class="p1">Хлопнула входная дверь. Элиза посмотрела на Мориса:
— Еще кофе?
Морис неопределенно пожал плечами:
— Можно.
Элиза выбила пальцами нервную барабанную дробь по столу и встала со своего стула. Она стала дежурно собирать тарелки со стола. За спиной Мориса надрывно взвыла кофемашина. В раковине зажурчала вода и зазвенела перемываемая посуда. Кофемашина успокоилась, и перед Морисом водрузилась чашка с белой пенкой. Элиза села напротив Мориса, сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. Она сосредоточенно его разглядывала, как будто ожидая от него чего-то. Морис под ее пристальным взглядом суетливо брал время от времени в руку в чашку, подносил ко рту, делал маленький глоток и снова ставил чашку на стол. Он все больше погружался в растерянность, не понимая, что ему следует предпринять. Элиза напряженно вздохнула и поинтересовалась:
— Что, так и будем сидеть на кухне? Может, это мне лучше было пойти в магазин вместо Софи?
Морис недоуменно захлопал глазами. Намек был предельно прозрачен. Смятенное сознание заметалось яркими всполохами: «Что, все вот так просто? Подойти к ней и овладеть? Прямо здесь?»
Морис посмотрел на серьезное лицо Элизы. Мысли в голове отстраненно отозвались: «Да нет! Ерунда. Все не так. Как только я к ней прикоснусь, сразу получу по морде».
Спасительной соломинкой мелькнула мысль: «Что-то тут не так. Наверное, я что-то не так понял, что-то упустил».
Ревиаль невнятно и растерянно промямлил:
— Я не знаю. Как у вас здесь принято? Может, это мне нужно было сходить в магазин? Я, правда, не знаю, где у вас магазин и что в нем брать.
Элиза недовольно скривила рот, с каменным лицом подошла сзади к Морису и положила руку ему на плечо:
— Пошли в комнату, потанцуем. Я танцевать люблю. Вчера ты мне не дал в ресторане потанцевать, значит, за тобой долг. Обязан компенсировать.
Морис плелся за ней, недоуменно бурча:
— Я не дал тебе танцевать?
Элиза взяла его за руку и заглянула снизу вверх в его глаза:
— А ты не помнишь, как отшил вчера у меня ухажера, который меня пригласил на танец?
Морис отрицательно замотал головой. Щелкнула клавиша, и комнату наполнила простенькая мелодия. Инициативу взяла на себя Элиза. Она положила руки на плечи Мориса. Морис в ответ тоже обнял ее за талию и стал неуклюже топтаться на месте. Она положила голову на его грудь и чуть хрипловатым голосом продолжила свой рассказ:
— А ты знатно ему бока намял. Весь ресторан на ушах стоял.
Элиза напряженно хихикнула:
— Вовремя мы оттуда смотались. Иначе ты бы мог проснуться сегодня в полицейском участке.
Голова Элизы покоилась на груди Ревиаля, и она не увидела, какую изумленную физиономию скорчил Морис. Она неторопливо продолжила:
— Я тогда подумала о тебе: вот настоящий мужчина. Беру себе, а остальные… остальные перебьются. И тут облом.
Она подняла к Морису лицо и медленно потянулась к нему губами. Утренняя абстиненция Мориса уже спала, свернувшись на дверном коврике калачиком. А тестостерон разливался живительной влагой по его телу, булькал в артериях и заполнял мышцы. Запоздалая предусмотрительность заставила Ревиаля задать осторожный вопрос:
— А Софи скоро должна вернуться?
Элиза хищно сузила глаза:
— С ней хочешь потанцевать? Ей ты ничего не должен, в отличие от меня.
Морис смущенно буркнул:
— Да нет. Я просто так поинтересовался.
Элиза с легким придыханием ответила:
— Она же не дура и не гимназистка. Знает, когда надо возвращаться.
Она подтянула его голову к своим губам. Кто из них кого завалил в кровать, они и сами не поняли. Но усилие к этому они приложили оба. Сдирали одежду они с себя и друг с друга довольно безрассудно, без малейшей жалости к ней. Жалобно треснул пеньюар Элизы. С треском отлетела пара пуговиц с рубашки Мориса. Элиза попыталась опять перехватить инициативу. Она опрокинула Мориса на спину и рухнула на него сверху. Но тестостерон уже отшвырнул сдержанность Мориса в сторону. Сдержанность со слезами отчаяния побрела в угол к абстиненции. Элизе же ничего не оставалось, как безропотно подчиниться Морису, не ограничивая его свободу действий. О чем в ближайшие несколько минут она не пожалела.
Потом они лежали на спине и, тяжело дыша, рассматривали белый потолок. Большая ладонь Мориса легонько сжимала маленькую ладошку Элизы. Со все нарастающим усилием ногти Элизы стали впиваться в ладонь Ревиаля. И новый гормональный всплеск одновременно прошил их обоих, как электрический разряд, и сотряс. Это было именно то состояние, когда тело перестает подчиняться разуму, им овладевает божественный инстинкт, отключающий сознание щелчком пальцев. И Морис с Элизой снова сплелись в объятиях. И вдруг все оборвалось. Щелкнул ключ в замке входной двери. Хлопнула дверь, и в прихожей раздалась возня. Сознание возвращалось к ним, как тишина осечки после щелчка курка в затворе. Их взгляды еще успели зафиксировать остатки страсти на лице партнера, а мозг уже зиял опустошающим небытием. Это были те мгновения, когда слова все еще были лишними, и все вокруг уже разделилось на здесь и там. Ревиаль протяжно выдохнул воздух и откинулся на подушку.
Втроем тоже неплохо
У него за спиной раздался голос Элизы:
— О чем речь? Что обсуждаем? Ну вы гады! Без меня пьете! Что, подождать не могли?
Софи наигранно хохотнула:
— Извини, не удержались. Успокойся, на брудершафт мы еще не пили. Тебе, как положившей начало совместным сексуальным утехам нашего общего друга, предоставляется право первого брудершафта.
Элиза укоризненно посмотрела на Софи. Она подняла со стола третий бокал и молча потянулась им к Морису. Ее глаза светились, как два нежных фонарика. У Мориса по телу прокатилась гремучая смесь эндорфинов, адреналина и других продуктов гипофиза. Он сглотнул комок в горле, и его кадык дернулся. Софи в это время громко поясняла таинство брудершафта:
— Сначала каждому надо сделать глоток из-под сцепленной руки, потом один поцелуй. Это поцелуй товарищеский. Второй поцелуй дружеский. Так. Третий — поцелуй свободы и любви.
Третий поцелуй Мориса и Элизы затянулся. Морис все энергичней и сильней прижимал к ее себе. Она этому не противилась. Ее тело было податливо, как пластилин в руках скульптора. Пальцы Элизы нежно и ласково коснулись головы Мориса, погрузились в его шевелюру. Неожиданно, но как нельзя к месту ее ногти царапнули кожу головы. Их губы стали следовать тому ритму, который задавала рука Элизы в шевелюре Ревиаля. Ее пальцы то увеличивали нажим на голову, и ногти сильней впивались в кожу, то ослабевали. Ревиаль ощутил присутствие чего-то эластично-пружинного во всем теле, и его естество уперлось в бедро Элизы.