, который значительно удорожил, усложнил бы